Леонид Демиховский

В субботу согрешил: вымыл машину. До блеска. Часа два провозился: гусеницы, белые и пушистые (но руками не трогать, что ни щетинка - жало!) с хрустом жрут чинару.

Их экскременты практически не оттираются: впитываются, буквально, краской! А на машину смываются с листьев дождём. Или стряхиваются ветром... Раньше каждый год прилетали маленькие желтые птички, вили гнездо, и из него полдюжины мелких птенчиков дружно метали неожиданно крупного калибра бомбы тоже в аккурат на крышу машины. А я, дурак, матерился и клял судьбу... И вот птички не прилетели, и гусеницы зажили припеваючи... Сарказм!

 

И нынче пришлось снова потратить час на борьбу с неприятными, ржавого цвета, веснушками и пятнами. И я понял, что гусеницы победили, не буду больше парковаться под чинарой! И поставил авто напротив соседского дома... Спрашивается, при чем здесь Бабель? А вот:

 

Вчера, не знаю, на время или вообще, неизвестно, при каких обстоятельствах, с сайта исчезла страница Зимней Стаси. Незадолго до этого я обратил внимание на ее участие в перепалке с неким Г.

 

Такого Г в любом свинарнике, а Стася штучный поэт. И человек незаурядный. Ее упрекали, я так понимаю, в снобизме. Кто-то даже утверждал, что готов пожать руку Г... Фи, ИМХО: потом не отмоется...

 

Так вот, о снобизме: гусеницы гадят. Но не рубить же из-за них чинару? Приходится перегонять машину подальше... убирать страничку...

 

За Бабеля сказать обещал... Извольте:

 

«... В ту же ночь Чека арестовала человека по прозвищу Грузин и его друга Колю Лапидуса…

Фроим… вошел в здание Чека.

— Я Фроим, — сказал он коменданту, — мне надо до хозяина…

И комендант ввел в кабинет старика в парусиновом балахоне, громадного, как здание, рыжего, с прикрытым глазом и изуродованной щекой.

— Хозяин, — сказал вошедший, — кого ты бьешь?.. Ты бьешь орлов. С кем ты останешься, хозяин, со смитьем?..

Симен сделал движение и приоткрыл ящик стола.

— Я пусто, — сказал тогда Фроим, — в руках у меня ничего нет, и в чеботах у меня ничего нет, и за воротами на улице я никого не оставил… Отпусти моих ребят, хозяин, скажи твою цену…

Старика усадили в кресло, ему принесли коньяку. Боровой вышел из комнаты и собрал у себя следователей и комиссаров, приехавших из Москвы.

- Я покажу вам одного парня, — сказал он, — это эпопея, второго нет…

И Боровой рассказал о том, что одноглазый Фроим, а не Беня Крик, был

истинным главой сорока тысяч одесских воров. Игра его была скрыта, но все

совершалось по планам старика — разгром фабрик и казначейства в Одессе,

нападения на добровольцев и на союзные войска. Боровой ждал выхода

старика, чтоб поговорить с ним. Фроим не появлялся. Соскучившийся

следователь отправился на поиски. Он обошел все здание и под конец

заглянул на черный двор. Фроим Грач лежал там распростертый под брезентом

у стены, увитой плющом. Два красноармейца курили самодельные папиросы над

его трупом.

- Чисто медведь, - сказал старший, увидев Борового, - это сила

непомерная… Такого старика не убить, ему б износу не было… В нем

десять зарядов сидит, а он все лезет…

Красноармеец раскраснелся, глаза его блестели, картуз сбился набок.

- Мелешь больше пуду, — прервал его другой конвоир, — помер и помер,

все одинакие…

- Ан не все, — вскричал старший, — один просится, кричит, другой слова

не скажет… Как это так можно, чтобы все одинакие…

- У меня они все одинакие, — упрямо повторил красноармеец помоложе, -

все на одно лицо, я их не разбираю…»

 

Фсё.