Лина


В футбол играл и Владимир Набоков

 
7 июн 2018В футбол играл и Владимир Набоков
Набоков начал играть в футбол в Тенишевском училище в Петербурге. В мемуарах «Память, говори» он замечает, что директор очень насторожился, когда юноша предпочел стоять в воротах, а не бегать в поле с другими учениками. Не зря книга журналиста Джонатана Уилсона о голкиперах называется The Outsider («Чужак», «Изгой», «Белая ворона»).
В 1916 году Владимир Набоков, сын председателя партии кадетов, внук бывшего министра юстиции Российской Империи по отцовской линии и золотопромышленника по материнской, получает от дяди в наследство имение под Петербургом и 2 миллиона рублей (обычно говорят о «миллионном наследстве», 2 миллиона – единственная точная цифра, которую удалось найти). Курс рубля обвалился вчетверо из-за Первой мировой, и два набоковских миллиона равнялись 300 тысячам долларов или 6,6 миллионам на нынешние деньги. «Титаник», затонувший в 1912-м, обошелся компании «Уайт Стар Лайн» в 7,5 млн по курсу на момент катастрофы.
Спустя три года 20-летний золотой мальчик, единственный в училище, кто приезжал на занятия в автомобиле с шофером, а не на повозке или трамвае, вместе с семьей добирается из Севастополя в Лондон через Константинополь, Пиреи, Марсель, Париж, Гавр и Саутгемптон. Из гигантского состояния удалось спасти только драгоценности. Вернуться к обеспеченному дореволюционному образу жизни Набоков сможет лишь через сорок лет после успеха «Лолиты».
 
 
Кембридж
 
Владимир Набоков поступает в Тринити Колледж при Кембридже, присоединяется к футбольной команде и пишет стихотворение на русском языке, озаглавленное Football, о том, как он грандиозно мечется в воротах, а его любовь проходит мимо с каким-то франтом, дымящим трубкой. Впоследствии Football разрослось до «Университетской поэмы», которая подытожила его кембриджские годы.
Отсюда начинаются чудные переплетения личностей и событий первой половины XX века.
За семь лет до Набокова другой выпускник Тенишевского училища Осип Мандельштам опубликовал свое стихотворение «Футбол», выдумав в нем самое изящное описание удара «пыром» в истории русской и, наверное, мировой словесности: «Неизъяснимо лицемерно / Не так ли кончиком ноги / Над теплым трупом Олоферна / Юдифь глумилась и враги».
В 1910-е футбол только приживался в России и еще годился в качестве броской метафоры, поэтому едва ли не все поэты Серебряного века, включая Гумилева, Брюсова и Сашу Черного, упоминали футбол, чтобы добавить своим стихам экзотики.
Шестидесятники повторят этот прием, взяв в оборот североамериканские виды: «Любил он кукурузные початки, любил бейсбол» (Евтушенко), «Как точно, погляди-ка, не смогли закрыть. Ну, золотая дынька, показывай прыть!» (Рождественский об американском футболе).
Набоков стал голкипером команды Тринити Колледжа: «Сложив руки на груди и прислонясь к левой штанге, я позволял себе роскошь закрыть глаза, и в таком положении слушал плотный стук сердца, и ощущал слепую морось на лице, и слышал разорванные звуки еще далекой игры, и думал о себе как о сказочном экзотическом существе, переодетом английским футболистом и сочиняющим стихи, на непонятном никому языке, о неизвестной никому стране. Не удивительно, что товарищи мои по команде не очень меня жаловали».
Тринити Колледжу забавно не везло на голкиперов. В 1911 году за них играл знаменитый датчанин Нильс Бор, брат серебряного призера Олимпиады-1908 и нобелевский лауреат. По краснокирпичной легенде, он отвлекался, записывая формулы на штангах, и пропускал нелепые мячи. После физика, который химичит на ленточке, Тринити Колледж получил энтомолога, пускающего бабочек.
Кроме Бора и Набокова, в подборках часто упоминается третий знаменитый голкипер – Альбер Камю. Он выступал за молодежную команду алжирского клуба «Расинг» и закончил еще до двадцати, переболев туберкулезом. Если верить материалу The Guardian, за национальную сборную, вопреки мифу, он никогда не играл. Зато достоверно является автором фразы: «Все, что мне известно о чести и долге, я узнал из футбола». Эта игра определенно переродилась за последние сто лет.
В англоязычных мемуарах Набоков часто называл футбольное поле не общепринятым pitch (термин из крикета), а по-русски широко–field (поле). Мало о чем Набоков писал так же тепло, как о футболе: «Из игр, в которые я игрывал в Кембридже, футбол остается продутой ветром росчистью посреди этого, довольно путанного, периода».
В те же 20-е годы в параллельной вселенной спартаковец Николай Старостин уничтожал на правой бровке молодого тбилисского динамовца по имени Лаврентий Берия. Набоков и Берия одногодки, оба родились в 1899. Оба они, один–к счастью, другой–к большому сожалению, не стали профессиональными футболистами, иначе вместо того, чтобы вешать и расстреливать, левый край Берия мог бы мирно навешивать и простреливать.
 
Берлин
 
После Кембриджа Набоков переехал в Берлин, где зарабатывал, в том числе, теннисными уроками: «Я просто бедный молодой россиянин, распродающий излишек барского воспитания». В «Лолите» Гумберт Гумберт упоминает, что давным-давно в Европе он был не последним человеком на корте: «Я пытался научить ее играть в теннис, чтобы у нас было больше общих развлечений, но хоть я и был в молодости хорошим игроком, из меня получился безнадежный тренер».
 
Теннис вообще очень часто мелькает в «Лолите». Набоков тонко прочувствовал и предугадал эротизм этого спорта, когда девочки в коротких платьях с вечно взлетающими подолами визгливо стонут и поправляют пряди.
В Берлине же Набоков пишет «Защиту Лужина», роман о шахматисте-социопате и матче его жизни. Произведение описывает партию Рети – Алехин, сыгранную в Баден-Бадене в 1925. В Лужине воплотился Алехин и друг Набокова, немецкий гроссмейстер Курт фон Барделебен, покончивший с собой за год до матча из-за банкротства.
 
Дмитрий
 
Единственный сын Владимира Набокова Дмитрий вырос человеком многих талантов, среди которых был и спорт. Какое-то время он промышлял автогонками, соревнуясь по всей Европе, в том числе на знаменитой трассе в Монце. Его коллекция насчитывала более 40 уникальных автомобилей, среди которых 1964 Alfa Romeo Zagato, 1986 Ferrari 308 GTB, Triumph TR-3A и Bizzarrini Strada. Как прирожденный экстремал, Дмитрий увлекался скалолазанием, а еще переводил на русский, французский и итальянский книги своего отца, а в 1961 дебютировал басом в опере «Богема» на одной сцене с начинающим Лучано Паваротти. Сложно поверить, что все это – биография одного человека. Дмитрия, плейбоя на спорткарах, богатого наследника и полиглота, который мотается с континента на континент, предсказуемо считали шпионом. Сам он признавался, что работал на ЦРУ.
 
Владимир Набоков, у которого в юности не только вытащили серебряную ложку изо рта, но и вытолкнули на лютый холод с абсолютно непрактичными навыками писательства и лаун-тенниса, какой-то фантастической излучиной судьбы сумел преумножить славу своего рода и вернуть ему былой достаток. Как между штангами, он метался между двумя великими языковыми культурами и переступил черту, выдумав «Лолиту», как голкиперы-новаторы 60-х переступали известковые границы своей штрафной.