Чернова

И Быков рассказывает обо всем так интересно, что сразу же хочется отложить свои дела и незамедлительно начать читать, с новыми фильтрами на взгляде, обязательно отыскивая в текстах тайные коды, пасхалки и вторые смыслы, о которых косвенно или прямо говорится. И дело здесь не в том, что он сам по себе хороший рассказчик (можно ведь быть интеллектуалом/эрудитом/прекрасно знать предмет, но оставаться Демосфеном до его эпических речей с камнями во рту, заикой - хранителем мертвого языка (?)). И дело не в том, что для тебя это некая терра инкогнита (скорее, круги ада, где просто необходим не лишенный карты и sermo vulgaris Вергилий, а я – чужак в своем отечестве и всё, что читала из советского периода, характеризуется одним триединым «ужас, ужас, ужас» ). Вся соль как раз в том, что когда узоры накладываются (то есть, Быков рассказывает о книгах, которые и ты прочитал), эмоциональные контуры совпадают. Утрируя, да, Одесские рассказы Бабеля – тот же восторг, а Конармия – тот же триединый. И такое совпадение создает доверие к мнению о том, что ты еще не читал. Не знаю, насколько воспитание вкуса, и насколько хорошего вкуса (все, как известно, относительно), но, кажется, это похоже на правду, к которой ты приходишь и сам:

 

«… Ведь дольник сложней рутинного ямба или анапеста, им — внешне разбренчанным, но внутренне строго организованным — трудней управлять. Однако дольник ему уже не давался, и даже лучшая из его поздних вещей — «Черный человек» — написана по большей части то анапестом, то хореем. Впрочем, и поздний Маяковский, теряя власть над стихом, перешел на тяжеловесный и довольно уродливый ямб «Во весь голос». Поэта доводят до самоубийства не разладившиеся отношения с возлюбленными — возлюбленных много, будут и новые, — а утрата контакта с собственным даром, неуправляемость стиховой материи. С женщиной почти всегда можно договориться, — поди договорись с ритмом».

 

«…Что такое, в сущности, пошлость? Автору уже случалось давать определение: все, что человек делает ради позиционирования, чужого мнения, оценки; но думаю, что и это следствие. На самом деле пошлятина — это высокая идея, попавшая в лапы дурака. Дурак — последнее противоядие от сверхчеловека (…). И Зощенко выбрал пошлятину, которой отравлен, — не потому, что высмеивает ее, а потому, что в ней еще можно дышать. Она последнее прибежище того человеческого, что вдохновляло когда-то великую (и обреченную) культуру гуманизма. Очень возможно, что гуманизм только и уцелел благодаря обывателю».

 

____

в оформлении - Кустодиев "Большевик"