Грекова Любовь

ВЛАДИМИР БЕНЕДИКТОВ

17 (5 по старому) ноября 1807 в Санкт-Петербурге родился Бенедиктов Владимир Григорьевич — русский поэт и переводчик.

В 1827 г. из 2 кадетского корпуса в Санкт-Петербурге был выпущен прапорщиком в лейб-гвардии Измайловский полк. С этим полком участвовал в походе 1831 года против польских повстанцев и по возвращении гвардии в Петербург оставил военную службу, поступив в министерство финансов. Был секретарём министра Е. Ф. Канкрина. Здесь он и оставался до конца своей службы, занимая в последние её годы должность члена правления Государственного банка.

В 1855 году избран членом-корреспондентом Императорской Санкт-Петербургской Академии Наук по отделению русского языка и словесности. В 1858 получил отставку с пенсией и с тех пор жил «на покое» то в Петербурге, то в деревне, то за границей.

Умер 26 (14 по старому ) апреля 1873 в возрасте 65 лет.

 

ЧЁРНЫЕ ОЧИ

Как могущественна сила

Черных глаз твоих, Адель!

В них бесстрастия могила

И блаженства колыбель.

Очи, очи — обольщенье!

Как чудесно вы могли

Дать небесное значенье

Цвету скорбному земли!

Прочь, с лазурными глазами

Дева-ангел. Ярче дня

Ты блестишь, но у меня

Ангел с чёрными очами.

Вы, кому любовь дано

Пить очей в лазурной чаше, -

Будь лазурно небо ваше!

У меня — оно черно.

Вам — кудрей руно златое,

Други милые! Для вас

Блещет пламя голубое

В паре нежных, томных глаз.

Пир мой блещет в чёрном цвете,

И во сне и наяву

Я витаю в чёрном свете,

Чёрным пламенем живу.

Пусть вас тешит жизни сладость

В ярких красках и цветах,-

Мне мила, понятна радость

Только в траурных очах.

Полдень катит волны света –

Для других все тени прочь,

Предо мною ж всепростёрта

Глаз Адели чёрна ночь.

Вот — смотрю ей долго в очи,

Взором в мраке их тону,

Глубже, глубже — там одну

Вижу искру в бездне ночи.

Как блестящая чудна!

То трепещет, то затихнет,

То замрет, то пуще вспыхнет,

Мило резвится она.

Искра неба в женском теле —

Я узнал тебя, узнал,

Дивный блеск твой разгадал:

Ты — душа моей Адели!

Вот, блестящая, взвилась,

Прихотливо подлетела

К паре чёрненьких очей

И умильно посмотрела

В окна храмины своей;

Тихо влагой в них плеснула.

Тихо вглубь опять порхнула,

А на черные глаза

Накатилась и блеснула,

Как жемчужина, слеза.

Вот и ночь. Средь этой ночи

Черноты ее черней

Дивно блещут чёрны очи

Тайным пламенем страстей.

Небо мраком обложило,

Дунул ветер, из-за туч

Лунный вырезался луч

И, упав на очи милой,

На окате их живом

Брызнул мелким серебром.

Девы грудь волнообразна,

Ночь тиха, полна соблазна…

Прочь, коварная мечта!

Нет, Адель, живи чиста!

Не довольно ль любоваться

На тебя, краса любви,

И очами погружаться

В очи черные твои,

Проницать в их мглу густую

И высматривать в тиши

Неба искру золотую,

Блестку ангельской души?

 

ЕЛЬ И БЕРЁЗА

 

Пред мохнатой елью, средь златого лета,

Свежей и прозрачной зеленью одета,

Юная береза красотой хвалилась,

Хоть на той же почве и она родилась.

Шепотом лукавым с хитрою уклонкой

«Я,- лепечет,- видишь — лист имею тонкой,

Цвет моей одежды — нежный, самый модный,

Кожицею белой ствол мой благородный

Ловко так обтянут; ты ж своей иглою

Колешь проходящих, пачкаешь смолою,

На коре еловой, грубой, чешуистой,

Между темных трещин мох сидит нечистый…

Видишь — я бросаю в виде легкой сетки

Кружевные тени. Не мои ли ветки

Вяжут в мягкий веник, чтоб средь жаркой ванны

От него струился пар благоуханный?

В духов день березку ставят в угол горниц,

Вносят в церковь божью, в келии затворниц.

От тебя ж отрезки по дороге пыльной

Мечут, устилая ими путь могильный,

И где путь тот грустный ельником означат,

Там, идя за гробом, добры люди плачут».

Ель, угрюмо стоя, темная, молчала

И едва верхушкой на ту речь качала.

Вдруг ударил ветер с рёвом непогоды,

Пыль столбом вскрутилась, взволновались воды,-

Так же все стояла ель не беспокоясь,

Гибкая ж береза кланялась ей в пояс.

Осень хвать с налету и зима с разбега,-

Ель стоит преважно в пышных хлопьях снега

И белеет светом, и чернеет тьмою

Риз темно-зеленых — с белой бахромою,

С белыми кистями, с белою опушкой,

К небу подымаясь гордою верхушкой;

Бедная ж береза, донага раздета,

Вид приемлет тощий жалкого скелета.