Dr.Aeditumus

"Песни со второго этажа" или труба Архангела? Итоги миллениума. Не легко быть человеком. Фильм Роя Андерссона (2000).

 

Из чего состоит наше существование? Из мелких нелепостей, абсурдных случайностей, глупых желаний, ненужных страданий, гадостей от ближнего, подлостей ближнему, надоевших удовольствий, необоснованных надежд, завышенных ожиданий, безумных претензий, дьявольских амбиций и прочей чехарды в цирке Дюсалей (Cirque du Soleil) на колесах, совершающем гастрольный тур Просранной Жизни по всемiрному кладбищу Светлой Мечты. Но самое удивительное, что всякой неприятности, каждому из прилетающих нам от Судьбы пинку и затрещине, назначено своё время. И финальному удару кувалды по плешивой макушке изнуренного невзгодами «счастливчика» тем паче.

 

Человеческие обмылки, бледные и скользкие, лягая и пихая друг друга, цепляются дрожащими пальцами за край заблёванной раковины умывальника в тщетных потугах удержаться хоть одно лишнее мгновение в бурном потоке смены персонажей, уносимых безжалостным вращением энтропийной воронки, смывающей всё сущее в меонную бездну вселенской канализации. Они суетятся, производят какие-то действия своей повседневной жизни, совершают дела, которым их научили, выполняют опостылевшую работу, которую им навязали, несут труды и заботы, которые на них возложили и к которым они сами ни за что не приблизились бы по собственной воле, но принуждены «влачить ярмо вседневности мiрской»* жестокой дланью Ананке**, бесстрастного божества роковой неизбежности и необходимостей предопределения. Ананке, приёмная дочь Истины-Алетейи***, которую сами же люди Истине и подбросили, а ныне пожинают плоды своего безрассудства, каменеющего в их сердцах гордыней нераскаянного Эго.

 

Знаете о чём я? Это вербализованный итог впечатлений от первых 15 минут просмотра фильма. Вот ровно до момента всеобщего сомнамбулического хорового пения чудной Песни, прилетевшей со второго, невидимого этажа нашего бытия. И ведь как запели-то, – слаженно, одновременно, как загораются светильники в единой электрической цепи, – и пели отрешённо, истово, устремив взгляд в незримый трансцендент на великолепное, завораживающее Нечто или гипнотическое Ничто. Будто кто-то щёлкнул рубильником и вспыхнула мириадами лампочек глобальная Новогодняя Ёлка, осияв весь мiр ласковым светом своих разноцветных огоньков, изливающих мирный покой и взаимную нежность во все до времени обитающие на этой земле души. Земля же как раз и есть Первый Этаж. А такие вот метафизические песни прилетают сюда со Второго, запредельного нашему бытию этажа, чтобы мы хоть на минутку остановились, задумались без всяких конкретных мыслей о своём жительстве, ощутили локоть брата своего и биение его сердца, услышали его голос, поющий с нами в унисон, и, выйдя из блаженного транса в постылую реальность, жили бы дальше, сообразуясь не с понуждением железного ошейника механической необходимости и подлых страстей, затянутого на нашей шее бездушной Ананке, а того голоса Алетейи, который звучал в нас в минуту нашего экстатического вокализа.

 

Отличное начало, отличное. Уверен, дольше будет не хуже. Впрочем, что можно добавить к уже сказанному? Вроде бы все ключи от сундуков экзистенциальной мудрости найдены, названы и перечислены. Конечно, можно развернуть все трухлявые свитки и проиллюстрировать сценическим действием а-ля модерн всю скудость набивших оскомину драматических сюжетов нашего убогого во слезах жительства, но сделать это надлежит так вычурно, чтобы никто, на хрен, ничего не понял. Например, порежем все сюжеты на неравные части, высыплем их в картонную трубу со вставленными в неё вдоль тремя зеркалами, закроем один торец матовым стеклом, а другой заглушкой с дырочкой, и алле-оп, – калейдоскоп зрелища всех возможных жизненных перипетий у нас готов! Почтеннейшая публика, уважаемые дамы и господа, пр-р-рошу!

