Влад Южаков

Однажды Ферапонтыч забрел в чудесную Карамельную деревню. Все в ней было прекрасно: вокруг сдобного сельсовета, богато украшенного взбитыми сливками и пьяной вишней, стояли бисквитные домики с крышами из голубой глазури, за заборами из пастилы росли цукатные деревья, усыпанные сахарной пудрой, под которыми чинно ходили пряничные курочки и леденцовые петушки.

На стене сельсовета висел огромный плакат, на котором разноцветным кремом было написано: «Любовь – нелюбовь. Полчаса – четверть часа. Кандидатская диссертация – докторская диссертация. Большая дверь – маленькая дверь. Доллар – 60 рублей. В нашем мире все слова – в рифму».

По улице, вымощенной плиткой из молочного шоколада, туда-сюда ходили местные жители, одетые в розовые кружевные одежды, усыпанные стразиками. При встрече они широко улыбались, чинно раскланивались и читали друг другу стихи:

«Ах, какая чудная погода!

Я помню, такая же назад была полгода!».

Или:

«Как же я вас всех очень люблю!

Я вам всем любовь и ласку дарить хочу!».

Обменявшись стихами и вдоволь наобнимавшись, селяне кричали друг другу: «Это великолепно!», «Неподражаемо!», «Добра!», «Жму руку!» и удовлетворенно расходились.

А на берегу реки Буратинки (из лимонада «Буратино» – того самого, настоящего, из детства!) стояли влюбленные парочки, играли в ладушки и повторяли друг другу полушепотом: «Люблю – хочу. Цветы – кусты. Люблю – хочу. Цветы – кусты».

Карамельная деревня была так прекрасна, что Ферапонтыч решил остаться в ней жить. Он построил у околицы уютный домик из бельгийских панельных вафель и справил себе выходную розовую телогрейку, усыпанную золотыми пайетками. И даже решил жениться, но все никак не мог выбрать между романтичной Настойкой Клубничной и роковой Текилой Желанной. И уже почти выбрал, но…

Но одним недобрым утром над Карамельной деревней впервые за много лет сгустились тучи. Горизонт потемнел, вдали загрохотало, и в свете зарниц, гремя доспехами и лязгая оружием в город вошли страшные и ужасные випы… Они заняли сельсовет, сорвали с него разноцветный плакат и на его место повесили свой, где черным по белому было написано:

«Кто пишет рифмой однокоренной,

Тот не поэт, а экскремент свиной!».

И начали випы жестоко издеваться над карамельчанами, дразнить их, критиковать, говорить, что стразики и «любовь-кровь» – это пошлость. И выражались при этом мерзко: «спондей», «цезура», «амфибрахий». В воздухе запахло гарью, пепел полетел над домами…

Ужаснулись карамельчане и поняли, что не будет им больше спокойной мирной жизни. И стали уходить из деревни. Ушла Настойка, переименовав себя напоследок из Клубничной в Горькую. Две недели кряду прощалась с односельчанами Текила. Ферапонтыч кричал ей: «Не уходи, останься! Твои стихи прекрасны! Эти випы просто тебе завидуют. Поэтому и травят тебя!». Но Текила не послушала Ферапонтыча и таки оборотилась кактусом.

И когда Ферапонтыч понял, что скоро останется один, он возмутился и… проснулся.

Сел на кровати, почесал пузо под майкой, допил из банки остатки вчерашнего пива и подумал: «Ну и приснится же пакость, прости меня, господи…». Потом добрался до компьютера и написал:

«Никого не будет в доме,

Только я-то буду в доме,

Потому что в этом доме

Только я, и я уже в доме».

Полюбовался минуту, потом аккуратно скопировал и добавил текст в конкурс.

Пошарил под столом, нащупал еще одну банку, отхлебнул, закурил первую утреннюю сигарету и твердым голосом произнес: «Ну, твари, если опять в конкурс не допустите, пеняйте на себя…».