Лаврик Андрей

I

 

Моё детство прошло в типовой панельной Хрущёвке на окраине периферийного городка. Такое себе одинокое здание на отшибе, выходившее окнами на бескрайние поля нашей необъятной Родины.

Жилище состояло из блоков, словно один из тех карточных домиков, которые мы часто строили с Таней – моей младшей сестрёнкой. Впрочем, у нас хотя бы хватало фантазии сооружать причудливые крыши или поворачивать карты рубашкой внутрь, раскрашивая сооружение в красно-чёрные тона. Подобные маленькие мысли не приходили в большие головы проектировщиков нашего здания. Поэтому оно было серым, как будни бухгалтера ЖКХ.

В доме не было ни лифта, ни мусоропровода, ни звукоизоляции. Когда ночью дядя Ярик с пятого этажа смывал свои достижения, нам на третьем всё было прекрасно слышно. Каждое слово, сказанное осторожным шёпотом, мгновенно становилось достоянием общественности. Чего уж говорить о семейных скандалах, которые потом неделями смаковались многочисленными сплетницами, обрастая всё новыми подробностями. Задолго до появления всех этих мерзких телешоу с полосканием чужого грязного белья.

Зато мы могли похвастаться просторным двором. Нам – маленьким сорванцам – было, где разгуляться. Мелкие лепили пасочки в песочнице, кто постарше – играл в прятки и казаков-разбойников по всей прилегающей территории, а переросшие эти шалости подростки просто курили за гаражами.

На лавочках сидели недремлющие средства массовой информации в обличии пожилых женщин, нелестно именующихся за глаза «старыми кошёлками».

В центре располагалась беседка, оккупированная местными и залётными алкоголиками, хлещущими дешёвую бормотуху и забивающими в домино «козла» во временном формате 24/7.

А ещё в нашем дворе был собственный, взаправдашний сумасшедший. Им пугали детей, но эффект это, как водится, оказывало противоположный, подогревая любопытство.

Дед Федя, или – как называли его недружелюбные соседи – Дурень Федька, не был буйным. Психиатрическая экспертиза, организованная ретивыми жителями, опасным мужчину не признала. На принудительное лечение не направила. Когда я спросил об этом отца, он сел напротив меня и очень серьёзно объяснил, что понятие нормальности – вещь относительная. И что, тыкая в кого-то пальцем, мы на самом деле только признаёмся в собственном страхе и невежестве. Папа никогда не сюсюкал с нами, разговаривая о важных вещах. А ещё никогда не оставлял вопросы без ответов. Поэтому мы испытывали к нему, помимо безусловной любви как к родителю, ещё и уважение, как к мудрому советчику. Того разговора хватило, чтобы я никогда не присоединялся к травле кого-либо по тем или иным признакам. И дед Федю я обидел лишь однажды, но об этом позже. Словом, после того памятного разговора я совсем перестал бояться пожилого беднягу. К тому же, много раз видел, как отец угощает дворового сумасшедшего сигареткой, считая это хорошей приметой.

А странности этого подтянутого пожилого мужчины выражались в том, что он был неразговорчив, не терпел праздной болтовни и прямо говорил людям, что о них думает. Однажды тётя Шура – местная сплетница №1 по версии дворовой ассоциации жильцов – спросила что-то неуместно едкое про его личную жизнь, на что тот очень добрым тоном ответил: «Шла бы ты с Богом, глупая женщина». Ох и крику-то было!

А ещё он обожал животных. Многие считали это странностью, хотя мне всегда казалось, что ненормальны именно те люди, которые испытывают к братьям нашим меньшим антипатию. Дед Федя постоянно носил в карманах угощение для бездомных кошек и собак. Часто покупал зерно или несколько батонов и кормил наглых городских голубей в близлежащем парке. К тому же, куда бы он ни шёл, рядом всегда гордо вышагивала дружелюбная дворняжка Марта – вся белая, за исключением двух небольших рыжих пятен на спине и кончике хвоста. Хоть четвероногая подруга и являлась достаточно крупной, страха и трепета отнюдь не внушала. И когда местный бабсовет пару раз попытался заставить хозяина надеть на собаку намордник, ответ был один: «Хуже лающей злюки, Нету в мире напасти. Вам намордники б, суки, Носить каждой на пасти». Понятно, за такие шалости старика, мягко говоря, недолюбливали.

