Dr.Aeditumus

Чернейший метафизический юмор. Иначе и не назовёшь. Писано таким языком, что никак невозможно поверить, будто сам Мамлеев к эзотерической тематике относится серьёзно. Хотя совершенно очевидно, что погружался он в этот вопрос и совершенно серьёзно и очень глубоко. И, конечно, не только теоретически, потому что изменение Мамлеевского сознания, так сказать, налицо. Опять же полагаю, что соприкоснувшись со тьмой и бездной, он ужаснулся всей душой и потёк вспять. Ум, однако, подпортил, и хотя тщится прикрыть язву маской шута, чёрное пламя осиявшей его демонической благодати рвётся наружу из её отверстий, из растянутых гримасой смеха глаз и рта.

 

Язык мамлеевский очень хорош. Таким языком могли бы писать Зощенко, Аверченко или Хармс. Вот этот контраст дурашливого языка юмористического рассказика с тем ужасом, о котором рассказчик повествует, и создаёт неповторимость атмосферы, реалий и структуры мамлеевской художественной вселенной, которая либо покорит ваш разум своей тайной, либо оттолкнёт жутью этой тайны бесповоротно и навсегда.

Трупы, смердящие и разлагающиеся, вурдалаки, удавленники, шатающиеся по собственным похоронам покойники, дети с глазами обращёнными внутрь, во мрак неведомого и страшного мiра, недоступного смертным, бесконечные самоубийцы, демоны и бесы всех сортов, имеющие вид людей, животных или чёрт знает чего, неведомые мистические вселенные, грозящие гибелью дерзнувшим в них проникнуть и посягающие проникнуть в нас… И тут же набожные старушки, светлые храмики, нечто ангельское и мирно надзирающий за всем этим хаосом жизни с её радостями и ужасом Бог, Творец всяческих и Вседержитель сущих.

 

Но как же так, скажете вы, позвольте возразить и не поверить. Как уживаются на одной странице Абсолютное «Я» Адвайта-Веданты и Библейский Саваоф? И аватары, и перевоплощенцы, и мыслящий космос, и дальневосточная нечисть вкупе с чуждой нам антропологией и космологией? Да вот так. Мамлеев запросто и чуть ли не по панибратски интерпретирует Писание и Его Истину на языке и в парадигме восточной философии и эзотерической метафизики. Царство божие внутрь вас есть? Пожалуйте, сие есть Абсолютное космическое «Я» Адвайты, вмещающее всё сущее и ему тождественное. Оно есть и Бог и Его творение и ты сам, который, если захочет, может стать богом. Мамлеев как заучка-школьник, для которого 1+1 всегда будет 2. И не важно, что там складывают, одно яблоко с одной селёдкой, один шаг с одной жизнью, любой единичный феномен с любым другим одиночеством, в итоге – единица, как абстрактная оболочка всякой содержательной сути, совершенно не противоречиво складывается с другой такой же абстрактной оболочкой, и в сумме они неизменно и благополучно дают счастливому математику прекрасного, жирного «гуся».

 

Просматривается ли, ощущается ли у Мамлеева Гоголевская мистическая традиция потусторонних страхований? Не без того. Но и нечто большее, идущее за пределы и поперёк христианской Руси, вобравшей в себя языческий бред вселенской кажимости. Паранойя индуизма, взлелеянная доморощенными практиками йоги и веданта-медитации, эпигонами Патанджали со славянской генетикой. Слабоумие, сумасшествие, наваждение русской души, насильственно отлучённой от Благих истоков, и поискавшей себе духовной пищи в сточной канаве демонического блуда, духовного общения с тёмным падшим духом, одевающим личины какой угодно веры, философии и религии.

 

Я почти уверен, что Мамлеев (осмысленно и умышленно или бессознательно и интуитивно) проповедует Истину, но делает это от обратного. Он срывает маски и покровы с бесовских обольстительных миражей и призрачных, иллюзорных видений, сладостно пугающих, таинственно манящих, обещающих всё или многое, но ввергающих околдованную душу в мертвящее оцепенение, в ледяной ад, в невозвратную бездну вечной смерти. Все обольщения и мистические влечения в его рассказах заканчиваются безумием, суицидом, внезапным бесследным исчезновением, бесовской оргией или свадьбой, похоронами заживо, и такой чертовщиной, от которой душа изнывает и томится неясными страхами, смертным унынием, могильной тоской и безнадёжным отчаянием. Но ведь сказано негде: По плодам их познаете их. И вот, сии плоды смерти, натюрморт из коих нарисовал Мамлеев, не сатана ли их творец и даритель человеку? Воистину он.

 

И всё это вкупе влечение к бесчувствию, безмыслию и окончательной духовной смерти, которой чреваты все без исключения эзотерические соблазны и учения, и всякий языческий шабаш, Мамлеев именует антиспасением. И справедливо. Но почему же он не указывает путей и исходов из этого морга? Да он и показывает, только не явно, не в лоб, не прямо и грубо. Мельком он упоминает об исконном и традиционном для России, для русской души, о том, что всем ведомо и многими пренебрегаемо. Лишь в одном рассказе – зато каком! – Мамлеев без обиняков обращается к персонажам, несущим в себе Свет Истины и ведущим к ней желающих. Это рассказ «Блаженство и окаянство», повествующий о юродивом, о блаженном Христа ради подвижнике (хотя, если по совести, и его «не каноническое» вознесение отдаёт эзотерической чертовщиной). А другой, предельно ему противоположный – это «Дорога в бездну», где действуют московские экстремалы псевдодуховных практик, некроманты, астральные путешественники и адепты Адвайты, стремящиеся к финальному человекобожию или отождествлению с небытием.

 

Любому, соприкоснувшемуся с тёмной стороной силы (чтущий да разумеет) предельно внятны мамлеевские аллюзии, сказочные иносказания и аллегории. Для публики же профанной, не посвящённой в эзотерическую премудрость, его рассказы вероятнее всего останутся лишь хоррором, хэллоуинскими страшилками, формально адаптированными на российский менталитет и русскоязычного потребителя. Может быть, его смутит и насторожит упоминание о мёртвом Западе, чьи халуги и веси наполнены носителями живой смерти, выродившимися и опустошёнными человеческими душами, знающими лишь вещественную идололатрию и поклонение золотому тельцу. А может, порадует маленький гимн России и русскому духу, чуть робко прозвучавший где-то между непрерывными загробными завываниями, перетекающими из рассказа в рассказ. Но, в общем и целом, сокровенное знание посвящённых мистагогов и иерофантов запредельной тьмы останется для рядового обывателя, как и всегда, непонятным и недоступным. И слава Богу!

 

А всё-таки, как бы мне ни был симпатичен Мамлеев, он эзотерик, и все его насмешливые рассуждения о смерти, комичные трупы и забавные мертвяки – это всего лишь попытка укрыть призрачной завесой смеха, осмеяния врага свою психику, своё сознание, свою душу, трепещущую в предощущении скорого и неминуемого раскрытия вечной тайны небытия, душу, в страхе и ужасе смертной твари, замершую на миг на его пороге.