Закон о пердюмонокле
Это случилось на выдуманной планете в стране с загадочным названием ЗК.
Эта страна была настолько нестабильной, а её название — настолько историческим, что расшифровка аббревиатуры «ЗК» затерялась в веках. Кто-то говорил, что ЗК означает «заколдованный круг», символизирующий колесо сансары, кто-то выдвигал другие версии. Впрочем, никто особо не парился — ЗК и ЗК, разве нет других проблем в стабильно нестабильной стране?
Страны, как и люди, в чём-то похожи, на какой бы планете они ни находились; нередко и имена, и названия, и многое другое могут удивительным образом совпадать…
Шел пятый год официально объявленной Экономической Задницы.
Воодушевлённые долгожданной Задницей, Банки радостно барыжили валютой.
Олигархи задорно лазили с бреднями по мутной воде.
Особо Приближённые к Трону азартно делили «Инвестиции На Выход Из Задницы».
Придворные Сказочники, отложив свитки с Одами Самому, увлечённо строчили одну за другой программы «Демократического Новационного Обновления», добавляя к своим гонорарам нолики «за актуальность».
Все эти ликующие персонажи, получившие «на довыжимание досуха» страну, неумолимо дрейфующую в глубь Экономической Задницы, лихорадочно распихивали добычу по оффшорным карманам и мчались к счастливой сытой жизни подальше от Родины, уже начавшей пованивать тотальной нищетой.
Но оставим тех, для кого стакан всегда полон до краёв — их жизнь и деяния достаточно уже описаны, талантливо и с шиком; их подлости умелой рукой придворного писаки или режиссёра превращены в героизм, мудрость и волю обстоятельств. И только одна надежда не оставляет меня: когда-нибудь потомки честно назовут это время «Эрой подлецов».
***
В погожий день пятого числа месяца июбля в станице Лизоблюдово — главной резиденции Государственного Абсолютно Вменяемого Народного Общества (ГосАВНО) — было неспокойно: Дворец окружили люди — странные и явно Невменяемые, поскольку членами ГосАВНО не числились.
Невменяемые чего-то требовали, размахивали цветными тряпками, показывали глиняные таблички с иероглифами, нагло подсовывая свою писанину под самые носы проходящих мимо членов ГосАВНО (или, как их кратко называли, — Членов).
Сквозь толпу Невменяемых, словно шикарные яхты мимо ветхих лодчонок, проплывали Перронов и Куклачёв. Они кидали в толпу ослепительные улыбки и заученные словосочетания, которые вот уже много лет вызывали народный восторг:
— Социальная справедливость — главная ценность! — музыкально выводил непонятные ему слова Перронов, поправляя свою пижонскую красную шляпу «от Лорансена».
Куклачёв же оппозиционно-дерзко развлекал толпу своим неизменным хитом:
— Каждой бабе — по мужику!
Народ радовался.
Народ приветственно махал руками.
Народ совал любимым Членам таблички с иероглифами.
«Надо сказать подлецу Белкину, что он явно переборщил в своих методичках для работников ГосБРЕХа», — подумал Перронов, ловко лавируя между Невменяемыми. «Но каков талант: оборванцы уверены, что мы понимаем их язык. Невероятно! А ведь из четырёхсот с лишним Членов только Белкин и Фиганов народный язык учили — им по должности положено. Да и с чего нам учить матерный? У народа каждое слово легко заменяет неприличное. Сто лет назад им запретили маты, а они за полгода эвфемизмов напридумывали — по сотне на каждое запрещённое слово. Эвфемизмы тоже признали матерными и запретили, но с тем же результатом. Примитивные люди — что с них взять? Им же и не запретишь ничего: запрещаем-запрещаем — сто лет уже каждым законом что-то запрещаем, а они…» — Перронов не знал толком, в чём упрекнуть народ, но упрекнуть очень хотелось: «Они позорят меня перед мировым сообществом!» — нашёлся, наконец, веками проверенный упрёк, и довольный Перронов бодро вступил в прохладу дворцовых зал, обогнав Куклачёва, срывающего последние цветы народной любви бесконечным повторением «Каждой бабе — по мужику!»
«Надо будет спросить у Белкина, что означают те слова, которые мы с Куклачёвым кричим. А то Белкин, подлец, с тех пор, как нам в ресторане на салфетках эти слова накорябал, всё время уходит от ответа», — мелькнула у Перронова припозднившаяся мысль и исчезла: огромный зал заседаний ГосАВНО втянул и поглотил Перронова вместе с мыслями и язвой желудка.
Между тем низенький и невзрачный, но дорого одетый Коалов пробирался во Дворец скрытно: короткими перебежками от одной массивной колонны к другой. Конечно, ЗамСама мог бы не скрываться, а солидно прошествовать мимо беспокойных Невменяемых. Мог бы…
Однако каждое появление Коалова перед Невменяемыми по роковому стечению обстоятельств было одно хуже другого.
