Сикамбр Неистовый

Продолжая дневниковую запись по своим излюбленным и «любимым» авторам вспоминается мне моя старая, добрая Советская Армия, «секретка» и всякие случаи из той бурной и интересной жизни.

После года службы, когда ласковые «дедушки» двенадцать раз расписались по моей «черпаческой» заднице добротным солдатским ремнем, говорит мне старшина: ну что, «сикамбрушка», созрел ты, сынок, для дела сурьёзного. Вот те десять рублей на продукты для моей женушки, для моих деточек и вот те пятьдесят, для наших откомандированных. Езжай ка, добрый молодец, в город, скупись, да развези солдатикам получку.

Ой, мамочки мои, сейчас это трудно представить, но тогда это было непередаваемо великое счастье, хоча бы одним глазком зыркнуть на гражданскую жизнь, особенно на городских девочек, ибо год в степи среди сусликов сделали свое дело.

Не буду отвлекаться, дорогие мои, скажу лишь главное. После того, как я словно мартын до мыла дорвался до гражданской жрачки в кафе, меня, как последнего лоха, развели цыгане. Вернее цыганки. Я даже не помню, как эта черная женщина заставила меня вытянуть пятьдесят рублей из дипломата и отдать ей. Лишь помню, как она мне показала свой кулак, в котором был зажат этот злополучный полтинник, и приказала дунуть в него три раза. Я и дунул. И шо вы думаете? Она раскрыла ладонь и там, таки ничего не было. Выдул. Зачем я дунул, идиёт? Подспудно-то я понимал, что идиот, но был ошарашен тем, что настолько.

Ага. Боюсь продолжать дальше, потому, шо это еще не все. Вот эта черная женщина, цыганского рода-племени сказала мне: - пойди, красивый, купи килограмм конфет, приди на это место через час и будет тебе счастье великое, засунешь руку в карман, там найдешь сотню.

Я только сейчас понял, что того килограмма конфет, который я купил, было мало. Потому, что кроме повесившейся мыши в кармане ничего не было.

Стоит сикамбрушка и думает – что лучше, удавиться или утопиться? А в голове - сослуживцы без получки и старшина, что правой вытянутой рукой держит пудовую гирю, а другой заливает бутылку «пшеничной» себе в горло.

В общем-то, тогда все обошлось нормально, можно сказать благополучно, земляки выручили, донецкие есть донецкие, своих не бросают, собрали полтинник, и я остался живехонький.

Что примечательно, так это то, как мои однополчане ржали надо мною, когда я им это поведал.

Ржали себе, ржали, а потом, то один расскажет подобное, то другой. Сошлись на том, что в жизни каждого был подобный случай в той или иной степени тяжести.

А собственно, чего я перед вами душу изливаю? Откровенничаю? Да потому, что нарвался на автора, что так смачно рассказывает о жизни и так правдиво, что мои откровения очень бледные и не интересные. Понимаю, что я не прЫнц Поэмбкуа, такой как Подставной или Горюнов пятнадцатый и у меня нет такой аудитории читателей, как у этих божественных персон, но тем, кто листает мои пописульки, могу предложить обратить внимание на хорошие, добротно написанные и интересные жизненные истории: