Одиночество

Он срывался с вершин, рассыпаясь сухими словами,

предлагая себя в сумасшедшие за зиму мцыри,

не успевшие сесть на уплывшие в лето трамваи

по брусничным каналам из склепа, в котором отцы и

на швартовах скулят виновато авроры и сциллы

языками асфальта хватают тебя за подошвы.

 

Это было не больно и даже по-своему стильно -

отражаться в камнях, продлевая падение дольше

самой длинной строки, по которой уходят герои

позабытых стихов, разрывая оковы контекста.

 

Он касался коринфских колонн потревоженной трои,

эксгумируя в памяти страхи ушедшего детства -

не успеть, не взрастить и довериться тем, кто не в теме,

как изжить ленинградость, её проживая впервые.

 

Не пуская в себя, оставался в итоге не с теми,

человек между полюсов, голый среди кутерьмы и

в заводных дураках для искусством беременных самок,

по весне уходящих в запои на творческий нерест.

 

Он листал города и бросал их в корзину для спама

и высаживал в пустошах снов зацветающий вереск.

 

А ещё он писал и заклеивал строчки в конверты,

по субботам, как штык, отправляя письмо в копенгаген.

Он, возможно, не верил, что там ещё водятся герды,

но, всему вопреки, оставался всю жизнь моногамен...