Половинкина Татьяна

Друзья, я как-то обещала по-существу написать о ситуации большой литературы, опираясь на свой журналистский и мало-мальски литературный опыт. Навёрстываю.

 

 

Начнём с товарища, который занимает высокий пост заместителя председателя СПР в Москве, а по Краснодару является гражданским мужем главы Союза Писателей Кубани . Речь о Василии Дворцове. Большом радетеле русского языка, агрессивном православном, нравственном полисмене и противнике всего бродского))

 

Вот выдержки из его поэмы "Правый мир":

 

 

"Ноги твои – ворота,

Чресла – платан за гайтаном"

 

- это об отце... Прямо все чресла как один платан?) С ногами-воротами - это вроде к женщине относиться могло бы, но...

 

 

"Чья канонада с двух сторон

четыре этих дня?

Где танков наших эшелон?

Не видно собственных колон,

и сухопайный слюногон

жжёт глотки до синя."

 

"Муж бесценный мой, шлю тебе привет"

 

- это уже что-то из Ильфа и Петрова.

 

"Враг жесток как волк, росомахой подл"

 

"Спина переднего, татарник, и томленье

Отходит смрадным к заднему душком."

 

"Всласть чавкали сазаны подле брода,

Где в Ее сивого дедок поил коня"

 

К чему я привела эти скромные примеры? Не к тому, чтобы посмеяться над нелепостями текста, у нас у всех этого хватает, а к тому, что взрослый человек пишущий такую фиговину, оказывается, может позволить себе высказывания типа:

 

"Мандельштам - это переоценённая литературщина",

 

"Бродский - детские еврейские страхи и гомосексуальные комплексы",

 

"Ахматова - пошловатый женский эгоизм",

 

Такие знатоки, что не удивительно, путают тёплое с мягким, то есть, Веру Павлову с Верой Полозковой. Очевидно потому что разницы между ними не видят. Солу Монову с Ирой Астаховой - это уже даже почти понятно в данном случае. Но всё в одну кучу.

 

"Главное для литератора, - говорит, - это чадорождение"

 

Слово-то какое скромное....))))

 

"Мой первый читатель - Бог, второй дьявол, потом все остальные" - вот так, ни много, ни мало.

 

"Ридли Скотта надо запретить, потому что там женщина беременна инопланетянином".

 

"Если вы не состоите в СПР, вы не поэт. Только СПР может вас спасти", - крутая раздача индульгенций.

 

Обидно не за то, что тебя эти люди не оценили, а за то, что отчего-то всегда только такие вещают со всех трибун от имени всей литературы. Мне в очередной раз, например, было страшно, когда я слушала его обращение к пишущей молодёжи.

Это, с одной стороны, смешно, ну а с другой, не очень, потому что это слова фанатика, не писателя, как по мне.

 

Василий Дворцов не единственный громкий пример литературного нарциссизма на бедной почве. Член Союза Писателей России Александр Бобров, который был одним из руководителей семинара поэзии в Москве, например, в своей статье "Антибродский" изрёк следующее: "Бродский — великий маргинал, а маргинал не может быть национальным поэтом. Сколько у меня стихов о том, что придёт мальчик и скажет новые слова. А пришёл весь изломанный Бродский".

 

Только мне одной кажется, что это чернушная зависть? Какие новые слова? Есенин, например, маргиналом в его понимании не являлся, а почему? В моём тоже не является, но должна же быть какая-то логика. А Высоцкий, который спивался не хуже Есенина? А Блок, который умер от сифилиса? Я не полиция нравов, мне понятны зигзагообразные судьбы великих поэтов, потому что они много чувствовали о В чём маргинализм Бродского заключён, в его интеллекте? Или это уже фашизм?

Уточню на всякий случай, что Бродский не входит в список моих любимых поэтов, но прочитать, скажем, его посвящение Геннадию Шмакову и сказать, что это бездарные стихи - обыкновенное малодушие. Кто не читал, прочтите, пожалуйста:

 

Извини за молчанье. Теперь

ровно год, как ты нам в киловаттах

выдал статус курей слеповатых

и глухих — в децибелах — тетерь.

 

Видно, глаз чтит великую сушь,

плюс от ходиков слух заложило:

умерев, как на взгляд старожила —

пассажир, ты теперь вездесущ.

