Айвенго

Уважаемая Ангелика!

ПризнАюсь, периодически Вы просто изумляете меня своими формулировками. «Жизнь сильнее смерти и математики» звучит примерно так же, как «любовь сильнее гравитации и Периодической системы элементов Менделеева».

Должен Вас разочаровать: математика имеет самое прямое отношение к жизни, причем ко всем ее сферам без исключения. Во всяком случае, если говорить о современности. Невозможно даже представить, как изменилось бы наше существование без этой науки. Разумеется, речь не о школьной арифметике, а о таких областях высшей математики, как теория вероятностей, теория игр, топология и др. Математический аппарат и математическое моделирование используются буквально на каждом шагу, и без них мы лишились бы практически всего, к чему привыкли сегодня: сотовая связь, спутниковое телевидение, интернет и собственно компьютеры, станки и производство, печать книг и фотопечать, прогнозы погоды и лабораторные анализы, расшифровка геномов и инженерные расчеты в строительстве - в общем, что ни возьми. Помимо фундаментальной математики существует и прикладная, и тут как раз чисто умозрительные и «далекие от жизни», казалось бы, абстракции наполняются конкретным содержанием и находят ощутимое применение в самых неожиданных областях нашей реальности. В общем,

«Есть тонкие властительные связи

меж контуром и запахом цветка»

(Брюсов. «Сонет к форме»), и анализировать эти связи помогает та самая презренная математика.

Кстати, эта наука оперирует с такими объектами, как множества элементов и последовательности символов, а литературный текст представляет собой частный случай такой последовательности. Поэтому вполне логичным является применение математических методов в лингвистическом анализе, что позволяет, например, подтвердить или опровергнуть авторство конкретного произведения путем установления ряда закономерностей, свойственных языку и стилю определенного автора.

Столь же нелепым выглядит предложение «держать математику подальше от творчества». Ибо тем самым Вы отказываете этой науке в праве на творчество. Между тем научное творчество является предметом множества исследований – прежде всего, в психологии. Оно сродни творчеству искусства, но с тем принципиальным различием, что результаты научного творчества максимально удалены от личности ученого, а в искусстве всё прямо наоборот: индивидуальность художника играет определяющую роль в том, каков окажется его творческий продукт.

В этом (и только в этом!) заключается «БЕСчеловечность» науки (причем, любой, то есть науки как таковой): она стремится абсолютно исключить из рассмотрения человеческий фактор, то есть стремится к полному устранению элемента субъективности в эксперименте и теории, на нем основанной. То есть законы, открытые точными науками, независимы от воли, желания и действий человека, в то время как в гуманитарных науках по понятным причинам возможна уже некоторая степень человеческого произвола.

И еще должен заметить, что математики (как ни удивительно Вам это покажется) весьма высоко ценят красоту в рамках собственной науки: они с удовольствием оценят изящность теоретических построений, элегантность доказательства и красоту выведенной формулы.

Что касается дилетантизма, я тоже против, поэтому предлагаю пойти еще дальше: не только не слушать мнения дилетантов (как математиков, так и даже филологов), как Вы настаивали в своих конкурсных комментариях, но и не читать книг, написанных дилетантами! А поскольку дилетантами являются все писатели, за исключением окончивших Лит. институт им. Горького…)))

Между прочим, среди этих писак-дилетантов попадались и математики. Во всяком случае, когда королева Виктория пожелала ознакомиться с другими произведениями одного впечатлившего ее автора, ей предъявили математические труды профессора Чарльза Доджсона, известного нам как Льюис Кэрролл. А возмутительное по своей бессмысленности стихотворение про Jabberwocky (Бармаглота) один из «битлов» (Леннон, по-моему) считал по своему значению для британской литературы сопоставимым с уровнем Шекспира.

«Jabberwocky» был также любимым произведением английского астронома и философа науки сэра Артура Стэнли Эддингтона (1882 – 1944). В книге «Новые пути в науке» он сравнивает формальную структуру стихотворения с одним из разделов высшей алгебры - теорией групп. В своей «Природе физического мира» он замечает, что описание элементарной частицы, предлагаемое физиками, на деле есть нечто подобное «Jabberwocky»: слова связываются с «чем-то неизвестным», действующим «неизвестным нам образом». Ученый пишет:

«Наблюдая восемь электронов в одном атоме и семь электронов в другом, мы начинаем постигать разницу между кислородом и азотом. Восемь „хливких шорьков“ „пыряются“ в кислородной „наве“ и семь – в азотной. Если ввести несколько чисел, то даже „Jabberwocky“ станет научным. Теперь можно отважиться и на предсказание: если один из „шорьков“ сбежит, кислород замаскируется под азот. В звездах и туманностях мы, действительно, находим таких волков в овечьих шкурах, которые иначе могли бы привести нас в замешательство. Если перевести основные понятия физики на язык „Jabberwocky“, сохранив все числа – все метрические атрибуты, ничего не изменится; это было бы неплохим напоминанием принципиальной непознаваемости природы основных объектов».

Но самое смешное в другом: так возмутивший Вас принцип из учебника для начальной школы не имеет к математике никакого отношения - он является формально-логическим и универсальным. Очевидно, например, что не корректно и потому бессмысленно спрашивать, кто больше нравится – Пушкин или Чайковский. Собственно, моя мысль именно в том и заключалась, что невозможно сравнивать несравнимые и несоизмеримые вещи и категории, а отнюдь не в том, что одна из них плоха или хороша.

Мир – как окружающий, так и человеческий – сложен и многогранен, и потому при его анализе не обойтись без дифференциации в противоположность изначальному синкретизму.

И если Вам не по вкусу формулировка из школьного учебника, вот тот же постулат, но уже от автора классического поэтического текста:

"В одну телегу впрячь неможно

коня и трепетную лань".