Религия
Старое и очень старое.
Как никогда раньше думается о вечном, хотя не люблю я это дело.
С праздником, света нам всем.
КУЛИЧИ
Пасха в детстве. Утро раннее до озноба,
краем поля – дорога, солнца пухлого сдоба,
раскрошили в траве яиц цветные скорлупки,
папа юн и кудряв, у мамы – новая юбка.
Три десятка лет впереди – до первой смерти.
Я тяну с оград повилики цепкие плети,
из моей руки выдирается жук отважный.
Солнце, люди, кресты, разговоры. И не страшно.
Тропка вьется к родному крыльцу, пылит ванилью;
расправляет грозный петух рыжие крылья;
лижет пальцы, целует в нос счастливый Пиратка.
Мне от тёти – Пушкин, "Христос воскрес!" и шоколадка.
От крестильного, до последнего, на погосте – я ещё в пути.
Но легко представить, как гости
по весне однажды за город встретиться едут:
мне подарят кулич, цветов и живую беседу.
На траве - гранёный с водой и горбушка хлеба,
это даже больше, чем надо – другого не требуй.
Чей теперь черёд? Накрывает ночь ужасом липким…
А пока надо мною месяц – от сдобы скибка.
Вынимаю кулич из печи, лью сверху помадку.
Вот и всё. Помыть посуду, выпить с устатку
по глотку: за здоровье мамы, мужа и сына.
Дай им, Боже, прошу, счастливой жизни и длинной.
И ещё храни бывшего друга – мою потерю,
и прости, что он ни в Тебя, ни в меня не верит.
ТРАНЗИТ
Здравствуй, папа. Чудо, а не погода.
Я тебе принесла тут песок и воду,
и какую-то вечноцветущую ветку.
Покурю – и за дело. Прости, что редко...
Так народу много... А ты стал моложе.
Я? Да ладно, не думаю – скажешь тоже,
ты всегда был добрый. И помню, ещё бы!
Солнце яркое. Только вот ветер знобок.
Нарядили, посыпали. И конфеты...
Где – обычаи, память, а где – приметы –
нету разницы – нам, и кто жили-были, –
в царстве мраморной крошки, солнечной пыли.
Рвём траву забвения, цветы сажаем, –
как могли, убогим одарили раем,
уходя с облегченьем, смертной тоскою,
от своих – к своим, от покоя – к покою.
Те, кто едет в машинах, смотрят вполглаза,
как бредёт по тропе до хромого ПАЗа
вереница старух в кроссовках разбитых,
разбирая даты на могильных плитах.
А с небес на транзитных глядит с укором
Тот, кто впустит нас в вечность. Однажды.
Скоро.
РЕЛИГИЯ
Наскоро хлебнула ненависти доброго утра – боялась обжечь нёбо, но успела отвести глаза, промолчала в ответ, это меня и спасло.
Миллиард тысяч Будд, как гласит Алмазная сутра, взрастили благие корни, пытаясь вывести за, пустили по водам в лодке, смиренья вручив весло.
До первой крови терпеть – дворовая мудрость. Понятней санскрита. Татухой набита с изнанки на шкуре – по дури, давно. Вытравить бы, свести.
Будто рукою снята моя златокудрость, вскрыта полностью ересь быта самаритянки. Жаль, что поздновато я в начале пути.
Нужно всё успеть. Накормить, унять, прижечь, если кровит, подуть: не боли, не боли, пусть – у меня. Надо забыть прошлое, страшно смотреть вперед.
Во сне караулит палач, шепчет: «Голову ей с плеч!» Теперь ладони пусты, в них ни роз, ни золота, ни кистеня. Молитва моя нехитра: «Пусть завтра никто не умрёт».