Айвенго

Для начала следует договориться о терминах. Слово «поэзия» употребляется обычно в двух основных значениях: для обозначения чего-то возвышенного и прекрасного, а также – собственно стихотворных текстов. Мы здесь будем говорить о втором значении, то есть о стихах как таковых.

Как известно со времен г-на Журдена, стихи – это то, что не является прозой. И ключевым критерием для различения этих двух служит рифма – вернее, наличие или отсутствие таковой. Другими определяющими моментами выступают ритмичность и цикличность (точнее, периодичность) текста, то есть определенные законы (закономерности) его построения и композиции: размер, ритм, разбивка на строфы.

Огрубляя и упрощая, можно сказать так: убирая рифму, получаем белый стих; убирая еще и размер – получаем верлибр. Наконец, если убрать еще и ритм и естественную (а не формально-искусственную) разбивку – остается обыкновенная проза.

При этом качество ее может быть совершенно любым, она может быть необыкновенно поэтичной (в первом значении этого слова), но это будет прозаический текст. Проза Куприна и Набокова необыкновенно образна и поэтична, но от этого не перестает быть прозой. При этом в юности Набоков начинал как поэт, создавая рифмованные тексты, то есть стихи в их традиционном понимании, однако состоялся он именно как прозаик мировой величины, причем в пространстве сразу двух языков.

Отступление от традиции возникло не сегодня и не вчера. Так, Гоголь обозначил «Мертвые души» как поэму, но вряд ли ему пришло бы в голову назвать свой текст стихотворным (кстати, в юности он также начинал с сочинения стихов, а именно романтической поэмы). Пушкин и Лермонтов писали как стихи, так и прозу, причем делали это одинаково гениально. Но они не смешивали эти два жанра.

И тут вспоминается замечательный принцип, сформулированный когда-то в одном из школьных учебников по математике для начальной школы, гласивший, что нельзя складывать апельсины с карандашами. То есть в арифметике можно оперировать только однотипными предметами.

Итак, вы уже догадались, к чему я веду. Совершенно верно: мой тезис заключается в том, что авторам прозаических текстов (пусть и самых талантливых и замечательных) не стоит именовать их стихами. При этом сама по себе принадлежность к стихотворному жанру не дает никакой привилегированности тексту: рифмованность как таковая может наличествовать и в самых бездарных текстах, которые иначе как рифмовками не назовешь. То есть речь идет исключительно о различении жанров, а не о качестве их образчиков. Из этого, между прочим, ясно видно, что мой тезис никого a priori не принижает и не ущемляет. Я всего лишь предлагаю называть вещи своими именами, то есть тем, что они есть.

Тем же, кто упрекнет меня в «старорежимном» образе мыслей, замшелом консерватизме и зацикленности на рифме, легко докажу обратное.

Возьмите пушкинского «Бориса Годунова». Текст этой драмы настолько органичен и внутренне целен, льется так естественно и свободно, что вы далеко не сразу замечаете, что в нем отсутствует рифма. То есть рифм нет, но стихи – великие, вдохновенные стихи мастера – налицо. Не случайно именно окончив эту вещь, автор изрек известную фразу про «собачьего сына».

В общем, надеюсь, все поняли, что я хотел сказать.

Резюме.

Не случайно на ПБ предусмотрен такой тип произведения, как «прозаическая миниатюра». А также и верлибр. Если бы в Кубке были отдельные номинации для рифмованных стихов, верлибров и прозы малых форм, вечные споры между адептами разных трактовок термина «поэзия» потеряли бы свою непримиримость и остроту естественным образом. А тем, кто оценивает и сравнивает работы, не приходилось бы выбирать между «карандашами» и «апельсинами». Однако, понимаю, что данное разделение не реализуемо ввиду относительной малочисленности нерифмованных текстов в общей массе подаваемых на конкурс. А это значит, что проблема будет присутствовать и впредь, и копья будут ломаться столь же ожесточенно и безрезультатно.

Еще раз обращаю внимание публики на то, что никого не дискриминирую, не предлагаю ограничить в творческих правах и конкурсных возможностях. Это всего лишь техническое разделение на дисциплины (как в спортивных соревнованиях), имеющее под собой логическое основание. Но, повторяю, судя по всему, неосуществимое на практике.

Благодарю всех, кто не поленился дочитать до конца.