Перцевая Людмила

Я не о рассказе Максима Горького под таким пугающим названием, его действительно никто не порекомендует к чтению в младшем школьном возрасте, хотя и там действующие лица – дети. Случайно в дневниковых записях натолкнулась на переживания мамы (педагога по образованию), маленькой дочери которой учительницей литературы были рекомендованы к чтению рассказы Куприна. А там, в рассказе «Чудесный доктор» – про самоубийство упомянуто! Мама, прочитав его вслед за дочерью, всполошилась и предупредила родителей одноклассников дочери от опасного чтения.

И задалась вопросом: по возрасту ли?

Меня сразу захлестнуло половодье детских воспоминаний о недетских страстях. Наша улочка одноэтажных домишек угнездилась между железной дорогой, по которой день и ночь грохотали эшелоны с рудой, и быстрой речушкой, в которую сбрасывал бурую воду шахтный водоотлив. Она периодически стремительно набухала как бы красной кровью, а через час-другой затихала, очищалась, становилась прозрачной. И тогда бабы шли с бельем полоскать, а ребятишки лезли купаться, бродить, плескаться. Случайные смерти малышни происходили и на рельсах, где они подкладывали под колеса пятаки для расплющивания, и в этих стремительно набегающих бурых водах. Меня в пять лет спасла из этой речки старшая сестра. А Вовка Цилюрик без одной руки, оставленной на тех рельсах, классно играл в футбол. Горняки, возвращавшиеся с шахт на трудовом поезде, норовили на ходу спрыгивать с подножки поближе к дому, что тоже частенько кончалось худо. Помню, у меня на глазах поезд с непрерывным гудением врезался в стадо глупых коров, которые мчались перед ним, а он их перемалывал и разметывал. Страшнее в жизни картины не помню!

Всё было на глазах разновозрастных малышей, росших на улице: похороны под заунывный траурный марш, свадьбы со всем их разгульным похабством, драки пьяных до озверения мужиков…

Нас в семье было пятеро, как у всех – огороды, скотина, хлопоты о пропитании. А мама моя собирала домашнюю библиотеку, при всяком тихом занятии – картошку ли чистили, горох ли на зиму лущили, рассказывала то сказки, то дивные истории, всякий раз отсылая к книгам: «Да ты сама почитай-ка, потом мне расскажешь, как там дальше было!»

Черная тарелка репродуктора в те времена транслировала кроме таких чудесных передач, как «Угадай-ка» и невероятное количество классической музыки. И опять мама нас к источнику подталкивала: «Угомонитесь, посидите тихонько, послушайте, потом будет наверное викторина, а вы даже про Фигаро еще не знаете».

Я, конечно дословно не помню всех ее хитростей, которыми она в том горняцком богом забытом городке тянула нас за уши – к свету. Помню, из отрывного календаря почти год собирала странички с рассказами о художниках, наклеивала в особую тетрадочку – и подарила мне ее на день рождения. Вот откуда мое увлечение и моя богатая библиотека книг о живописи, - из той тетрадочки и коллекции открыток с репродукциями картин, поощряемой мамой.

Пятидесятые послевоенные годы, казалось бы – такая нищета, такой мрак вокруг! А мы ходили в библиотеку, в Дом пионеров, в драмкружок клубный. И читали, читали, читали, всё без разбора! Что можно в шестом классе понять из «Монахини» Дидро или «Человеческой комедии» Бальзака? А в девятом классе – прочитав чуть ли не всего Достоевского, могла ли я осилить, познать и понять всю глубину и весь мрак русской души?

Все эти взрослые «непонятки» мы обсуждали страшным шепотом в своем кругу, но я знала, что если книгу подсунуть маме под руку, она, обрадовавшись ей, как подарку, проглатывала – и ее всегда тянуло обсудить прочитанное со мной. А с кем еще я могла поговорить о запретной страсти Тютчева, о том, что человек способен равно-сильно любить и один раз, и другой? И жену, и молодую женщину? И вообще в человеческих эмоциях много такого… всякого… и не стоит спешить с осуждением, может быть, он сам себя так казнит, что и жизнь ему не мила! Но это ведь – жизнь, как это «не мила»?

