Перцевая Людмила

С наслаждением листаю том Пушкинских писем, гениален – во всем! Если повыбирать все его высказывания об отношениях с издателями, критиками, меценатами, может получиться очень поучительная статья для нынешних поэтов! Если поговорить о женщинах – еще того интереснее! Но меня останавливает его нежная переписка с младшим братом, которая дышит любовью, легким юмором, добрым нравоучением, доверительна и снисходительна одновременно. Левушку есть кому опекать, он маменькин любимец, но – шалопай, сибарит, из всех способностей самая замечательная - исключительная память! Свои стихи у него не очень получаются, но зато вирши Александра разносит по свету до их напечатания! Уж какой из него литературный секретарь… Но Александр все время старается его приобщить и к кругу своих друзей, и к литературному миру.

 

Из письма Александра - Дельвигу, 1821 г. Кишинев: «…Есть у меня до тебя просьба – узнай, напиши мне, что делается с братом – ты его любишь, потому что меня любишь, он человек умный во всем смысле слова – и в нем прекрасная душа. Боюсь за его молодость, боюсь воспитания, которое дано будет ему обстоятельствами его жизни и им самим – другого воспитания нет для существа, одаренного душою. Люби его, я знаю, что будут стараться изгладить меня из его сердца, - в этом найдут выгоду. – Но я чувствую, что мы будем друзьями и братьями не только по африканской нашей крови».

 

Брату в июле 1821 г : «Здравствуй, Лев, не благодарю тебя за письмо, потому что ты мне дельного ничего не говоришь – я называю дельным всё, что касается до тебя. Пиши мне, покамест я еще в Кишиневе. Я буду отвечать со всевозможной болтливостью, и пиши мне по-русски, потому что с моими конституционными друзьями я скоро позабуду русскую азбуку». ( И далее следует ряд вопросов о лит-ре и литераторах, как благожелательная подсказка к действиям и последующему ответу).

 

Январь 1822, Кишинев: « Сперва хочу с тобою побраниться; как тебе не стыдно, мой милый. Писать полу-русское, полу-французское письмо, ты не московская кузина, во-вторых письма твои слишком коротки – ты или не хочешь или не можешь мне говорить открыто обо всем – жалею; болтливость братской дружбы была бы мне большим утешением. Представь себе, что до моей пустыне не доходит ни один дружний голос – что друзья мои как нарочно решились оправдать элегическую мою мизантропию – и это состояние несносно. ( И опять следуют деловые вопросы, поручения, стихи для напечатания и пара соленых эпиграмм с припиской: «…Христа ради не распускай, в ней каждый стих – правда»). А в завершение шутливое: «Прощай, Фока, обнимаю тебя, твой друг Демьян»

 

Июль 1822 г Кишинев: «Ты на меня дуешься, милый, нехорошо. Пиши мне пожалуйста и как тебе угодно; хоть на шести языках; ни слова тебе не скажу - мне без тебя скучно – что ты делаешь? В службе ли ты? Пора ей богу пора. Ты меня в пример не бери – если упустишь время, после будешь тужить – в русской службе должно непременно быть 26 лет полковником, если хочешь быть чем-нибудь когда-нибудь - ; следственно разочти; - тебе скажут: учись, служба не пропадет. А я тебе говорю: служи – учение не пропадет. Конечно, я не хочу, чтоб ты был такой же невежда, как В.И.Козлов, да ты и сам не захочешь. Чтение – вот лучшее учение – знаю, что теперь не то у тебя на уме, но всё к лучшему. Скажи мне, вырос ли ты, Я оставил тебя ребенком, найду молодым человеком; скажи, с кем из моих приятелей ты знаком более? Что ты делаешь, что ты пишешь? …Пиши мне новости литературные. (Идут расспросы о Жуковском, Карамзиных, Баратынском и Дельвиге, поручения). Радость моя, хочется мне с вами увидеться; мне в П-Б дела есть. Не знаю, буду ли к вам, а постараюсь».

