Светлаков Лев

"Станция на горизонте" 1927 год

Эрих Мария Ремарк

 

 

Разрыв не всегда означает конец, а часто бывает ступенькой для восхождения.

 

Нельзя привязываться к людям всем сердцем, это непостоянное и сомнительное счастье. Еще хуже – отдать свое сердце одному-единственному человеку, ибо что останется, если он уйдет? А он всегда уходит…

 

Человек должен либо вообще не уезжать, либо вообще не возвращаться, ведь по возвращении никогда не находишь того, что оставил, и впадаешь в разлад с собой.

 

Трудно бывает установить новые отношения с людьми, которых знаешь давно.

 

Они чувствовали за горизонтом необъятность Вселенной, ее текучесть и бесконечность, но спокойно ставили ей границу, имевшую начало и конец и носившую имя – Жизнь.

 

Кая охватило беспокойство, он внезапно почувствовал, что пока он сидит здесь, наполовину безучастный, минуты и секунды его жизни безвозвратно утекают; где-то меж тем беззвучно катит поток Времени, загадочный и пугающий в своем неудержимом призрачном скольжении, безостановочный, как неумолимо текущая из раны кровь.

 

Странная вещь: чувство долга бывает у человека до двадцати пяти и после тридцати пяти лет, – в первый раз на почве идеализма, потом – из практических соображений. Промежуток – это время капризов и безрассудных идей.

 

ваша резкость показывает, насколько вы задеты

 

Ценное всегда скоротечно, а посредственность, напротив, устойчива.

 

Утешает только одно: кто так жаждет оседлости, не достигнет ее никогда. Человек, оседлый по натуре, жаждет авантюр.

 

Вечером, когда он, расслабившись после ванны, в одиночестве сидел у себя в комнате, тоска усилилась до степени такой безнадежной депрессии, что он почувствовал: здесь кроется нечто большее, чем запоздалая, чистая и светлая скорбь по эпизоду, который разделил судьбу всего человеческого – ушел в прошлое; та скорбь, что, будучи свободна от мутной, сентиментальной жажды обладания, столь же неотъемлема от всякого переживания, как смерть от бытия, – здесь назревал более всеобъемлющий конец, закруглялась дуга, стремясь превратиться в кольцо; здесь брезжило великое прощание.

 

Живешь и живешь – это пугает. Почему нельзя перестать жить, на некоторое время исчезнуть, а потом вернуться?

 

Красота мира состоит в том, что все течет и утекает, в том, что человек это знает и с улыбкой признает свою к сему причастность.

 

Кай день за днем проводил на трассе. Дела здесь были четко выстроены и легко обозримы. Стоило лишь попросить о помощи, и тебе сразу протягивали руку, оставалось только крепко ее ухватить. Здесь был автомобиль, в котором гудел мотор, его надо было обуздать и хорошенько за ним присматривать, дабы выжать из него рекорд. Здесь ставилась задача – простая, недвусмысленная, честная, без экивоков и неопределенности каких-либо скользких чувств. Можно было прямо нацелить на нее свое честолюбие и не блуждать в потемках.

 

Счастье – это всегда то, что впереди, и он хотел его растянуть, удержать, насколько мог.

 

Так приятно было спокойно посидеть, перебирая прожитые бок о бок годы, как дети перебирают крошки печенья.

 

Бывают ситуации, когда следует только молчать, – тогда они созревают гораздо легче, чем в перетряске слов.

 

Решения, пожалуй, принимаются только до двадцати лет, – бережно сказала принцесса. – Потом первая форма оказывается уже затвердевшей. Что происходит позднее, возможно, принимают за решения потому, что для этого имеются более громкие названия. Но чаще всего это бывает всего лишь рябь на поверхности, перемена окружения, возможно, также и склонностей, но решения – с ними давно все решено.

 

Любовь к быстроте всегда волей-неволей связана с легкомыслием.

 

Тихую пристань громче всех восхваляют люди, которые носятся в океане.