Перцевая Людмила

На пресс-конференции Трегуловой, генерального директора Третьяковской галереи, прозвучали ошеломляющие цифры, свидетельствующие о многократно возросшем потоке посетителей тематических выставок. На Серова, Айвазовского, Верещагина, Серебрякову, Коржева, Куинджи народ валом валил! Интерес к русской живописи переживал ренессанс после затяжного ремонта галереи в 90-е годы, народ соскучился по своим любимцам. ..

Но тут журналист задает Трегуловой вопрос с подтекстом: «Если в Третьяковке случится пожар, какое полотно вы кинетесь спасать в первую очередь?»

Зельфира Исмаиловна на какой-то момент погружается глубоко в себя, лицо делается значительным и строгим, голос – важным: «Черный квадрат». Да, мы не ослышались, не «Явление Христа народу», не «Последний день Помпеи», не Левитана «Над вечным покоем» - гори они ярким пламенем – а культовое произведение супрематизма Казимира Малевича! Самое важное и сильное из всех полотен, экспонирующихся в этой сокровищнице русского изобразительного искусства! Ну ладно сам Малевич незадолго до смерти в 1935 году произнес: «…Я считаю, что самое лучшее из всего, что есть в Третьяковской галерее, это мой «Черный квадрат», - он все же много сил положил на то, чтобы именно этот эпатажный акт отрицания изобразительного искусства стал таким значительным! Но что стоит за подобным заявлением директора Третьяковки? Так ли уж велик и содержателен «Квадрат», чтобы за него кидаться в пламя?

 

Голый факт: еще в 1894 году шутник Альфонс Алле выставил свой черный прямоугольник, под названием «Битва негров в пещере глубокой ночью». А в 1911 году потеху повторили наши молодые художники, выставившие чернильно-черное панно «Бой негров в ночи». Между прочим, рентгеноскопия выявила под «Черным квадратом» Малевича стертую не до конца подпись, где тоже говорилось о битве негров в пещере! Стало быть, наш новатор знал о прецедентах, лихорадочно экспериментируя с разноцветными геометрическими фигурами? С треугольниками и квадратами в то время еще до Малевича играли вовсю Кандинский, Ларионов, Татлин, нет здесь открытия!

Однако, оставим пока это. Не до патентов было. На рубеже веков во всех видах искусства молодые творцы самозабвенно искали новые формы самовыражения, Крученых и прочие «будетляне» и футуристы выкручивали слова и смыслы, композиторы Матюшин и Мосолов потрясали залы вместо мелодий - диссонансами и техническими вывертами, живописцы-кубисты шифровали образы грубыми объемами. Но вот все три ипостаси сошлись (в лице Матюшина, Малевича и Крученых), и сочинили …оперу «Победа над солнцем». В ней визжала и грохотала музыка, вместо пения актеры выкрикивали фразы новояза, а декорирована сцена была неописуемыми полотнами из спутанных в клубок геометрических фигур. Все было подчинено одной идее: божественное начало, знаменуемое во все времена Солнцем, завершило свой путь, нет больше ни солнца, ни искусства! Скандал был феерический, оскорбленная публика прокляла все на свете! Да и сами экспериментаторы догадывались, что вышло нечто несусветное, оправдывались, что и актеры подкачали, и режиссура была слаба…

Короче – больше эту оперу никто не видел. И не поминать бы ее всуе, но постановка 1913 года Малевичу казалась очень важной.

Дело в том, что в 1914-15 годах Малевич был сильно озабочен созданием своего авторского «…изма» в противовес кубизму, перебирал всякие слова, пока не остановился на супрематизме. Поиск этот оглашался в диспутах, освещался в брошюрах и журналах, являлся громко на выставках. На одной из них в Петербурге (декабрь 1915г) Малевич занимал две стены, где были развешаны полотна с черными и разноцветными геометрическими фигурами. А в углу, особым образом вроде иконы, выше всех зиял черным провалом смысла «Черный квадрат». Именно подача его на манер иконы и стала самым скандальным эпатирующим моментом!

