Софья Андреевна была женщиной набожной и впечатлительной. Впечатлялась всегда, везде и всему. Одним... Нет, лучше тремя словами – натура её была тонкой, эмотивной, нервической. И дело совсем не в синонимах. Дело в степени этих её душевных характеристик, передать которую словом одним будет слишком скупо, а словами многими в корне неправильно, ибо сие только уведёт читателя от детального и чёткого понимания её образа.

 

Посему – три. Тем более, что главный герой романа Софьи Андреевны таковое число в основе своей и жалует. Да-да, именно этот девиз и сопровождает нашу героиню по жизни. Вот, к примеру, не срослось что-то с первого раза, а Софья тут как тут, – руками сдобными машет, краснощёкая, волнительная, колышется вся, словно опара вызревшая, – ничего, Бог троицу любит, с третьего-то раза обязательно, вот прямо всенепременно получится. А ежели и с третьего раза не выходила нужная петрушка, она и тут не терялась, – ничего, мол, – рекла, – будет, всё будет, с третьего...

 

А никто ведь и не считал. До того ли? Да не о том ведь речь...

 

Любила Софьюшка. Ой как любила. Петра Серафимовича и любила. Дак ведь и он её жаловал. Только скромный был мужчина, робкий, значит, стеснительный. Стеснял свои чувства, томил их в клетке подрёберной. Чувства густели, желтели, что твоё томлёное молоко и бултыхались без дела, без надобности, сбиваясь сначала в сливки, а потом и вовсе в сметану сорокапроцентную. Сметана та твердела и становилась сыром, а сыр от безделья сох, трескался и расходился на осколки. Вот одним из таковых-то и ранило прямиком в сердце Петра нашего Серафимовича. Смертельно. Прости Господи.

 

Ничего, Бог троицу любит.

 

Схоронила Петеньку Софьюшка необласканная, погоревала два дня, а на третий как-то утряслось в ней горюшко, утихомирилось, успокоилось…

 

А тут и Пал Лукич апропо, кстати, ко времени. Пал-то Лукич не чета был Петру Серафимовичу. Бойкий, шибкий, вертлявый. Скакал вокруг стрекозлом, гоношился. Полюбила Софья Андреевна. Не удержалось её плодородие под таким напором. Почвы Софьины набухли заранее. В предвестии, в предвкушении. Да чего уж там. Как набухли, так и сдулись, скукожились, закислились. Не дошло у них до важного. Сгинул Пал Лукич. Как? Вдруг, сразу, внезапно. Один Бог знает, как. На третий день знакомства и сгинул.

 

Ничего... троицу...

 

Отари Зурабович Капанадзе подоспел вовремя. К третьему дню переживаний. Вах, такой джигит, шашлычник, чахохбилник такой! Один нос чего стоит. Таких бы три сразу, спереди, сзади, и на макушке, для пущей красоты, – размышляла Софья Андреевна, разглядывая гордую кавказскую птицу, клекочущую над мангалом на Выставке Достижений Народного Хозяйства. Да, глядела. Да, не без греха. Ну так Бог троицу любит, а тут слов поболе будет. Последнее явно лишнее. Прости Господи.

 

А потом было Всё. И было это Всё во сне Софьи Андреевны. Ну, знаете, для кого-то это может быть и Ничего, а для Софьюшки – Всё. И даже в кубе. Снится ей, что сам Боженька приветливо улыбается, пальчиком манит и говорит, мол, поздравляю вас, Софья Андреевна и Отари Зурабович Капанадзе... мужем, мол, и женой...

 

Очнулась Софьюшка ровно через три дня. Прямо в ЗАГСе и очнулась. В чувства пришла, в сознание. Прямо на словах: "... мужем и женой... поздравляем... и лично товарищ Бог...".

 

Как очнулась, так и снова забылась. Впечатлительная.

 

Потом-то она поняла, растолковал ей Отарик её ненаглядный, что это им передавали поздравления главы администрации Фаддея Максимыча Бока.

 

– Да-да, милая, – и лично товарищ Бок.

Ну да не важно это. Так и живут. В любви и счастии. Четвёртый год пошёл. Прости Господи.