Она никогда ни под чем не подводила черту, не произносила окончательного приговора, всё стоило раздумий, милосердного понимания и прощения. Как бабушка Горького Акулина Ивановна в его гениальном «Детстве» - кстати, разве это чтение для детей? Ну, хорошо, а «Приключения Оливера Твиста» Чарльза Диккенса? А Марк Твен с его Гекльбери Финном? Какой дистиллированной водой надо поить вашего малыша, чтобы не нанести ему вреда? С какого момента и в какой дозировке прививать ему…жизнь?

(Невольно вспомнилось, что прививки от самый страшных хворей делают в младенчестве, когда дитя, уколотое иголкой злой тетки, орет изо всех сил, не понимая предательства мамы!)

Нынешнее ТВ практически по всем программам демонстрирует дикие боевики, в которых крутые мужики молотят друг друга до потери пульса. Дети стараются поступать так же, побивая ногами сверстников, они легко учатся! А все эти пошлые шоу с разоблачениями интимных похождений? Даже в нашей необразованной горняцкой среде не принято было так грязно обнажаться...

Все помнят вал детского суицида, когда в Интернете пошла на эту тему компания: а тебе – слабо?! Дети смело шагали с крыш, доказывая, что не слабо! Безо всякого жизненного опыта они верят на слово. А смерть, насилие, ложь, грубость и предательство в той или иной форме врывается к ним без предупреждения, на всех этих жизненных реалиях не поставлен знак +18, +30, всё происходит внезапно и, кажется, подготовиться к этому нельзя и оградить от этого – тоже.

Я педагог по образованию, филолог, мать, вырастившая прекрасных сыновей, которыми горжусь, да и просто человек с богатым жизненным опытом. Я знаю только один рецепт от всякой беды, переданный мне по наследству моей гениальной мамой: с детьми надо разговаривать. Непрерывно, с доверием, рассуждая вслух, транслируя любовь. Им надо все прощать, у них должно быть чувство защищенности, тогда малейшая укоризна, недоумение, огорчение будет сильно воздействовать. Не берите сразу высокую ноту – она нужна только на крайний случай.

Где взять на все это время? – Я вспоминаю жизнь своей мамы, когда в дом, сколько воды ведром внесешь – столько помоев и надо вынести, стирка в корыте и засолка капусты на зиму, топка печи и никаких холодильников.

При нынешнем комфорте чем родителям еще и заниматься, как не детьми?

Впрочем, каждый распоряжается своим временем, своей жизнью, жизнями своих детей по своему усмотрению. А я перечитала упомянутый «страшный» рассказ Куприна и восхитилась: какой огромный потенциал заложен в этих семи страничках для воспитания маленького человека! Вот оно, исторически отдаленное время, могущее быть таким жестоким, безжалостным, вот он, предел человеческих сил, когда кажется не на что больше надеяться, вот оно, чудо человеческой взаимопомощи, когда доброта спасает от смерти – и упавшего духом, и больного, и тех, кто оказался с ними рядом. И герои в рассказе - сверстники наших младшеклассников.

Это прекрасный рождественский рассказ, безо всяких физиологических подробностей о смерти! - Лишь упоминание о том, что человек в совершенном отчаянии готов был умереть - перепробовав все способы спасти свое семейство. Надо было только маме прочитать его - и поговорить с дочерью о милосердии.

Не прятать такие книги надо от детей, а вместе с ними переживать. Чтобы в реальной жизни для них малейшее испытание не становилось страшным шоком, от которого нет спасения.

 

Как подкова - улица Матросова

С карты детства в памяти у взрослого...

Там, где нашей улицы начало,

Рельсами дорога пролегала.

И катились дробной чередой

Товарняк и поезд трудовой.

От боксита - красные откосы,

Из теплушек - дым от папиросы,

Батьки-горняки домой со смены

На ходу с подножки - непременно...

Вот под этот добродушный грохот,

Эшелонов непрерывный бег,

Падал, таял, снова падал снег,

В огородах пучились горохи,

То курились избы дымом труб,

То парил на солнце свежий сруб...

В Приполярье тоже можно жить,

Отчего же избу не срубить ?