Чернова

*внеплановый концерт на кухне*

 

Конечно, я крайне люблю тексты, которые говорят мне о художественных произведениях «это не скучно, дружище, это вечно, и куда бы тебе ни бежать, ты все равно вернешь к истоку». Такие тексты - своего рода верное толкование сновидений. И да, в интеллектуальном детстве нам свойство любить контркультуру, в юности - модерн, в средних летах – постмодерн (что бы под этим ни понималось), а когда приходит (если приходит) интеллектуальная зрелость мы не можем уйти от любви к вечному, к проверенному столетиями (а еще больше – от любви к тому, как о вечном, проверенном столетиями, говорят другие, постигшие, полюбившие не за топовость или известность, а по существу).

 

Но вот от этой книги у меня ощущение урчащего счастья, солнечного света и легкости бытия. Прекрасной легкости бытия. И вот эта книга –не только приложение Иллиады и Одиссеи к современности (да, оказывается у Гомера полностью описаны и поиски забвения, и потеря себя, и ущерб от чрезмерности, и модели человеческого поведения, стоит только присмотреться, однако) эта книга – гимн витальной греческой культуре.

Слава ей - навсегда!

 

 

Большой цитатник:

 

Кто вспомнит об утонувших? Никто. Кто вспомнит о вернувшемся на берег герое? Целое человечество!

 

Подлинная география Гомера уходит корнями во всю эту архитектуру: родина, очаг, царство. Остров, на котором мы родились, дворец, в котором мы царствуем, альков, в котором мы любим, земля, на которой строим. Как гордиться своим отражением, если у него нет корней?

 

…людьми легче управлять, когда они терзают друг друга. Троны богов — это наши руины.

 

Гомер передает нам следующее сообщение: цивилизация — это когда есть что терять; варварство — это когда есть что приобрести.

 

Ясное понимание ситуации всегда принадлежит другому, потому что сам человек не может обладать ею по отношению к самому себе. Это мифологическая формулировка расхожей истины: «Поступайте, как я говорю поступать, но не так, как я поступаю сам».

 

Позднее монотеистические откровения установят бинарное восприятие мира, отравив токсинами морали многоцветие человеческих взаимоотношений к несчастью наших двухмерных обществ, в которых эта угрожающе узкая граница будет отделять светлую сторону от темной.

 

Слова соблазняют, напоминает нам Гомер.

 

Гомер дает нам потрясающий ключ к самим себе: наша идентичность — в наших слезах. Все мы дети своих печалей.

 

В конце концов, те часы, что мы с вами проводим у цифровых экранов, словно загипнотизированные ими, забыв о своих обещаниях, впустую тратя время, в рассеянности, безразличные к своему расплывающемуся перед клавиатурой телу, напоминает о времени, потерянном моряками Одиссея на этом отравленном острове. В нас проникают щупальца цифрового общества. Они вырывают нас из толщи реальной жизни.

 

Но человек всегда может искупить вину своими добродетелями и, что даже лучше, своим умом.

 

«Ничто и никогда не достигается человеком раз и навсегда ; ни сила, ни слабость, ни любовь», — добавит Луи Арагон.

 

Вся эта ситуация похожа на водевиль. Представьте себе человека, опоздавшего к своей жене на пару десятков лет и представляющего ей подобные извинения: «Прости, дорогая, меня задержал циклоп» !

 

Ночь с Пенелопой не без иронии напоминает нам о том, что «Одиссея» — всего лишь серия приключений, пережитых мужчинами ради женщин. Они всегда были здесь, за кулисами этого спектакля. И не символизирует ли саван Пенелопы наши судьбы, что без конца ткутся и распускаются? Афина помогает Одиссею, Калипсо пленяет его, Пенелопа держит путчистов на расстоянии. Прекрасная Елена становится причиной Троянской войны, волшебницы расставляют ловушки, ужасные дочери Посейдона и Геи, Харибда и Сцилла, пожирают моряков. Мужчина полагает, что это его приключения. На самом же деле им манипулирует женщина. Женщины не стремятся стать ровней мужчинам, ведь они превосходят их.

 

 

Если человек замаринует себя в своих печальных мыслях, меланхолия отравит его. То же самое в отношении общества: если общество будет жить лишь памятью о своих распрях и постоянно требовать от кого-то покаяния, гармонии в нем не будет.

 

Каждая эпоха порождает нового героя, призванного воплотить ценности своего времени. И тогда эта вечная фигура становится социальным прототипом.

 

Ведь литература — это разговор об отсутствующих!

 

Ничто так не вечно, как фигура героя. Ничто так не эфемерно, как его воплощение.

 

Социальные сети — это предприятия по автоматической дезинтеграции памяти. Как только ваш пост опубликован, образ уходит в небытие. Новый Минотавр интернета опрокинул сам принцип нетленности. Полные иллюзий собственной видимости, мы поглощаемся цифровой матрицей, напоминающей огромный желудок. Древнегреческому герою интернет не нужен. Он предпочитает не постить, а рубить.

 

В XXI веке западный героизм заключается в демонстрации своей слабости. Героем будет тот, кто пострадает от притеснений. Амбиции сегодняшнего героя — быть жертвой! Задачей гомеровского героя было стать лучше всех.

 

Человек античности — это модель, которая нас волнует до сих пор. Две тысячи пятьсот лет назад на берегах Эгейского моря небольшая группа утомленных солнцем и измотанных бурями моряков и крестьян, пытающихся вырвать у голых камней хоть немного жизни, дала человечеству ни с чем не сравнимое мировоззрение, стиль жизни и образец поведения.

 

Эта способность принимать то, что должно случиться, делает греческого человека чрезвычайно сильным. Сильным, потому что мыслящим широко.

 

Греческий человек довольствуется реальностью. Гомер развернет эту аксиому и обогатит греческую философию. Это простая и вместе с тем сильная мысль: жизнь коротка, всё перед нами, здесь, под солнцем, нужно этим пользоваться, радоваться этому и боготворить, не ожидая завтрашнего дня, этой сказки шарлатанов.

 

Мир — это каменная глыба, цветок, лодка. Его невозможно отвергнуть или изменить. А значит, им нужно с радостью довольствоваться.

 

Когда стоишь под солнцем, вечная жизнь кажется невразумительной идеей какого-то бледного, давно не выходившего на воздух церковника.

 

Но у каждого из нас в душе есть своя внутренняя Итака, которую порой нам хочется отвоевать, порой — хотя бы снова достичь ее, но чаще всего — сберечь. (ппкс!)