 

Может статься, тебе, хвастуну,

резонеру, сверчку, черноусу,

ощущавшему даже страну

как безадресность, это по вкусу.

 

Коли так, гедонист, латинист,

в дебрях северных мерзнувший эллин,

жизнь свою, как исписанный лист,

в пламя бросивший, — будь беспределен,

 

повсеместен, почти уловим

мыслью вслух, как иной небожитель.

Не сказать ‘херувим, серафим’,

но — трехмерных пространств нарушитель.

 

Знать теперь, недоступный узде

тяготенья, вращению блюдец

и голов, ты взаправду везде,

гастроном, критикан, себялюбец.

 

Значит, воздуха каждый глоток,

тучка рваная, жиденький ельник,

это — ты, однокашник, годок,

брат молочный, наперсник, подельник.

 

Может статься, ты вправду целей

в пляске атомов, в свалке молекул,

углерода, кристаллов, солей,

чем когда от страстей кукарекал.

 

Может, вправду, как пел твой собрат,

сентименты сильней без вместилищ,

и постскриптум махровей стократ,

чем цветы театральных училищ.

 

Впрочем, вряд ли. Изнанка вещей

как защита от мины капризной

солоней атлантических щей,

и не слаще от сходства с отчизной.

 

Но, как знавший чернильную спесь,

ты оттуда простишь этот храбрый

перевод твоих лядвий на смесь

астрономии с абракадаброй.

 

Сотрапезник, ровесник, двойник,

молний с бисером щедрый метатель,

лучших строк поводырь, проводник

просвещения, лучший читатель!

 

Нищий барин, исчадье кулис,

бич гостиных, паша оттоманки,

обнажившихся рощ кипарис,

пьяный пеньем великой гречанки,

 

— окликать тебя бестолку. Ты,

выжав сам все, что мог, из потери,

безразличен к фальцету тщеты,

и когда тебя ищут в партере,

 

ты бредешь, как тот дождь, стороной,

вьешься вверх струйкой пара над кофе,

треплешь парк, набегаешь волной

на песок где-нибудь в Петергофе.

 

Не впервой! так разводят круги

в эмпиреях, как в недрах колодца.

Став ничем, человек — вопреки

песне хора — во всем остается.

 

Ты теперь на все руки мастак —

бунта листьев, падения хунты —

часть всего, заурядный тик-так;

проще — топливо каждой секунды.

 

Ты теперь, в худшем случае, пыль,

свою выше ценящая небыль,

чем салфетки, блюдущие стиль

твердой мебели; мы эта мебель.

 

Длинный путь от Уральской гряды

с прибауткою ‘вольному — воля’

до разреженной внешней среды,

максимально — магнитного поля!

 

Знать, ничто уже, цепью гремя

как причины и следствия звенья,

не грозит тебе там, окромя

знаменитого нами забвенья.

 

(с)

 

Про Александра Сенина я уже писала раньше, ему принадлежат такие перлы, как:

 

"Понятно, но кто и зачем всё-таки утопил персидскую княжну?"

 

"Пушкин был эфиопом и вообще никем. И посмотрите, кем он стал, благодаря стараниям!"

 

)))Руководитель ЛИТо и член СПР, если что.

 

От меньшего к большему.

Новоиспечённый председатель СПР - Николай Иванов - бывший военный и даже бывший пленник афганских душманов, вывел из состава СПР блатных. Однако сам привёл туда всех своих сослуживцев, которые декламируют в главной библиотеке Москвы - Ленинской - нетленки в духе Радио-шансон.

За свой счёт, благо бюджеты имеются, организация СПР каждый год собирает молодых авторов под своё крыло. Собирает, чтобы оценить и, главное, наставить молодые литературные единицы на творческий путь истинный. Вот на этом мероприятии спадают маски, и в толще мутной воды мы видим уродливые пасти барракуд. Задерживаем дыхание, всплывать пока нельзя.

 

Авторитет председателей и критиков СПР, конечно, может ставиться под сомнение молодыми авторами, но в большей своей массе юные таланты склонны верить, даже через отрицание, силе и опыту старших коллег. И это самое мрачное.

 

И напоследок ещё немного Дворцова:

 

" Антоночка, Антонушка… жена…

Когда б Илья мог загадать такую,

Когда и где вообразить родную,

Что б так душой и статью сложена?"

 

)))))

 

Выдыхайте!