 

Итак, что мы имеем. Личный экзистенциальный облом, внезапное озарение, пришедшее в непрошенном понимании бессмысленности всякого существования, безысходности любого положения, бесполезности всех усилий, безнадёжности каких угодно ожиданий, – могу продолжать так до вечера, но, пожалуй, и этого достаточно, – на фоне всеобщей катастрофы, глобального краха, вселенской погибели и т. д. Образ персонального фиаско – Иов, седящий на гноище и посыпающий главу пеплом (пепел качественный, Иов своими руками спалил собственную фирму). Картина мiровой скорби – траурное шествие шахсей-вахсей, где все шествующие азартно увлечены самобичеванием. Ну, как, самобичеванием: каждый хлещет впереди идущего, а его самого лупит тот, который шествует сзади. Если взять на круг, то и получится, что каждый лупцует самого себя. Спрашивается, на кой? Да ясно же, в знак протеста Вселенной по поводу её бессердечного к нам отношения и преступного лишения нас смысла существования. Вот, так вот, пусть Космический Разум задумается теперь о своём поведении и впредь не творит сущности сверх необходимости, сиречь, не создаёт мыслящего существа безо всякой к тому нужды.

 

Но и тебе оставлен выход. Ты можешь обмануть Судьбу и Вселенную, послать, куда подальше, Ананке, положить с припасом на Алетейю, и жить-поживать в своё удовольствие без забот и хлопот на полном довольствии с трёхразовым питанием и обслугой в светлых палатах с чистым воздухом и бесплатной дозой галоперидола за счёт заведения. Всего-то и надо, что свести себя с ума, скажем, сочинением идиотских стишков. А что? Всяко лучше, чем банкротство, страх внезапной ядерной бомбардировки, нищета, гулящая жена или летальный диагноз в расцвете лет. К тому же даймоний****, который в этом случае непременно у тебя появится, будет предостерегать тебя об опасности и приближающихся неприятностях. Например, лежишь ты себе счастливый и расслабленный в своих императорских палатах с зарешеченными окнами и прислугой в белых халатах с полными карманами анксиолитиков и нейролептиков, и вдруг является непрошеная родня со своими нудными претензиями и унизительной жалостью, а даймоний тебе шепчет: Враг у дверей, – и ты раз, и повернулся на правый бок лицом к стене, а ещё лучше, засунул голову под подушку – и нет никаких нежданных гостей, ни истерически вопящего папаши с его житейской мудростью жирного торгаша, ни сочувственно ласковой (но обрыдлой до рвоты) жены, ни растерянного слюнтяя брата, ни благородно строгой бабули (оставим старушку без негативных эпитетов, ей и так недолго осталось), ни сумасшедших соседей по императорскому дворцу (об этих и говорить нечего, у них всё в диагнозе) …никого, только ты и твой даймоний. А, кстати, вы знали, что Платон перепутал даймоний с совестью? Вот, чудак! Он в этом совершенно не разбирался.

 

Плати по долгам. Плати по своим долгам, пока ты жив и пока живы твои кредиторы. И не важно, чем ты им обязан – деньгами, услугами, добрым расположением, сочувствием или самым главным, любовью. Но учти, что этот последний долг выплатить нельзя, этот кредит – неоплатный, ибо то, что ты по нему получил – сама твоя жизнь. Однако все прочие долги – на твоей совести, и смерть кредиторов не избавляет от обязательств, но наполняет твою душу призраками заимодавцев.

 

Мiр, разбитый на осколки, проходит перед недоуменным взором туповатого зрителя – моим взором. Абсурд чередования бессвязных фрагментов вгоняет мой и без того заторможенный ум в полный ступор. Но я терплю и натуживаюсь, натуживаюсь и терплю, и постепенно раздробленная картина начинает складываться в некую вполне осмысленную мозаику. Робкий луч понимания проникает в мой разум, я начинаю слышать голос Автора, пытающийся сообщить мне, казалось бы, самоочевидные, но такие важные вещи: жизнь в мiре без любви и сострадания превращается в театр абсурда, а его актёры – в марионеток, лишенных души, здравого рассуждения и доброй воли, пребывающих во власти злого рока и действующих по велению низменных страстей, порочных желаний и прячущихся за ними демонов разрушения, опустошения и погибели.

 

Надо за что-то зацепиться. За что? Эразм, Вольтер, Сервантес, Рабле и Свифт, полагаю, подойдут. Если фильм поставить в один ряд с классикой гротеска и сатиры, то его аллегории читаются без особых затруднений. Или всё-таки нет? Без затруднений вряд ли получится.