Взять хотя бы прошлый раз: он всего-то пробурчал себе под нос: «Деньги нам самим пригодятся. Вон, травка зелёная ещё не сошла — её ешьте, для здоровья полезнее, и грибы в лесу — для хорошего настроения». Ну откуда мог знать ЗамСама, что микрофон с тут-же-переводчиком приколот к воротнику его рубашки? Да, Коалову напоминали о микрофоне, но в это время ЗамСама вёл на бой непобедимую армаду танчиков в карманной игре.
Эх, а он так мечтал, что его семья, а главное — все, кто шпынял и обзывал его в детстве, посмотрят в визоре, как Коалов умело дирижирует массами, как стоит он — невысокий, но великий — перед толпами Невменяемых, и толпы внимают каждому его слову с благоговением, а не кидаются навозом…
Коалов поморщился: после инцидента пришлось выкидывать рубашку, а Сам порекомендовал «не соваться к населению».
Ну ничего, сегодня он отомстит неблагодарным: «Закон о пердюмонокле» — лучший ответ оборванцам.
Преисполненный радостного предвкушения Коалов, припевая «Британский ковбой, уеду с тобой…», прищёлкнул пальцами, сделал несколько вихляющих танцевальных движений ножками и животиком и, выйдя из-за последней колонны, высоко задрал нос, чтобы нарочито царственно проследовать во Дворец.
***
Шёл второй час обсуждения «Закона о пердюмонокле». Фактически закон давно уже был принят заочно: во время отвязной попойки Членов на базе отдыха «Кулуары-450», где решили единогласно, что деньги Членам нужнее, чем Невменяемым, и даже выпили за это несчётное количество раз. Здесь же, на заседании ГосАВНО, каждый Член хотел выступить, покрасоваться эксклюзивной одеждой или суперчасами, блеснуть ораторским искусством.
— Невменяемые, их жизнь и здоровье — важнейшие ценности в нашем государстве, — ГлавЧлен по здоровью населения Свистунов победно обозрел ряды Членов, притихших из-за кажущейся невозможности увязать услышанное с «Законом о пердюмонокле».
Заглянув в шпаргалку, Свистунов сделал «патетическое лицо» и продолжил:
— И я вас спрашиваю: что это за жизнь, если людей называют оскорбительно «стариками» и «старухами»? Кто полюбит старуху? Кто примет на работу старика? Называя людей стариками, мы ставим крест на их счастливой жизни. Мы должны признать, что люди не стареют. «Законом о пердюмонокле» предписано, что человек может и должен быть молодым, и никаким другим. Мы дарим молодость! А молодость — это здоровье, трудоспособность и хорошее настроение на всю жизнь!
— Баба Яга против! — выкрикнул Куклачёв «цитату из древних», поставив себе авторучкой крестик на ладони: «Не забыть спросить у Белкина, что означает это выражение».
— Вы против народного счастья и молодости? — нехорошо прищурился Свистунов и кинул выразительный взгляд на галёрку, где плечом к плечу стояли сотрудники Фабрики по Смирению Безумных, многозначительно поигрывая наручниками.
— Да, я против, когда молодые и здоровые живут на шее у государства! Молодые и здоровые должны сами о себе заботиться. Если «Закон о пердюмонокле» объявляет всех молодыми и здоровыми, независимо от возраста, то кто будет платить отчисления на старость? Я не против молодости и счастья, но платить надо! — Куклачёв поднял вверх левую руку с оттопыренным указательным пальцем, как бы ставя точку в своём выступлении и заодно демонстрируя собравшимся супердорогие часы «от Офигеть».
— Коллеги, — умиротворяющее промурлыкал Перронов, — Член Куклачёв просто дал нам понять, что первую статью «Закона о пердюмонокле» мы уже достаточно обсудили, поэтому Куклачёв сразу перешёл непосредственно ко второй статье, в которой говорится, что пенсионные отчисления отныне заменяются пожизненным налогом на счастье и молодость. Мы ведь все понимаем, что счастье и молодость народа — всецело заслуга государства. По статистике в каменном веке средняя продолжительность жизни была пятнадцать лет. Задумайтесь только: каких невиданных высот достигло наше государство, увеличив продолжительность жизни до… — Перронов уже понял, что слово «старость» отныне — табу, и подобрал изящную формулировку: — до ВТОРОЙ молодости!
Еще через час, дружно проголосовав за «Закон о пердюмонокле», Члены вышли из Дворца, увлечённо обсуждая новую развлекательную программу в «Кулуарах-450». Их встретила необычно молчаливая толпа Невменяемых, слушавших прямую трансляцию заседания с переводом на народный матерный. Среди толпы было мало молодых, ещё меньше — здоровых и счастливых, зато все были полны отчаянной решимости…
***
Потом кое-кто божился, что видел в деревне близ станицы Лизоблюдово козла с надетой прямо на рога пижонской красной шляпой. Поговаривали ещё, что у извозчика есть часы «от Офигеть». Но кто же верит слухам?
