Pro-винциалка

Я знал, что редакторы – враги рода человеческого, но не думал, что до такой степени. Крапивное семя! Недрогнувшей рукой они правят «ономнясь» на «опомнясь», а «помавал» на «помахал». Они свято убеждены, что «ужо» и «противу» суть грубые орфографические ошибки. Кстати, слово «суть» в их понимании может быть только существительным третьего склонения и ничем иным.

 

А негодующие пометки на полях рукописи!

 

«Почему герой говорит, что ещё не вечер? Ведь дело происходит глубокой ночью».

 

Но этот… Наверное, он и сам тайком пописывал. Известно же: кто никогда не был униженным и оскорблённым, не сможет толком ни унизить никого, ни оскорбить. Видно, и его в своё время изрядно повозили физией по опрометчиво расставленным запятым.

 

Наша встреча состоялась в единственной комнатке новорождённого частного издательства – чуть ли не первого в Ленинграде. За окном тихо разваливался Советский Союз. Мой визави восседал в редакторском кресле и в скорбной задумчивости листал принесённую по его же просьбе рукопись.

 

– Как же вы так? – устало посетовал он вдруг – и, болезненно морщась, зачитал: – «„Не может быть!“ – ахнула она».

 

– И что? – не понял я.

 

– Ахнуть означает сказать «ах», – терпеливо пояснил он. – Если ваша героиня говорит: «Не может быть» – то, значит, она не ахнула. Она воскликнула.

 

– У меня там ещё «Этажом выше ахнула дверь», – признался я. – То есть сказала «ах»?

 

Лицо редактора стало совсем несчастным. Мало того что автор безграмотен, он ещё и помнит свою белиберду наизусть.

 

– Или тоже воскликнула? – довесил я, не удержавшись.

 

– Нет, – процедил он. – Дверь, пушка… Эти пусть ахают. А вот что касается человека…

 

– Ахнул по затылку, например…

 

– Но не языком же! Рукой, поленом…

 

Мы смотрели друг на друга, наливаясь взаимной неприязнью.

 

– И что получится? «„Ах!“ – ахнула она»?

 

– Нет. Просто «ахнула». Без прямой речи.

 

– А если рявкнула? Сказала «рявк»?

 

Он поиграл желваками.

 

– Нет. Рявкнуть можно что угодно. Но ахнуть – только «ах».

 

– Позвольте, – с достоинством позволькнул я. – В словаре Даля «ахнуть» означает (цитирую) «дивиться чему, радоваться, горевать». И только в самом конце «восклицать ахъ».

 

Следует признать, с моей стороны это была откровенная бестактность. Но я только что законспектировал в охотку первый том Владимира Ивановича – и просто не мог не щегольнуть познаниями.

 

Однако смутить редактора оказалось трудненько. Бесстыдство было частью его профессии.

 

– Даль, – далькнул он как ни в чём не бывало, – во многом устарел…

 

– Ничего себе! – ничего-себекнул я. – Может, и Достоевский устарел? Достоевского возьмите! Да у него сплошь и рядом «ахнул» в значении…

 

– Тоже мне образец! – презрительно тоже-мне-образецнул он. – Если мы будем ссылаться на Достоевского как на эталон русского литературного языка…

 

– А на кого ж тогда? – озлясь, а-на-кого-ж-тогдакнул я.

 

Нет, не так. Просто «а-на-кого-ж-тогдакнул». Без прямой речи.

 

Редактор взглянул озадаченно – и только-не-на-негокнул.

 

Я почемукнул.

 

В ответ он не нашёл ничего лучшего, кроме как потомукнуть, и я почемукнул вновь. Но уже с тремя восклицательными знаками.

 

Он уклончиво но-вы-же-не-классикнул.

 

Я ну-и-чтокнул.

 

Он всё-равно-так-нельзякнул.

 

Собственно, на этом наш разговор и завершился. Я забрал рукопись и, хмуро ладно-посмотрюкнув, покинул новорождённое издательство.

 

Снаружи сеял мерзкий питерский снежок. На углу совала прохожим листовки и зычно долой-коммунякала увенчанная вязаной шапочкой пенсионерка. Я вздёрнул воротник куртейки и, уныло ну-и-временакнув, поплёлся в сторону Московского вокзала.

 

[Евгений Лукин, 2005]