Грекова Любовь

Берггольц Ольга Фёдоровна родилась15 мая (3 мая) 1910 в Санкт-Петербурге. В Первую мировую отец ушел на фронт полевым хирургом. В 1918 году голод и разруха привели Марию Тимофеевну с дочерьми в Углич, где они жили в одной из келий Богоявленского монастыря. В 1921 году вернулся отец, прошедший две войны. И они вернулись на Невскую заставу.

Ольга стала ученицей 117-й трудовой школы, а в 1924 году она уже была пионеркой, превратившись из набожной интеллигентной девочки в пролетарскую активистку, вскоре вступившую в комсомол.

1928 год. Берггольц в возрасте 18 лет поступила на филологический факультет Ленинградского университета. Преддипломную практику проходила во Владикавказе летом — осенью 1930 года в газете «Власть труда»

В 1930 году Берггольц развелась с Борисом Корниловым и вышла замуж за однокурсника Николая Молчанова, брак с которым продлится до его смерти в 1942 году.

С 1930 года работала в детской литературе, печаталась в журнале «Чиж», издала свою первую книгу - «Зима-лето-попугай».

1933—1935 годах выходят очерки «Годы штурма», сборник рассказов «Ночь в Новом мире», сборник «Стихотворения», с которой начинается поэтическая известность Берггольц.

В 1934 году принята в Союз писателей СССР, откуда была исключена 16 мая 1937 года. Вновь восстановлена в июле 1938 года, а затем, в связи с арестом снова исключена.

В начале 1937 года Берггольц была вовлечена в «дело Авербаха», по которому проходила свидетельницей. После допроса, будучи на большом сроке беременности, она попала в больницу, где потеряла ребёнка. Первый муж, Борис Корнилов, был расстрелян 21 февраля 1938 года в Ленинграде. К середине 1938 года все обвинения с неё были сняты. Но через полгода, 13 декабря 1938 года, Берггольц, находящуюся вновь на большом сроке беременности, арестовали по обвинению «в связи с врагами народа», а также как участника контрреволюционного заговора против Ворошилова и Жданова. Проходила по делу «Литературной группы», которое было сфальсифицировано бывшими работниками УКГБ по Кировской области. После побоев и пыток Ольга прямо в тюрьме родила мёртвого ребёнка. Ольга Берггольц была освобождена 3 июля 1939 года и впоследствии полностью реабилитирована.

В феврале 1940 года Берггольц вступила в ВКП(б). В годы Великой Отечественной войны оставалась в осаждённом Ленинграде. С августа 1941 года работала на радио, читала стихи, выступала перед публикой в театрах, почти ежедневно обращалась к мужеству жителей города.

Второй муж Ольги, литературовед Николай Молчанов, умер от голода 29 января 1942 года. Ольга Берггольц посвятила ему лучшую, по собственному мнению, поэтическую книгу «Узел» (1965).

В это время Берггольц создала свои лучшие поэмы, посвящённые защитникам Ленинграда: «Февральский дневник» (1942), «Ленинградскую поэму» (1942). В 1943 году писала сценарий фильма о бытовых отрядах блокадного города, в итоге переработанный в пьесу «Они жили в Ленинграде». Указом Верховного Совета СССР и Ленинградским отделением Союза писателей СССР поэтесса Ольга Берггольц была удостоена медали За оборону Ленинграда - за мужество и доблесть.

В 1950 году в журнале «Знамя» было опубликовано главное стихотворное произведение Ольги Берггольц — поэма «Первороссийск», через год отмеченная Сталинской премией. В 1952 году — цикл стихов о Сталинграде. После командировки в Севастополь создала трагедию «Верность» (1954). Вершиной творчества Берггольц считается прозаическая книга «Дневные звёзды» (1959), позволяющая понять и почувствовать «биографию века», судьбу поколения.

C 1949 по 1962 г состояла в браке с профессором кафедры русской литературы ЛГУ Г. П. Макогоненко. В 1952 году лечилась от алкогольной зависимости в психиатрической больнице.

В 1960-е вышли её поэтические сборники «Узел», «Испытание», в 1970-е — «Верность», «Память». В фильме 1962 года «Вступление» за кадром слышен голос поэтессы (читающей свои стихи). В 1968 году Берггольц открыла памятник своему первому мужу Борису Корнилову на родине поэта в городе Семёнове. Последняя напечатанная новая книга — сборник стихотворений «Память», вышедший в 1972 году в Москве.

Умерла в Ленинграде 13 ноября 1975 года.

После войны на гранитной стеле Пискарёвского мемориального кладбища, где покоятся 470 000 ленинградцев, умерших во время Блокады и в боях при защите города, были высечены слова Ольги Берггольц:

« Здесь лежат ленинградцы.

Здесь горожане — мужчины, женщины, дети.

Рядом с ними солдаты-красноармейцы.

Всею жизнью своею

Они защищали тебя, Ленинград,

Колыбель революции.

Их имён благородных мы здесь перечислить не сможем,

Так их много под вечной охраной гранита.

