Ерофеева Ольга

Холодный месяц март отнял у нас ещё одного Мастера.

 

Он 10 лет мужественно боролся со своим страшным недугом, исступлённо творил, работал – и ушёл в иной мир всё равно неожиданно , собираясь приступить к очередной постановке на земле великих эллинов, колыбели всех искусств…

 

«Самый русский литовец» (так его называли) искренне и горячо любил нашу культуру и театр, его тонкие, умные и светлые спектакли оставили след в сердцах и душах не только россиян, но и зрителей всего мира: Пекина, Парижа, Тель-Авива, Торонто, Нью-Йорка…

«Он для миллионов людей по всему миру …открыл заново русскую классику: Пушкина, Чехова, Толстого, Лермонтова. Он принес славу Вахтанговскому театру, и то, что сегодня имеет театр, – это, безусловно, творческая заслуга и победа Римаса Туминаса...» - слова директора Театра им. Вахтангова Кирилла Крока.

«Я знаю, что истина замирает в устах умирающего, уходящего... Он хотел бы что-то про истину сказать, но она в губах застыла…» - так сказал Римас Туминас в своём последнем большом интервью.

 

Вслушаемся же в слова Мастера, и – быть может – что-то услышим…

 

О театре

– Театр — это дом отпущения грехов. Это изучение, вечная расшифровка неких посланий с небес, что нам Господь сказал. Мы различаем, анализируем эти фразы, мысли, сигналы. Вот этим театр занимается.

 

О служении театру

– Когда меня пригласили возглавить Вахтанговский театр в Москве, я долго отказывался…

Но у меня были воля, сила, я чувствовал, что Россия открыта Европе, а Европа — России, верил, что мы все находимся на общей территории театра, искусства. Я ощущал себя нужным, был горд, что участвую в этом процессе.

Многие в Вахтанговском театре надеялись, что приехал тихий литовец, который будет ставить спектакли и больше ни во что не вмешиваться. Я стал вникать в документы и ужаснулся, когда узнал, какая в театре коррупция. Уволил всю администрацию - в общем, устроил большой пожар...

 

Об отношении к власти и политике

— Я отношусь к власти, как Мольер. Не хитрю и не приспосабливаюсь, не в этом смысле, но стараюсь понять то, что мне предлагают.

Мне митинги не нужны, потому что свою позицию я выражаю в спектаклях. Моя политика — это человеческие беды, горе, разочарования, жертвы, подвиги, а не борьба с властью.

 

О цензуре в театре

– Главное в существовании театра – это вкус. Никакой талант не спасет, если нет вкуса. Через вкус только можно идти дальше и развивать театр.

…должна быть и цензура. Я бы ее ужесточил еще больше. Если она основана на достоинстве, морали, конечно, она должна быть. Чтобы люди не портились.

 

О работе актёра

– Мне нравится, что на репетиции как-то все размышляют по поводу текста, по поводу эпохи, по поводу нравов, культуры и по поводу театра нынешнего дня. Сегодняшней нашей жизни.

Репетиция – это размышление. Каждый по своим убеждениям, по своему уму – но размышление. Я уже цитировал Пушкина, Чехова… «Гоните себя, чтобы духа вашего не было. О других говорите, о других – не о себе». Тогда и ты проявишься. Никуда не пропадёшь. Как раз наоборот – вырастешь и станешь творцом.

 

Об «осовременивании» классики

– Круто решаем. Круто ставим. Круто всё. И во всем – я! Я! Неважно, что получается в результате – зритель простит. Душа-то рвется, хочется театра, чем больше грязи, тем больше театра, зрелища, шоу...

А на самом деле это убийство классики, убийство текста, убийство слова.

Это просто игра с классикой, игра не очень культурная и не очень порядочная. Она убивает автора, пользуется автором, но подыгрывает современности. И тут вспомнишь Пушкина: бескультурье, пошлость, хамство всегда примыкают к современной жизни…

Я это ненавижу.

 

О постановке «Война и мир»

– Я давно хотел сыграть с первых фраз: открывается занавес, потоки хорошего, доброго света, и мы слышим ясно, понятно первую фразу актера. Он еще слова не произнес, а на меня дохнуло историей….

Вопрос:

Почему в спектакле нет ни народа, ни Наполеона, ни Кутузова? Вы оставили на пустынной сцене лишь семью, безответную любовь, непонимание, одиночество. И отрицание, осуждение бессмысленной войны. В спектакле нет ни одного счастливого человека, многие мечтают о счастье, стремятся к нему, а счастья нет. Только разочарование…

Ответ:

Да, но такова русская душа. Душа, воплощенная в гениях, в Чехове, в Пушкине... Мне подсказывали многие, что для правильного прочтения Толстого следует понимать слово «мир» как вселенную, как человечество. Но есть еще и выражения «молиться всем миром», «иди с миром», «живи с миром»... Богатство толкования этого слова бесконечно, и у нас оно в каждой сцене имеет свою интонацию, свой смысл

– Я себе запретил экраны, инсталляции, хотя у нас огромная стена на сцене, и соблазн что-нибудь на нее повесить или показать довольно велик. Но мы себе этого не позволили. Все заменяют световые потоки, высокое актерское понимание судеб, истории…

Может быть, это последняя, или не последняя, попытка выставить всем на обзор такой новый для меня метод рассказывания…

 

О современной действительности

Мы живем в мире обмана. Всё зиждется на обмане, начиная с обмана в нашей повседневной жизни. Даже курицу покупаешь, а она два-три раза переработанная, чем-то искусственным напичканная. И мы к этому уже привыкли, к этой круговой поруке обмана. Тотальный обман всюду, даже в театре. Почему я придирался к каким-то спектаклям? Потому что театр должен этот обман взрывать, взрывать и вести к чистоте. Это и есть, наверное, поиск стиля в нашем спектакле. Путь к чистоте, к порядку.

 

Об ином свете

– Как только там встретимся, глянем друг на друга – и сразу поймём, кто мы такие. Играли каких-то царей, руководителей, чиновников, генералов с лампасами… А там нет этих чинов. И мы смешны будем. Так неудобно станет нам, так стыдно...

 

О планке искусства

– Хороший спектакль и то, что мы называем шедевр, – это не что иное, как достигнутый порядок. В этом порядке – гармония, она звучит, она подает голоса, у нее есть мелодия.

Красота, гармония, вера, Бог, любовь, больше ничего, но когда отворачиваются или игнорируют – нарушают космический порядок, порядок Вселенной, во что верила моя мать и я верю.

Играть надо по законам небес…