С лихвой эту любовь восполняла Марта. Она либо спала у ног хозяина, либо ждала у магазина, либо бежала за предметом своего обожания, весело помахивая хвостиком. Несмотря на внушительные размеры, жила она в квартире. Но ни характерного запаха, ни шума от пушистого жильца не наблюдалось. Да и владелец её выглядел человеком на редкость опрятным. Всегда одетый в чистые, выглаженные штаны и рубашку. Длинные волосы, спадающие до лопаток, вымыты и уложены. Доходившая до груди борода аккуратно подстрижена. Он скорее походил не на городского сумасшедшего, а на академика в отпуске. Или на Эрнеста Хемингуэя с бородой Леонардо да Винчи.

Собственно, по-настоящему большая странность у него была всего одна: Дурень Федька на протяжении десяти с лишним лет по три раза в сутки медленно обходил наш дом с молитвенными чётками в руках, нашёптывая себе под нос одному ему известные слова. В грозу, во время снегопада, в летний беспощадный зной. Как закон. Всякий подобный променад неизменно сопровождался громкими подтруниваниями местных забулдыг и шумным улюлюканьем детворы. В основном оболтусы швыряли в него ягоды, камни, комья засохшей грязи или снежки – в зависимости от времени года. А ещё напевали глупые стишки подобного содержания:

«Дурень Федька -

Башка как редька.

Ума палата.

Кидай, ребята…»

После этих слов упомянутые выше предметы летели в старика, порой нанося нешуточные ссадины и царапины. Пострадавший ни разу не то, что не отвлекся от своей миссии, ни одна морщинка не дрожала на загорелом морщинистом лице. Гордо и отважно двигался он по своему привычному маршруту, словно ледокол, бороздящий враждебные просторы Антарктиды.

 

II

 

Случай, о котором я хочу рассказать, произошёл тёплым июльским днём 1991 года. Мне совсем недавно исполнилось 9 лет. На дворе стояла хорошая погода, а мой школьный портфель с потёртым за год рисунком милых тигрят был надёжно заперт в шкафу, где ему и предстояло отбывать заключение до сентября.

Начало 90-х. Ни интернета, ни двух десятков детских телеканалов. Лишь мультики субботним утром. Проспать их было равносильно трагедии Шекспировских масштабов. Из гаджетов на весь двор у нас было несколько тетрисов и примитивная по меркам современной молодёжи электронная игрушка, в которых волк ловил яйца корзинкой. Ходила легенда, что если пройти игру до конца, можно увидеть мультик, который не показывали ещё никому. Помню, у самого популярного мальчика во дворе была привезённая из Германии игровая приставка «Dendy». Собственно говоря, именно по этой причине он и стал самым популярным мальчиком во дворе. И даже в парочке соседних.

Информацию об окружающем мире мы получали из вечерних блоков новостей и подписных печатных изданий. Для нас настоящим праздником был выход очередного выпуска ярких детских журналов «Мурзилка» и «Трамвай». Для себя родители выписывали «Известия» и «Правду». Папа внимательно изучал каждую страницу. Особенно интересные места зачитывал вслух, пока мама крутилась на кухне или стирала одежду в маленькой эмалированной ванночке, в которой когда-то купали меня, но в то время она уже перешла во владение Танюшки и её резинового утёнка Кря-Кря. После прочтения в эти страницы мама заворачивала обеды для папы: гренки, бутерброды с колбасой, овощи, пару вареных яиц.

Мне в газетах того времени нравились карикатуры. На этих невзрачных рисунках люди с неестественно длинными носами клеймили различные общественные пороки. Не уверен, что сам до конца улавливал все тонкости. Но, как мог, объяснял смысл сестрёнке. Она надувала щёки – так в представлении четырёхлетней девочки выглядели мыслительные процессы у взрослых - а затем принималась заливисто хохотать, хоть, я в этом практически уверен, не понимала почти ничего, сказанного мной.