Разразился гневной отповедью супрематисту Бенуа: «Это и есть та «икона», которую гг. футуристы предлагают взамен мадонн и бесстыжих Венер, это и есть то «господство над формами натуры», к которому с полной логикой ведет вся наша «новая культура» с ее средствами разрушения… с ее царством уже не грядущего, а пришедшего Хама. Все их творчество, вся их деятельность есть одно сплошное утверждение культа пустоты, мрака, «ничего», черного квадрата в белой раме». – Такова была реакция современников; вокруг выставки завязались нешуточные дискуссии!

Но самое замечательное во всем этом, что сам Малевич никак не мог определиться, что же такое он изобрел? То он кричал, что это – вовсе не искусство, это полный его финал! То, опомнившись, предрекал, что это – первоформа: «Черный квадрат, зародыш всех возможностей, принимает при своем развитии страшную силу, он является родоначальником куба и шара». Для пущей убедительности Малевич датировал произведение, впервые явленное публике в 1915 году, более ранней датой: он всех уверял, что квадрат появился в 1913 году, в той самой опере! Но очевидцы как-то не заметили…

Токовище это вокруг «Черного квадрата» длилось еще 20 лет, до самой смерти Казимира. Он в эти годы и воевал, и был активным депутатом в солдатских Советах в ходе гражданской войны, и служил при Кремле чиновником по сохранению ценностей.

В 1919 году он вовсе отошел от живописи, объявив, что «живопись давно изжита и сам художник предрассудок прошлого». Но продолжал создавать всяческие новаторские объединения, то провозглашая некий экономизм в искусстве, то склоняясь к техницизму, то предрекая искусству смерть, то новую непознаваемую жизнь…Сильно путался в определениях и прогнозах!

«Черный квадрат» то терялся в запасниках, то всплывал на выставках, как символ этого непознаваемого будущего, смущая обывателей и даже художников. Как-то для выставки Малевич сделал авторский повтор картины (с помощью учеников!), поскольку полотно, вынутое из запасников, выглядело не лучшим образом. Потом еще раз повторил. Авторские копии разошлись по разным музеям. Их тщательно изучают. Главное полотно (первое!) отличается тем, что под ним просматривается весь генезис: то фигуры, то в цвете, то глянцевая черная краска, то бархатная с мелом… искал творец! Искал кистью нечто непознаваемое так же неутомимо, как словом - в брошюрах! А что вы думаете, это вам не лики в «Явлении…» Александра Иванова, тот тоже жизнь положил, чтобы представить нам Христа, надежду человечества. А тут – непознанное, непознаваемое, то ли финал, то ли надежда на будущее развитие, поди, отобрази его кистью! Так с тех пор вот уже сто лет ищут искусствоведы потаенные смыслы в этом черном провале, с лицами значительными и строгими.

А я отчасти могу понять Трегулову. Все вокруг только и говорят о новом современном искусстве, о творцах, выражающих время в инсталляциях, акциях, перформансах…

Не может же крупнейшее хранилище живописного мастерства быть только архивом, должно ведь и живую самородную жилу разрабатывать! Вот и приходится залы отдавать то Кабаковым, то абстракционистам, то супрематизму. А тут, можно сказать, Икона всего грядущего во владении Третьяковки! Конечно – она и есть самая главная картина.

Представьте только на минуточку, что организована выставка одной картины – этой самой, «Черного квадрата», как было в свое время с картинами Верещагина, Куинджи, Репина. И по всему парку Искусств вокруг Дома художника завиваются кольца живой очереди – жаждущих увидеть культовое полотно. Представили? Я – нет.

Но зато нашла у себя стих, в который как-то затесался этот символ супрематизма, без отношения к Казимиру Малевичу.

 

САМ СЕБЕ ГЕНИЙ

 

Я - Черный квадрат, возведенный в куб,

Иерихонского вопля раструб!

Неудержимо впадаю в раж,

Сам из себя - сплошной эпатаж!

Неважно, о чем собирался поведать,

Явление речи – уже победа!

Что вы имеете против меня,

Застегнутого на все дырки ремня?!.

"Экзистенциальная жуть…" -

Дайте просто рычаг повернуть,

Нащупав точку опоры,

Против критиков своры!

Рвут беззащитного рьяно,

Как барышни хулигана!

***

Всё. Замкнут защелками сжатых губ.

Я – в землю осевший от времени сруб,

Без окон, дверей и труб.

Тёмен и груб.

Себялюб.