Камчатке

Восстаёт до небес, набегает прибоем на взгляд, поднимается крепким тайфуном зелёных вершин: такова крутизна, на которой движки барахлят. Многоярусный лес непрохож, потому нерушим. Между гребней этажно устроились город и люд. В расселённых домишках проёмы сквозят синевой, унисоном ветров неумолчно разносит: «Люблю». Не в прошедшем, всегда.

 

Крепче скал, штормовых и тревог.

 

От причала — по палубам через борта, напрямик. На лопатках «Урсулы»* устойчив седой капитан, ни один пассажир на волне приседать не привык. Остров Ста́ричков, удочка, клёв, тишина разлита... Топоро́к красноклюво ныряет сквозь мелкую рябь. От гряды приглушённо вздыхает домашний вулкан. Непрозрачно парит. «Это спит, просто сон», — говорят. Дым густой, как с шаманских костров, и кудряво-лукав.

 

Бирюзовый прилив. Ловит камбалу каменный слон: в каждом скальном изгибе не зверь, так вмурованный страж (как Три Брата в Авачинской бухте — пока не снесло, не придёт гибель с моря).

 

Прогулка волшебно-быстра.

 

Под босыми ступнями шуршит Халактырский песок; обжигающий космос, на чёрном — мерцание звёзд. Океан магнетичен. Обратно, как только обсох. Нет вчера, нет сегодня и тех, кто до пляжа довёз. Имя Тихого — ложь. Шепчет сопкам, на улицах, в ночь. От горячих источников пахнет солёной водой, ото всех привезённых даров. Мы вернулись давно, но не прежними, перерождёнными, «от» или «до».

 

Деревянный браслет обнимает запястье ольхой, нежно ластится к бьющейся жилке: тук-тук, не забудь. Воздух дома — родной. Не просолен Камчаткой. Сухой.

 

Ждите снова нас, земли неспящих вулканов и бурь.