Итак, в то памятное утро я проснулся ни свет ни заря. И тут же разбудил Таню. Она поднялась не сразу, а потом долго тёрла сонные глазки пухлыми ладошками. Провернуть дельце следовало, пока родители ещё крепко спали, наслаждаясь выходным. Мне жутко хотелось развеселить сестру. Старший брат обязан не только защищать, но быть крутым и уметь рассмешить, что в 9 лет по сути одно и то же.

Со дня рождения у меня остался большой зелёный воздушный шарик. К тому моменту я уже наполнил его водой под завязку. Еле сумел дотащить до балкона, опасаясь, что он порвётся и устроит в квартире потоп.

Мы с Таней подтянули табурет, залезли на него и посмотрели вниз.

- Сейчас к-а-а-а-к ляпнет! – важно предупредил я с интонацией циркового зазывалы.

- Да-да-да, - захлопала в ладоши моя благодарная зрительница.

Я не без труда перебросил своё изобретение на улицу, и лишь когда отпустил, увидел силуэт мужчины с собачкой. Даже если бы целился, не сумел бы попасть настолько точно. Шарик упал прямо на голову старику. Что-то треснуло, булькнуло, и дед Федя с ног до головы промок. Но даже не поднял головы. Только продолжил свой привычный путь, перебирая скрюченными пальцами чётки и шевеля губами в одному ему известной молитве. Марта чуть взвизгнула от неожиданности, но тут же прижалась к ноге хозяина, засеменив следом.

- Ух ты! Давай ещё! – заорала сестрёнка, окончательно проснувшись. Дети бывают жестокими.

- Шариков больше нет, - невесело ответил я, хотя причина грусти крылась не только в этом.

 

III

 

Наступил сентябрь. Было ощущение, что наступил буквально. Не только на горло летней песне, но и лично на каждого школьника. Помятые, недосыпающие, недовольные шагали мы в школу с энтузиазмом узников концлагерей, направленных на принудительные работы.

В то утро отец, как всегда перед работой, дал мне денег на обед. Я поцеловал спящую сестричку, втайне позавидовав её беззаботному детству. Обнял маму. Забросил за спину тяжёлый рюкзак и обречённо вышел во двор.

Минуя беседку, краем глаза заметил тучное тело в грязной, замызганной майке. Это был Юрка-алканавт. Удивительно неприятный внешне, ещё более отвратительный внутри человек. Он жил на этаж ниже от нас. Дети давно сбежали от нерадивого папаши, а сожительницы, время от времени появляющиеся в его доме, выглядели под стать избраннику и надолго не задерживались. Он был из тех сильно пьющих людей, которые ненавидели всех и каждого. И чем больше пил, тем сильнее ненавидел. Однажды из окна кухни я даже видел, как Юрка-алканавт поймал двух ребят примерно моего возраста, запугал и заставил драться между собой. Мальчики надавали друг другу изрядное количество тумаков и затрещин, а их мучитель ржал как лошадь, то и дело хватаясь от смеха за увесистое пузо.

- эй, малой, п-с-с-х! – позвал забулдыга, попытавшись изобразить что-то вроде свиста, но только оплевал и без того несолидную одежду.

Я решил игнорировать агрессора, но тот вдруг с удивительной для своего веса и состояния ловкостью вскочил и схватил меня за шиворот, хорошенько встряхнув. Он наклонился совсем близко. Меня тут же обдало вялым букетом ароматов. А точнее - зловоний. Помню, словно это было вчера, запах рвоты, годами нечищеных зубов, сигарет и дешёвой браги, которой снабжала всю округу бабка Любка - самогонщица из первого подъезда.

- Деньги есть? А если найду?!?

У меня в голове словно что-то замкнуло. Я просто стоял, не произнося ни звука.

- Школяр! Тебя чё взрослых уважать не учили?

- Сама природа слова такова, что уважать непременно нужно за что-то. Любить или ненавидеть можно просто так, а для уважения требуются веские основания, - тихий, спокойный голос с легкой ноткой старческого поскрипывания я сразу узнал.

- Тебе какого хрена тут надо, святоша? Пшёл вон! И шавку блохастую забирай!

- У Марты нет блох. А у тебя нет совести. Отпусти мальчишку.

- Тогда займёшь его место, Федька-идиот – старый …, - тут рэкетир запнулся, не сумев придумать правильное слово в рифму.

