Я охотник-любитель, то есть охочусь больше по желанию, чем по необходимости. И однажды со мной произошел забавный случай. Вроде собирался на обычную прогулку с собакой, а получилась самая настоящая охота.

 

В один из воскресных дней ранним зимним утром направились мы с Улей (так звали мою собаку) на болота в километре от моего дома. Правда, болота эти не настоящие, а, так сказать, рукотворные, образовались они после рытья искусственных водоемов, предназначенных для орошения полей. Сначала сюда был даже заведен водовод, но вскоре, когда началась перестройка, все это постепенно разрушилось. Колхозы и совхозы начали потихоньку разваливаться, животноводам было уже не до зерновых – им бы уберечь от голода тот скот, что уцелел после реорганизации. Так и остались окружавшие деревню поля заболоченными и местами огороженными проволокой, а ведь когда-то здесь росло разнотравье и на них выпускали пастись коров. Наши богатейшие в прошлом нивы оказались не нужны новым хозяевам.

 

Так вот, спустились мы с собакой к болоту. Пес, истосковавшийся по свободе, суетливо носился между кочек и вдруг застыл около старой трубы и стал остервенело лаять – наверняка там кто-то сидел. Снег в этом месте был основательно утоптан собачьими лапами, и мне подумалось, что кто-то, вероятно, загнал в трубу какую-нибудь животину, которая теперь не может оттуда вылезти. Так что придется помогать бедолаге выбраться из западни, не оставлять же ее в беде.

 

Диаметр трубы был небольшой, на глаз где-то миллиметров двести. Сучонка моя по своим габаритам в такое отверстие пролезть не могла, хотя и была охотничьей породы норных ягдтерьеров. Она только возбужденно прыгала рядом со мной и повизгивала от нетерпения, заглядывая мне в лицо. Глаза ее словно говорили: ну сделай, хозяин, хоть что-нибудь! Погибает же животина!

 

Погода стояла прекрасная, небольшой морозец мне не мешал, и я стал ногами раскидывать снег и отбивать лед от трубы, пока не освободились крепления защелки. Разъединив соединения, осторожно отодвинул трубу в сторону, так чтобы был виден хоть какой-то просвет в ней. Скоро мне стало жарко, но я с азартом отбрасывал снег от шестиметровой трубы, чувствуя, что тот, кто сидит в трубе, уже совсем близко. Наконец отделив первую часть трубы, с разочарованием убедился, что здесь пусто. Делать нечего, пришлось откапывать следующую. Одежда моя уже промокла от пота, ноги подрагивали от усталости, но не бросать же начатое. И я упрямо продолжал трудиться.

 

Улька, все это время путавшаяся у меня под ногами, не раз пыталась залезть в отверстие, и только размеры трубы не давали ей это сделать. Собака переживала так, что мне даже жалко ее стало. И вот еще одна труба: я открыл защелки, с нетерпением заглянул внутрь – на этот раз просвета не было видно. Значит, дошел до места. Сняв рукавицы и положив их на трубу, присел перевести дух и заодно подумать, как же вызволять бедолагу из заточения. Оглядевшись, заприметил толстый кусок проволоки, прикрученный к рядом стоящему столбу, открутил его и осторожно засунул конец в трубу. Пошевелив им, дотронулся до чего-то мягкого, в ответ из трубы послышалось какое-то шебуршание и невнятные звуки, отдаленно напоминающие рычание. А затем это нечто уже само, обдираясь об узкие стенки укрытия, начало двигаться на меня. Я почувствовал запах лисы, да и собака, не переставая, заливалась лаем и яростно рвалась в трубу. А когда показался рыжий хвост, моя Улька с рычанием вцепилась в него и потащила на себя лисовина из трубы.

 

Поскольку зверь был едва живой, я закинул его на плечо, и мы с Улькой понесли неожиданный трофей домой.

 

Что и говорить, не повезло зверюшке. Видимо, в трубу ее загнали бродячие собаки, но, отсидевшись в тесном укрытии, лис не рискнул выбраться наружу, потому что услышал лай Ульки. И когда в зад ему начала колоть моя проволока, а двигаться вперед явно что-то мешало, он был вынужден пятиться, после чего и попал в мои руки.