Туманов Андрей

Нельзя не отметить этот день, пусть даже с опозданием.

Читать Пушкина я начал, уже учась в школе, примерно в конце первого класса.

Первыми прочитанными произведениями стали, естественно, сказки. Книжка была без картинок, с замысловатыми вензелями в конце каждого стихотворения.

И вот что удивительно, в картинках для семилетнего мальчугана в первый раз, оказалось, совсем не было надобности. Сами строчки, а иногда и отдельные слова, рождали стройный ряд образов, выстраивавшихся в моей голове, проносящихся видениями на протяжении часов без устали. Новый мир русских поэтических сказаний открывался мне, поражая магическим,чуть замысловатым языком.

Позднее, в школьной программе Пушкин однозначно был в радость, принося упорядочение в душе после каких-нибудь трудных контрольных или, там, уроков физкультуры зимой. Прозу также читал и перечитывал с упоением.

Руслан и кавказский пленник, Онегин и Дубровский представлялись мне давно знакомыми, поскольку их характеры глубоко отпечатались в памяти. Порой над персонажами Пушкина, через восприятие его стихов, приходилось размышлять больше, чем об особенностях и склонностях реальных друзей и приятелей - такова была притягательность пушкинских героев и сюжетов.

Эволюции духа в поэзии Пушкина, его мыслей и открытий также весьма красноречива. Ближе к концу жизни поэт не позволял себе уже язвительных насмешек над традициями или религией, да и на персональные эпиграммы тратился всё меньше, сосредотачиваясь всё более на вечных темах.

Любопытна история, в которой на заявление В. И. Туманского о А. С. Норове, которого Пушкин при встрече дружески обнял, что тот когда-то после прочтения сжёг рукопись его "Гаврилиады", написанной автором в 22-летнем возрасте, поэт ответил следующим образом:

"«Нет, - я этого не знал, а узнав теперь, вижу, что Авраам Сергеевич не противник мне, а друг. А вот ты, восхищающийся такою гадостью, как моя неизданная поэма, настоящий мой враг».

Далее были "Пророк", "Бородинская годовщина", "Клеветникам России" и... "Памятник", как завещание.

Сегодня, когда приходится слышать, что Пушкин, конечно, "наше всё", но стиль, дескать, устарел, да и темы не модны, не актуальны - право, не хочется спорить с банальной недальновидностью, помноженной на этакую индивидуальную самозамкнутость критика, осознающего в себе дремлющего, а то и уже проснувшегося, во всю трубящего гения. Мода, пришедшая с Запада, на постоянные верлибры, красивости, подобные декоративному стеклярусу на люстрах, в виде музыкального сопровождения при чтении со сцены, сглаживающие шероховатости стиха, или нарочитое пренебрежение размером, а то и вставка нецензурной брани, мол, "чтобы достучаться до ваших блёклых душ", - всё это, во многом, следствие ухода от традиций нашей классики, взятие которых за основу, априори лишает нас многих заманчивых инструментов, которые приводят лишь к сомнительной "заметности" сочинителя, и то сиюминутной.

Завершить хотелось бы строчками, написанными мной 14 лет назад:

 

"Бороться, а не за морем искать

Чужого счастья под чужой уздою,

Традиции упрямо выправлять,

Как гнутую соху за бороздою,

Связав прочнее нить былых времён

С сегодняшней кручёной паутиной –

 

– Нам этот путь завещан испокон,

Чтоб вызволить двуликий герб орлиный.

 

Отвергнув фарисеев-хитрецов,

Спасая душу в беспокойном теле,

Придти сумеем мы к тропе отцов,

Ведущей к небу – испоконной цели".

..................................................................................................................................................................................................

На картинке А.С. Пушкин и Н.Я. Бичурин на прогулке на набережной Невы. 1994-95гг. Худ. Овчинников Николай Васильевич.