- Рифмоплёт, - подсказал дедушка.

Юрка отшвырнул меня в сторону, я тут же вскочил, и, прежде чем обернуться, пробежал метров семьдесят. И только оказавшись на безопасном расстоянии, посмотрел назад. Жирный детина пёр на старичка, а тот только стоял и спокойно смотрел на охламона. Было в этом полном достоинства взгляде что-то, что заставило Юрку остановиться, опешив. Он попытался размахнуться, чтобы нанести удар, но Марта резко оскалилась, издав громкое, пугающее рычание.

- Чёрт с тобой, старый пердун, - громко пробурчал алкаш, обходя несостоявшуюся жертву большим полукругом.

А я поспешил в школу, хоть думать об уроках в тот день было невозможно.

 

IV

 

В октябре деревья окрасились тёплыми оттенками жёлтого, оранжевого и красного цветов. Что было как нельзя кстати, учитывая холодные ночи и отсутствие отопления ещё как минимум на месяц.

Я был тихим, спокойным ребёнком. И дабы привить социальные навыки для будущей взрослой жизни, мама часто выгоняла меня на пару часов, как она выражалась «весело поиграть со сверстниками». Что же, порой бывало действительно нескучно.

В тот день меня окликнули знакомые мальчишки, на пару лет старше меня.

- Эй, хочешь поучаствовать в забаве?

Какой ребёнок откажется от столь заманчивого предложения.

Подойдя ближе, я заметил, что под свитером у одного из ребят что-то шевелится. Он отвернулся к дереву, чтобы никто не увидел. Извлёк тёплый комочек. Это был совсем ещё молодой кот. Почти котёнок. Судя по слегка сплющенному носу и пепельному окрасу шерсти, среди предков котофея явно пробегал персидский иностранец.

- Ой, какой милый! Можно погладить? – спросил я и, не дожидаясь разрешения, почесал красавца за ушком, отчего тот зажмурился и замурлыкал.

- Ща будет жесть! – прогнусавил Тимур. Все вокруг знали и слегка побаивались этого толстого, веснушчатого парня. Судачили, что его отец отбывает очередную «ходку» в местах не столь отдалённых. И девятилетний я всё никак не мог понять, почему он не навещает семью, раз эти самые места не так уж далеко.

Из нашего подъезда вприпрыжку вышел довольный Юрка-алканавт. Подойдя ближе, он демонстративно отвернулся от меня, протянув одному из мальчиков несколько пустых консервных банок и какой-то тонкий длинный шнурок от кед, кроссовок или типа того.

- Вяжи к хвосту. Только крепко. Иначе соскользнёт, - напутствовал мужчина, продемонстрировав смачную пивную отрыжку, что вызвало восхищённые смешки у моих сотоварищей.

- Зачем это? – поинтересовался я.

- А малый то совсем тупой, - хмыкнул Юрка. – Сейчас нам этот пушистый засранец такое «Шоу Бенни Хилла» покажет! Мама, не горюй.

- А правда, что они с жестянками на хвосте бегают до тех пор, пока сердце от страха не разорвётся? – поинтересовался Тимур, хищно улыбнувшись.

- Вот и поглядим.

Животное явно было против каких-либо посторонних предметов на своём теле. Кот ощетинился, выпустил когти, глаза стали большими, взгляд нервным. Но с самопровозглашённым царём природы было не совладать. Его скрутили и принялись привязывать банки, радостно похрюкивая.

Не знаю, что на меня нашло, но я влез в самую гущу событий. Толкнул Юрку, пнул Тимура, и вырвал котёнка из рук извергов. Возмущённо мяукнув, спасённый тут же скрылся в близлежащих кустах.

- Хватай гниду! – заорал толстяк.

Минуло несколько ужасно долгих мгновений, прежде чем ко мне пришло осознание, что имеется в виду не сбежавший зверь, а я.

Все бросились в погоню. Расстояние стремительно сокращалось. И хоть мне и удалось первым добежать до своего подъезда, рассчитывать, что успею домчать до третьего этажа раньше длинноногих парней, не приходилось.