Но знай, внимающий этим камням:

Никто не забыт и ничто не забыто. »

 

 

"Я БУДУ СЕГОДНЯ С ТОБОЙ ГОВОРИТЬ "

…Я буду сегодня с тобой говорить,

товарищ и друг ленинградец,

о свете, который над нами горит,

о нашей последней отраде.

Товарищ, нам горькие выпали дни,

грозят небывалые беды,

но мы не забыты с тобой, не одни, —

и это уже победа.

Смотри — материнской тоской полна,

за дымной грядой осады,

не сводит очей воспаленных страна

с защитников Ленинграда.

Так некогда, друга отправив в поход,

на подвиг тяжелый и славный,

рыдая, глядела века напролет

со стен городских Ярославна.

Молила, чтоб ветер хоть голос домчал

до друга сквозь дебри и выси…

А письма летят к Ленинграду сейчас,

как в песне, десятками тысяч.

Сквозь пламя и ветер летят и летят,

их строки размыты слезами.

На ста языках об одном говорят:

«Мы с вами, товарищи, с вами!»

А сколько посылок приходит с утра

сюда, в ленинградские части!

Как пахнут и варежки, и свитера

забытым покоем и счастьем…

И нам самолеты послала страна, —

да будем еще неустанней, —

их мерная, гулкая песня слышна,

и видно их крыльев блистанье.

Товарищ, прислушайся, встань, улыбнись

и с вызовом миру поведай:

— За город сражаемся мы не одни, —

и это уже победа.

Спасибо. Спасибо, родная страна,

за помощь любовью и силой.

Спасибо за письма, за крылья для нас,

за варежки тоже спасибо.

Спасибо тебе за тревогу твою, —

она нам дороже награды.

О ней не забудут в осаде, в бою

защитники Ленинграда.

Мы знаем — нам горькие выпали дни,

грозят небывалые беды,

но Родина с нами, и мы не одни,

и нашею будет победа.

 

«Я СЕРДЦЕ СВОЁ НИКОГДА НЕ ЩАДИЛА»

Я сердце свое никогда не щадила:

ни в песне, ни в дружбе, ни в горе, ни в страсти…

Прости меня, милый. Что было, то было

Мне горько. И все-таки всё это — счастье.

И то, что я страстно, горюче тоскую,

и то, что, страшась небывалой напасти,

на призрак, на малую тень негодую.

Мне страшно…И все-таки всё это — счастье.

Пускай эти слезы и это удушье,

пусть хлещут упреки, как ветки в ненастье.

Страшней — всепрощенье. Страшней — равнодушье.

Любовь не прощает. И всё это — счастье.

Я знаю теперь, что она убивает,

не ждет состраданья, не делится властью.

Покуда прекрасна, покуда живая,

покуда она не утеха, а — счастье.

 

«ЛАСТОЧКИ НАД ОБРЫВОМ»

1

Пришла к тому обрыву

судьбе взглянуть в глаза.

Вот здесь была счастливой

я много лет назад…

Морская даль синела,

и бронзов был закат.

Трава чуть-чуть свистела,

как много лет назад.

И так же пахло мятой,

и плакали стрижи…

Но чем свои утраты,

чем выкуплю — скажи?

Не выкупить, не вымолить

и снова не начать.

Проклятия не вымолвить.

Припомнить и — молчать.

Так тихо я сидела,

закрыв лицо платком,

что ласточка задела

плечо мое — крылом…

2

Стремясь с безумной высоты,

задела ласточка плечо мне.

А я подумала, что ты

рукой коснулся, что-то вспомнив.

И обернулась я к тебе,

забыв обиды и смятенье,

прощая все своей судьбе

за легкое прикосновенье.

3

Как обрадовалась я

твоему прикосновенью,

ласточка, судьба моя,

трепет, дерзость, искушенье!

Точно встала я с земли,

снова миру улыбнулась.

Точно крылья проросли

там, где ты крылом коснулась.

 

«БАБЬЕ ЛЕТО»

Есть время природы особого света,

неяркого солнца, нежнейшего зноя.

Оно называется бабье лето

и в прелести спорит с самою весною.

Уже на лицо осторожно садится

летучая, легкая паутина…

Как звонко поют запоздалые птицы!

Как пышно и грозно пылают куртины!

Давно отгремели могучие ливни,

всё отдано тихой и темною нивой…

Всё чаще от взгляда бываю счастливой,

всё реже и горше бываю ревнивой.

О мудрость щедрейшего бабьего лета,

с отрадой тебя принимаю… И всё же,

любовь моя, где ты, аукнемся, где ты?

А рощи безмолвны, а звезды всё строже…

Вот видишь — проходит пора звездопада,

и, кажется, время навек разлучаться…

…А я лишь теперь понимаю, как надо

любить, и жалеть, и прощать, и прощаться.

 

«ОТВЕТ»

А я вам говорю, что нет

напрасно прожитых мной лет,

ненужно пройденных путей,

впустую слышанных вестей.

Нет невоспринятых миров,

нет мнимо розданных даров,

любви напрасной тоже нет,

любви обманутой, больной,

ее нетленно чистый свет

всегда во мне, всегда со мной.

И никогда не поздно снова

начать всю жизнь, начать весь путь,

и так, чтоб в прошлом бы — ни слова,

ни стона бы не зачеркнуть.