Ларионов Михаил

Бартоломе де Торрес Наарро — основатель национального испанского театра.

 

Поэт, драматург, писатель.

Изучал философию и гуманитарные науки в университете Саламанки.

Служил солдатом, затем чиновником в Валенсии и Севилье.

Во время путешествия из Испании в Италию попал в плен к берберским пиратам, но был спасён.

 

В предисловии к сборнику пьес «Пропалладия» (1517 год) изложил свой взгляд на драму: возможность смешения в пьесе трагического и комического, отказ от деления жанров на «высокие» и «низкие», различение их по стилевому признаку («комедии вымысла» и «бытовые комедии»).

Основная часть его пьес — «комедии вымысла» — прообраз «комедии плаща и шпаги»; «Хасинто», «Серафина», «Трофей» (около 1512 года), «Акилана» (подражание «Подменённым» Ариосто) и «Именео».

 

Бытовые комедии Торреса Наарро «В людской» (около 1513 года) и «Солдатчина» (около 1514 года) представляли собой жанровые зарисовки с сатирическими тенденциями.

 

Лучшие из его пьес — «Soldadesca» и «Tinellaria».

 

Из-за сатирических выходок против папского двора «Propalladia» была запрещена инквизицией; бо́льшая часть экземпляров была уничтожена, затем предпринято очищенное их издание (Мадр., 1573).

 

Также заслуживают внимания поэмы и лирика Наарро.

В «Teatro español» Böhl Faber’а содержатся отрывки из Наарро (Гамбург, 1832); его «Himenea» вошла в «Tesoro del teatro español» (П., 1838) и в «Bibliotheca de autores españoles» (т. II). Критическое издание всей «Propalladia» — в «Libros de antaño», т. IX—X (Мадр., 1880).

 

Умер в 1531 году в Риме.

 

К его творчеству обращались, к сожалению, немногие переводчики.

 

Очень удачным мне видится перевод Гелескула.

 

***

Мне выпала в жизни такая дорога,

что вижу я путь и вслепую плутаю,

и жив остаюсь, умирая до срока,

и весел на вид, когда слёзы глотаю.

 

Я тысячи лет за мгновенья считаю,

дорогами ввысь забредаю в низины,

и, вольный, о воле я только мечтаю,

знобит меня летом и жгут меня зимы.

 

С людьми дружелюбный, с собой нелюдимый,

не знаю, что роздал, не знаю, что прячу,

и пламя и лёд я беру в побратимы

и, радуясь горю, о радости плачу.

 

Я верен невзгодам, я верю в удачу,

я гибель моя и моё воскрешенье,

себя что ни день обретаю и трачу

и вижу во тьме, ибо слеп от рожденья.

 

Других утешая, не жду утешенья,

и крестная ноша не гнёт мою спину,

в морях не страшны мне кораблекрушенья,

а в малой слезинке я без вести гибну.

 

Отвеяв зерно, сберегаю мякину

январского сева, пожатого в мае;

владея ключами, тюрьмы не покину,

людей не постигну, а птиц – понимаю.

 

Щедра на слова моя мука немая,

мой утлый челнок угрожает галере,

мне мир предлагают – я бой принимаю,

мятежник и раб в одинаковой мере.

 

Витающий в небе, я вечно в пещере,

и вдвое мне легче поклажа двойная;

ключами любви отпираются двери

темницы, где стражду, смеясь и стеная.

 

При жизни покоюсь, покоя не зная,

лежит моё время без тени движенья,

бессмертием тешится слава земная,

и празднует сердце свои пораженья…

 

Сеньора и дама, по долгу служенья

обетов любви я по гроб не нарушу,

и вплоть до последнего изнеможенья

ни слова не вырвется больше наружу.

 

Отвергнутый, слабости не обнаружу,

вам отдано всё, ибо всё не мое,

всецело я ваш, и одну только душу

мне Бог даровал и да примет её.

 

 

(перевод А.М. Гелескула)