Тут я краем глаза заметил, что дверь на первом этаже приоткрыта, и, недолго думая, прошмыгнул в чужую квартиру, спрятавшись за стеной. Секунду спустя мои преследователи протопали мимо укрытия, словно стадо беременных бегемотов.

Я уж было хотел выскочить и спрятаться на улице, но был остановлен спокойным старческим голосом:

- Я бы на твоём месте подождал минут 10-15, пока им не надоест рыскать по дому. Иначе рискуешь попасться. Я видел, что ты сделал. Твои родители могут тобой гордиться. Хочешь чаю?

 

V

 

С тех пор во двор без крайней надобности я старался не выходить. Ибо знал, что сезон охоты на меня ещё не закончился. Уверен, что родители выслушали бы и смогли понять, но у отца как раз были какие-то текущие проблемы на работе, что они с мамой часто обсуждали, наивно полагая, что мы – их дети – не понимаем происходящего. Поэтому всё свободное время я проводил у деда Феди.

В квартире сумасшедшего было на удивление чисто и уютно. Часто я заставал его за приготовлением пищи, протиранием пыли или подметанием полов. В такие моменты старался помочь старичку, за что всегда вознаграждался печеньем или бутылкой бьющего в нос ситро. Не знаю, помните ли, в таких зеленоватых стеклянных бутылках, которые можно было собирать, а потом сдавать, заработав лишнюю копеечку.

Дурень Федька на поверку оказался самым образованным человеком, которого я встречал в своей жизни не только тогда, но и до теперь. К тому же, он обладал феноменальной памятью: если что-то прочёл или увидел, то запоминал сразу и навсегда. А ещё у него был дар, который так редко встречается у людей: он умел и любил делиться знаниями. Кроме того – превращать скучную зубрёжку в карнавал знаний. Именно от него я узнал, как не заблудиться в дремучем лесу, чем отличаются сталактиты от сталагмитов, и что математика, оказывается, может быть даже увлекательнее пазлов и головоломок из детских журналов.

Практически сразу я подружился с Мартой, которая всегда, встречая меня, становилась на задние лапы, укладывая передние мне на плечи. Со стороны было похоже на настоящие обнимашки.

Порой я, конечно, совал нос не в свои дела. Например, спросил, что за мужчина в военной форме изображён на фото, стоящем на холодильнике.

- Мой сын – Павел, - объяснил старик и его всегда ясные глаза заволокло пеленой, - погиб в Афганистане. Был офицером. Кто-то из молодых солдат выронил гранату, а он накрыл своим телом.

- Зачем? – искренне удивился я.

- Он нёс ответственность за этих парней. Пока он был рядом, ничего с ними не должно было случиться.

До этого я никогда не спрашивал, зачем дед Фёдор совершает свои странные ежедневные прогулки. Но вдруг меня осенила внезапная догадка. Как гром среди ясного неба.

- А Ваши …, - я помедлил, тщательно фильтруя у себя в голове слова, - … молитвенные круги. Они тоже из-за этого? Чтобы с нами ничего дурного не случилось?

Старик не ответили. Но по его лицу разбежалось много-много мелких морщинок. Так случалось всегда, когда он улыбался. И я понял, что проник в сокровенную тайну этого странного человека.

- Но почему Вы продолжаете это делать даже несмотря на то, как все они … все мы ведём себя?

- Разве это имеет значение?

- Наверное, нет.

- Вот видишь.

- Но почему именно Вы?

- Кто-то же должен делать эту работу. Вот я и прошу Бога спасать и охранять всех Вас – мою семью. К тому же, мне почему-то кажется, что если я перестану это делать, то непременно случится что-то ужасное.

-Я должен кое в чём признаться.

- Внимательно тебя слушаю, - прищурился мой пожилой друг, подливая чай в жёлтую сервизную чашечку с крупным изображением розочки посредине.

- В общем, я хотел сказать … м-м-м…ну, это…

- Жевать нужно не слова, а пряники, молодой человек.

Я зажмурился, набрал в грудь побольше воздуха и на одном дыхании выпалил:

- Тогда утром на голову Вам шар с водой бросил я!

- Я знаю, - спокойно отреагировал старик, кладя кусочек рафинада мне в чашку.

- З-знаете?

