Мечты
Под светом холодных созвездий лежали в густом ковыле в горячих объятьях болезни, шептавшей о прерванном сне. Нам снились забытые храмы, крестом подпиравшие небо, нам снились глаза нашей мамы и песни восточного ветра. Нам снились мосты над рекою - кошачии тонкие спины... и сердце, исполнившись болью, рвалось из раскрытой грудины туда, где оставили детство, куда нам не будет возврата, в чем глупое, юное сердце, наверно, само виновато.
Под светом дрожащих огарков лежали на старом диване, рисуя пиратские карты, "Веселого роджера" знамя, мечтали о дальних полетах, открытии новых систем и знали, что прячется кто-то в тени чуть линялых портьер. "Когда нам исполнится двадцать, -шептали лукаво, развязно. - Уйдем мы, пожалуй, в пиратство, порвем сразу старые связи и будем качаться на волнах, горланя похабные песни. А может, кофейню откроем и будем, как старый кудесник, варить крепкий кофе с корицей, насыпав щепоточку счастья. А может, и синюю птицу ухватим в сырое ненастье"... Мечтания наши горели светлее, чем свечек огарки, они нас подняли с постелей и в путь повели летом жарким.
Шагали по пыльным дорогам, сбивая о камни кроссовки, не верили черту и богу, и тропкам, конечно, коротким. Меняли мы сны на монеты и спали под небом бездонным, порой напевая куплеты, что были написаны дома. Скучали, конечно, скучали по запаху маминой каши, по темному горькому чаю, что пили из папиной чашки, по хрупким ладоням в мозолях, по старым, исчерканным книгам, по песням о сказочной доле, по бледным отцовским сединам. Но были мы слишком упрямы, шагали, не чувствуя боли. И Мойры пути наши пряли, вплетая в них вечный шум моря и гордый полет альбатросов над мачтами старых фрегатов, и тросов запутанных косы и песни русалок кудлатых. Мы пели похабные песни, сидели в восточных кофейнях, голубки несли от нас вести на север, любимый наш север. Писали, что все у нас круто, живем, как за пазухой бога... от сердца надсадного стука болели побитые ребра. Вступали без страха в дуэли и в драки в пустых переулках, хотели... чего мы хотели, когда рисковали так глупо?
Под светом холодных созвездий лежали на влажной земле в горячих объятьях болезни в шуршащем густом ковыле. Мы бредили домом и чаем, и смехом любимой сестры, но лишь ядовито трещали осеннюю ночью костры, что жадно лакали обломки штормами поломанных мачт, и искры, как солнца осколки, взлетали под горький наш плач. Душа наша лавой кипела в раскрытой ветрами груди, а тело от жара болело. Шептали: "Господь, помоги. Зажги путеводную прямо над домом забытым моим и выложи мускусом пряным дороги под ноги двоим". Шептали, сгорая под утро, из пепла вставали и шли к потерянным в памяти мутной холмам позабытой земли.
Под светом дрожащих огарков лежали на старом диване, рисуя пиратские карты, "Веселого роджера" знамя, мечтали о дальних полетах, открытии новых систем и знали, что прячется кто-то в тени чуть линялых портьер. "Когда нам исполнится двадцать, -шептали лукаво, развязно. - Уйдем мы, пожалуй, в пиратство, порвем сразу старые связи и будем качаться на волнах, горланя похабные песни. А может, кофейню откроем и будем, как старый кудесник, варить крепкий кофе с корицей, насыпав щепоточку счастья. А может, и синюю птицу ухватим в сырое ненастье"... Мечтания наши горели светлее, чем свечек огарки, они нас подняли с постелей и в путь повели летом жарким.
Шагали по пыльным дорогам, сбивая о камни кроссовки, не верили черту и богу, и тропкам, конечно, коротким. Меняли мы сны на монеты и спали под небом бездонным, порой напевая куплеты, что были написаны дома. Скучали, конечно, скучали по запаху маминой каши, по темному горькому чаю, что пили из папиной чашки, по хрупким ладоням в мозолях, по старым, исчерканным книгам, по песням о сказочной доле, по бледным отцовским сединам. Но были мы слишком упрямы, шагали, не чувствуя боли. И Мойры пути наши пряли, вплетая в них вечный шум моря и гордый полет альбатросов над мачтами старых фрегатов, и тросов запутанных косы и песни русалок кудлатых. Мы пели похабные песни, сидели в восточных кофейнях, голубки несли от нас вести на север, любимый наш север. Писали, что все у нас круто, живем, как за пазухой бога... от сердца надсадного стука болели побитые ребра. Вступали без страха в дуэли и в драки в пустых переулках, хотели... чего мы хотели, когда рисковали так глупо?
Под светом холодных созвездий лежали на влажной земле в горячих объятьях болезни в шуршащем густом ковыле. Мы бредили домом и чаем, и смехом любимой сестры, но лишь ядовито трещали осеннюю ночью костры, что жадно лакали обломки штормами поломанных мачт, и искры, как солнца осколки, взлетали под горький наш плач. Душа наша лавой кипела в раскрытой ветрами груди, а тело от жара болело. Шептали: "Господь, помоги. Зажги путеводную прямо над домом забытым моим и выложи мускусом пряным дороги под ноги двоим". Шептали, сгорая под утро, из пепла вставали и шли к потерянным в памяти мутной холмам позабытой земли.
