КУЛИЧИ

Пасха в детстве. Утро раннее до озноба,

краем поля – дорога, солнца пухлого сдоба,

раскрошили в траве яиц цветные скорлупки,

папа юн и кудряв, у мамы – новая юбка.

Три десятка лет впереди – до первой смерти.

Я тяну с оград повилики цепкие плети,

из моей руки выдирается жук отважный.

Солнце, люди, кресты, разговоры. И не страшно.

 

Тропка вьется к родному крыльцу, пылит ванилью;

расправляет грозный петух рыжие крылья;

лижет пальцы, целует в нос счастливый Пиратка.

Мне от тёти – Пушкин, "Христос воскрес!" и шоколадка.

 

От крестильного, до последнего, на погосте – я ещё в пути.

Но легко представить, как гости

по весне однажды за город встретиться едут:

мне подарят кулич, цветов и живую беседу.

На траве - гранёный с водой и горбушка хлеба,

это даже больше, чем надо – другого не требуй.

Чей теперь черёд? Накрывает ночь ужасом липким…

 

А пока надо мною месяц – от сдобы скибка.

 

Вынимаю кулич из печи, лью сверху помадку.

Вот и всё. Помыть посуду, выпить с устатку

по глотку: за здоровье мамы, мужа и сына.

Дай им, Боже, прошу, счастливой жизни и длинной.

И ещё храни бывшего друга – мою потерю,

и прости, что он ни в Тебя, ни в меня не верит.

 

 

ТРАНЗИТ

Здравствуй, папа. Чудо, а не погода.

Я тебе принесла тут песок и воду,

и какую-то вечноцветущую ветку.

Покурю – и за дело. Прости, что редко...

Так народу много... А ты стал моложе.

Я? Да ладно, не думаю – скажешь тоже,

ты всегда был добрый. И помню, ещё бы!

 

Солнце яркое. Только вот ветер знобок.

 

Нарядили, посыпали. И конфеты...

Где – обычаи, память, а где – приметы –

нету разницы – нам, и кто жили-были, –

в царстве мраморной крошки, солнечной пыли.

 

Рвём траву забвения, цветы сажаем, –

как могли, убогим одарили раем,

уходя с облегченьем, смертной тоскою,

от своих – к своим, от покоя – к покою.

 

Те, кто едет в машинах, смотрят вполглаза,

как бредёт по тропе до хромого ПАЗа

вереница старух в кроссовках разбитых,

разбирая даты на могильных плитах.

 

А с небес на транзитных глядит с укором

Тот, кто впустит нас в вечность. Однажды.

Скоро.

 

 

РЕЛИГИЯ

Наскоро хлебнула ненависти доброго утра – боялась обжечь нёбо, но успела отвести глаза, промолчала в ответ, это меня и спасло.

 

Миллиард тысяч Будд, как гласит Алмазная сутра, взрастили благие корни, пытаясь вывести за, пустили по водам в лодке, смиренья вручив весло.

 

До первой крови терпеть – дворовая мудрость. Понятней санскрита. Татухой набита с изнанки на шкуре – по дури, давно. Вытравить бы, свести.

 

Будто рукою снята моя златокудрость, вскрыта полностью ересь быта самаритянки. Жаль, что поздновато я в начале пути.

 

Нужно всё успеть. Накормить, унять, прижечь, если кровит, подуть: не боли, не боли, пусть – у меня. Надо забыть прошлое, страшно смотреть вперед.

 

Во сне караулит палач, шепчет: «Голову ей с плеч!» Теперь ладони пусты, в них ни роз, ни золота, ни кистеня. Молитва моя нехитра: «Пусть завтра никто не умрёт».