- Посуди сам, прилетело явно не с первых двух этажей. На пятом живёт Ярослав Горенко с женой. Взрослые люди. На четвёртом – бабка Зина. Тоже вряд ли. Хотя, с неё станется. А вот на третьем – мелкий проказник. Дедукция, мой друг. Вот, рекомендую к прочтению.

С этими словами дед Фёдор взял из книжного шкафа толстый серый том в суперобложке и протянул мне. Надпись гласила: «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона».

- И Вы после этого помогли мне?

- А не должен был?

- Имели право отомстить.

- Либо ты управляешь злом, либо оно управляет тобой. Я не обижаюсь на тебя. Спасибо, что хотя бы не наполнил шарик мочой.

- До этого я как-то не додумался, - ответил я, опустив глаза.

- Кажется, я только что подал тебе заманчивую идею. Впредь буду быстрее проходить под твоим балконом.

И мы одновременно расхохотались. На душе стало легко и чисто. Не зря говорят: словно груз свалился.

 

VI

 

Тот учебный год я закончил лучше всех в классе. И своим табелем – исключительно с отметками «отлично» - первым делом похвастался пожилому наставнику, а уж потом продемонстрировал довольным родителям.

Впереди было длинное, тёплое лето.

Кто же мог подумать, что уже через пару недель в раю грянет гром.

Дед Фёдор умер ночью. Говорили, что во сне. Не вышел утром по своему привычному маршруту. Одна из бабушек заметила это. Наведалась в гости. Когда никто не ответил на стук, выбили хлипкие двери. Ещё не совсем остывший покойник лежал в своей постели. Марта – рядом с ним. Она и потом не отходила от хозяина. Сидела возле гроба, пока его не вынесли и не повезли на кладбище.

Когда автобус с телом усопшего скрылся за поворотом, Марта порывалась бежать следом, но я обнял её за шею. Она жалобно скулила, пока не завёл её в квартиру и не положил к ногам собаки штаны и рубашку хозяина. Марта зарылась в них носом и тут же притихла.

В ту пору никаких похоронных агентств не было и в помине. Старик просто оставил одной из соседок деньги, как тогда выражались «на умиралово». Небезразличные люди со двора, среди которых был и мой отец, на скорую руку организовали погребальный обряд. Так, как никаких родственников у мужчины не было, всё невесёлое дело провернули в тот же день. Был человек – и нет человека.

Я ни разу не взглянул на тело. Не потому, что испытывал страх. Просто хотел запомнить своего друга живым. С задумчивыми глазами и шутливой, слегка лукавой улыбкой.

Соседи выпили за упокой души в той самой беседке, в которой когда-то покойный спас меня от нападок соседа алкоголика. Пошумели и разошлись.

Я спросил маму, можем ли мы забрать себе Марту. Она понимала, насколько это важно для меня, и сказала, что в квартире мы держать её не станем, но завтра же утром отвезём к бабушке за город. Там собаку будут хорошо кормить, а гулять она сможет везде, где пожелает её свободолюбивая душа.

Но и этому не суждено было сбыться. Ближе к вечеру весь дом услышал громкий отборный мат, человеческий стон и пронзительный звериный вой.

Позже оказалось, что Юрка-алканавт решил, что сможет поживиться чем-то ценным в квартире деда Феди, чтобы потом обменять это на алкоголь. Собака впилась острыми зубами ворюге в ногу, тот схватил со стола нож и вонзал его в тело животного, пока оно не обмякло. Марту закопали за гаражами. Пьянице перебинтовали ногу, отпустив восвояси.

Понимая, как близко к сердцу я принимаю всё происходящее, родители посадили меня на последний автобус и отправили к бабушке. А они остались стоять на перроне автовокзала. Папа и мама в обнимку. Они всегда обнимались по поводу и без. На руках у отца Таня. Уверен, она долго махала вслед уходящему транспорту. Я не обнял их. Просто занял своё место и поехал. Даже не выглянул на прощание в окно. Если бы я знал, что вижу семью в последний раз, сделал бы всё иначе.

Меня долгие годы преследует один и тот же сон: металлический пол автобуса, спинка кресла, затылок впереди сидящего человека. У моего правого плеча колышется шторка, но когда я отдёргиваю её, чтобы увидеть лица родных людей, оттуда бьёт невыносимо яркий свет. Даже просыпаясь в такие моменты, я ещё долго моргаю, пытаясь стряхнуть с глаз это наваждение.