 

А далее, в сентябре 1822 г из Кишинева, Пушкин пишет пространное и серьезное письмо брату …на французском языке, как бы подчеркивая этим основательность и важность изложенного. Письмо замечательное! Я однажды, еще будучи студенткой Ленинградского вуза, с мальчиком, в которого была влюблена, сыграла шутку: старательно переписала это письмо и отправила ему как бы от себя! (В школе его класс учил французский). Он изрядно попотел, пока все перевел и понял, что я его дурачу!

Но письмо стоит того, чтобы им руководствоваться не только в 19-м веке. Вот перевод:

 

«Ты в том возрасте, когда следует подумать о выборе карьеры; я уже изложил тебе причины, по которым военная служба кажется мне предпочтительнее всякой другой. Во всяком случае, твое поведение надолго определит твою репутацию и, быть может, твое благополучие. Тебе придется иметь дело с людьми, которых ты еще не знаешь. С самого начала думай о них всё самое плохое, что только можно вообразить: ты не слишком сильно ошибешься. Не суди о людях по собственному сердцу, которое, я уверен, благородно и отзывчиво, и сверх того, еще молодо; презирай их самым вежливым образом; это – средство оградить себя от мелких предрассудков и мелких страстей, которые будут причинять тебе неприятности при вступлении твоем в свет.

Будь холоден со всеми; фамильярность всегда вредит; особенно же остерегайся допускать ее в обращении с начальниками, как бы они ни были любезны с тобой. Они скоро бросают нас и рады унизить, когда мы меньше всего этого ожидаем.

Не проявляй услужливости и обуздывай сердечное расположение, если оно будет тобой овладевать: люди этого не понимают и охотно принимают за угодливость, ибо всегда рады судить о других по себе.

Никогда не принимай одолжений. Одолжение, чаще всего, - предательство. – Избегай покровительства, потому что это порабощает и унижает.

Я хотел бы предостеречь тебя от обольщений дружбы, но у меня не хватает решимости ожесточить тебе душу в пору наиболее сладких иллюзий. То, что я могу сказать тебе о женщинах, было бы совершенно бесполезно. Замечу только, что чем меньше любим мы женщину, тем вернее можем овладеть ею. Однако забава эта достойна старой обезьяны 18 столетия. Что касается той женщины, которую ты полюбишь, от всего сердца желаю тебе обладать ею.

Никогда не забывай умышленной обиды, будь немногословен или вовсе смолчи и никогда не отвечай оскорблением на оскорбление.

Если средства или обстоятельства не позволяют тебе блистать, не старайся скрывать лишений; скорее избери другую крайность: цинизм своей резкостью импонирует суетному мнению света, между тем как мелочные ухищрения тщеславия делают человека смешным и достойным презрения.

Никогда не делай долгов; лучше терпи нужду, она не так ужасна, как кажется, и во всяком случае она лучше неизбежности вдруг оказаться бесчестным или прослыть таковым.

Правила, которые я тебе предлагаю, приобретены мною ценою горького опыта. Хорошо, если бы ты мог их усвоить, не будучи к тому вынужден. Они могут тебя избавить от дней тоски и бешенства. Когда-нибудь ты услышишь мою исповедь; она дорого будет стоить моему самолюбию, но меня это не остановит, если дело идет о счастии твоей жизни».

 

Пока я набирала текст, пережила вновь потрясающее впечатление от всей глубины, искренности, честности и любви Александра к своему брату, выраженные в этом письме.

Вспомнились такие же искренние и выстраданные поучения Антона Чехова из писем к братьям. Потом сняла с полки «Письма к сыну» лорда Честерфилда и уселась их перечитывать. Оказалось, при всем благородстве помыслов, это – совсем другая история!

Осталось дополнить, что писано письмо мудрым Александром, которому было в ту пору всего 22 года. Брату, который был на шесть лет его моложе, в тот момент было всего-то шестнадцать! Как и влюбленному в меня мальчику, над которым я так подшутила.

Лев Сергеевич Пушкин стал впоследствии боевым офицером, участником персидских войн, кавалером российских орденов. Прожил 47 лет, на 10 лет дольше брата Александра.