 

Вечно мы не довольны существующим, вечно мы хотим лучшего и кричим, что мы его достойны. Бежим за мечтой, за выдуманным идеалом. Мы приносим ему в жертву своё настоящее, своих ближних, и даже своё реальное будущее. Но почему? Откуда в нас берётся это стремление к недостижимому? Как вообще может возникнуть в нашем уме понятие об идеале, ведь это нечто такое, чего никто не видел, но каждому известно, что оно непременно должно быть. Наверное, это родовая память праотца Адама, передающаяся через поколения вместе с генетическим кодом разумного существа. Тяга к потерянному Раю, ностальгия по неведомому, но желанному, действующая в нас также, как программы взросления, полового созревания, продолжения рода, старения и проч. (прочее - это смерть, если кто не понял). Но мы одновременно и страстно стремимся к этому утраченному небу, и боимся его. Мы хотели бы оказаться там, не отрываясь от земли, приобрести сокровище духовное, не выпуская из рук горы всевозможного земного скарба - нажитых трудами праведными и неправедными вещественных богатств. И даже когда прозвонит (по нам!) колокол или протрубит архангелова труба, мы устремляемся к узким вратам открывшейся для нас Вечности, не снимая ярма земных привязанностей, тяжким грузом порочных навыков и дурных привычек удерживающих нас от вхождения в чертоги безтрудного блаженства. (Кой-кто даже клюшки для гольфа хотел бы с собой в Рай протащить)))

 

Разве ты многого хотел? Всего-то навсего, хлеба насущного и чтобы всё было хорошо. Но почему же столько призраков бредут за тобой в твоей не знающей покоя совести? Что за мальчики кровавые в глазах? Или босоногие девочки с завязанными глазами в холщовых рубашках? И посиневшие удавленники столетней давности с верёвкой на шее, этим-то чего от тебя надо? Это что, дедушкино наследство? Ага, дедушкино, и прадедушкино и до седмижды седьмого колена. Все, кого твой род принёс в жертву своему благополучию – на твоей совести. И если Иисус Христос не Сын Божий, а просто добрый человек, которого распяли на кресте за Его доброту, то что тебе за польза от этой не праведно пролитой крови? Смерть доброго человека, да ещё случившаяся два тысячелетия назад, тебя не спасёт. Ты даже не сможешь состряпать на этом бизнес-идею.

 

Вот, вкратце, те мысли*****, кои навеял на меня фильм шведа Роя Андерссона, снятый им в канун Миллениума с очевидным желанием подвести некий итог двухтысячелетнего существования человечества после возвещения ему Благой Вести. Основное и главное - итоги эти отнюдь не утешительны, человечество к своему решающему экзамену не готово, оно спешит с вещами на выход, но что есть "единое на потребу" для него и поныне остаётся тайной за семью печатями.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

*) «Доколе разуму влачить ярмо вседневности мирской?...» - Омар Хайям.

 

**) Ананке, Ананка — в древнегреческой мифологии божество необходимости, неизбежности, персонификация рока, судьбы и предопределённости свыше. Согласно Платону, мать мойр (от Зевса).

 

***) Алетейя — буквально переводится с греческого как «несокрытое», «истина». Алетейя — персонификация истины в древнегреческом пантеоне. Понятие aletheia принято противопоставлять понятию veritas – его латинскому аналогу. Aletheia принадлежит бытию; это приоткрывание покрова бытия или самое бытие, лишенное покрова тайны. Veritas принадлежит духу или дискурсу; это соответствие, совпадение, адекватность между мышлением и реальностью. Различение двух этих понятий и удобно, и вполне законно. Впрочем, следует отметить, что ни греки, ни римляне его не проводили, во всяком случае в указанном смысле.

 

****) Даймоний (греч. — «божественное») в философии Сократа — это философское понятие, означающее внутренний голос, который в решающий момент предостерегает и таким образом удерживает от предприятия, в котором сокрыта опасность для телесного или морального благополучия. Это качество воспринималось в древней Греции как нечто божественное. У Ксенофонта даймоний причисляется к искусству предсказания, Платон толковал даймоний как совесть.

Понятие «даймоний» схоже с понятием гения в римской культуре: оба эти понятия представляют собой развитие примитивно-анимистических представлений о душе и веры в духов.

 

*****) Некая Алла Манн, критик, отметившись на постере фильма, эпично заявляет: "Тысячи смыслов, тонны мыслей, кучи ассоциаций". Кучи! Подозреваю, Алла - это не её настоящее имя. Вот, Элла - да! "И Эллочка с уважением посмотрела на Фиму Собак. Мадмуазель Собак слыла культурной девушкой — в ее словаре было около ста восьмидесяти слов".