 

VII

 

Взрыв прогремел в 4 часа 52 минуты утра. Дом не простоял без своего сумасшедшего даже суток.

Следователи по этому делу позже определили, что источником стала газовая плита квартиры №24, в которой проживал Юрий Иванович Семитин, более известный соседям под кличкой Юрка-алканавт. Видимо, мужчина, находясь в состоянии тяжёлого алкогольного опьянения, включил газ, но забыл зажечь спичку. Так как в доме все спали, вовремя обнаружить утечку не удалось.

Особенности строения хрущёвки привели к тому, что дом буквально сложился, погребя жильцов под завалами. Рухнули все четыре подъезда. 114 погибших. 38 человек удалось извлечь из-под завалов с травмами разной степени тяжести. По причине нахождения источника в нашем подъезде, из него не выжил никто.

Казалось, всё это глупый кошмар. Один из тех, от которого просыпаешься и тут же бежишь к родителям под одеяло. Помню, как смотрел на три закрытых гроба, ещё не соображая, что происходит. В голову пришла нелепая мысль, что погребальные ящики похожи на матрёшку: побольше, поменьше и совсем маленький. Не хватало только гробика средней величины – моего. Я не проронил ни слезинки. Ни на похоронах, ни на протяжении двух следующих недель. Просто сидел в своей новой комнате. Не мог заставить себя пить или есть. Но однажды утром подошёл к бабушке, обнял её, и мы вместе прорыдали до вечера.

Спустя годы, я снова увидел бабушкины слёзы. Когда получал золотую медаль по окончании школы. А ещё, когда принёс красный диплом института по специальности «юрист». Я рад, что эта пожилая, достойная женщина успела увидеть оба этих события. Они радовали её куда больше, чем меня.

Город манил перспективами, но я остался жить в селе даже тогда, когда не стало последнего родного мне по крови человека.

 

VIII

 

Я просыпаюсь в пять утра. Без будильника – результат многолетней привычки. Кормлю кролей, курей, утят. Не спеша дою коз, болтая с ними. К шести я уже одет во всё чистое. Волосы уложены, борода причёсана. Беру чётки, вырезанные мной из старого дуба, который когда-то уничтожила молния. Отправляюсь обходить свою территорию. В первый раз из трёх, запланированных на сегодня. Приветливые солнечные лучи согревают щёки. Даже немного жмурюсь от удовольствия. Начинаю шептать молитвы. Это скорее разговор. Прошу Бога не оставить этих людей в беде. Явить им милость и доброту свою.

В обед и вечером меня часто сопровождают немногочисленные дети и внуки местных жителей. Они кричат, топают, порой швыряют в меня разными предметами. Я не держу на них зла. В конце концов, это всего лишь часть моей работы. И я её делаю хорошо. За период моей многолетней вахты здесь не случилось ни одного убийства, преждевременной смерти или сильного пожара. Даже когда во всей округе вымерли птицы и пчёлы, надышавшись пестицидами с полей, в нашем посёлке не произошло ничего подобного.

Время от времени местные мужчины угощают меня сигаретами. Порой сердобольные женщины суют в руки свёртки с бутербродами, сыром и прочей снедью. Всегда низко кланяюсь и благословляю их, благодаря за подаяние. Хоть не курю. А еды мне вполне хватает своей. Конечно, грешно отказывать человеку в нужде, но не меньший грех - мешать проявлению добродетелей.

Телевизор я выбросил. Как и радио. Те немногие деньги, которые удаётся заработать продажей на рынке молока, яиц, овощей и фруктов, преимущественно трачу на книги. Хвала Господу, на мой век интересной литературы хватит с излишком.

Знаю, что многие кличут Дурнем. Кто-то даже пугает мной детей. Не самая благодарная досталась профессия. Но кто-то должен выполнять и эту работу. Вечерами люблю сидеть на крылечке, гладить старую кошку Маруську и с чувством выполненного долга смотреть на спокойное течение жизни на вверенном мне участке.

Благослови Боже, всю мою большую семью. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, Аминь.