Ринн Мариана Елена

«Так, сколько у тебя все же сердец?» - в последнее время очень часто слышу этот вопрос.

 

Раньше хватало на всех, мог разбрасываться ими, дарить каждому новому человеку. Сейчас же самому хватает с трудом. А люди уже привыкли, требуют. Приходится отрывать части от самого главного. Это больно.

Так я думаю.

«Что за глупости! Ты что, не учил анатомию в школе?» так я говорю.

Забавное, однако, это чувство – любовь. Я его ненавижу. Сколько раз ко мне приходила легкая влюблённость, столько обожжённых сердец лежит в моей душе. А более тяжёлые влюбленности, черт бы их побрал, отрывали куски уже даже не от метафорического сердца, а от вполне реального. Оттого оно и болит время от времени, и давление скачет, и идет кровь носом. А ее мне жалко.

Однажды (но это никак не относится к сегодня), кровь мою почти всю выпили, и теперь у меня анемия, головокружение и обмороки. Вот почему я страшусь ее терять, а от похода к врачам (когда им нужно сдать анализы) у меня случаются истерики.

Иногда, раз в голубую луну, как принято говорить на западе, ненависть к этому чувству уходит. Я тогда еду куда-нибудь, или собираюсь спать или еще что-то, и слушаю музыку.

Когда поют о любви – о такой, что заполняет тебя, сносит крышу и выкидывает в космос – мне становится тошно. Какая-то неправильная это любовь, ненастоящая. Так мне кажется, так я себя убеждаю. Но втайне от всех очень жду. И космоса, и заполнения, и даже крови из искусанных губ - всего жду. А ничего не приходит. И тогда возвращается ненависть.

- Любовь, как самый тяжелый труд, - говорит Ива, - чтобы понять и прочувствовать ее, ты должен вложиться. Перевыполнить план.

- Хочешь сказать, что любовь – это советский союз? – усмехаюсь я.

- А брак – это постсоветчина, ага, - встревает Крис.

И все же, я любил тех, кто не любил меня, меня же любили те, кто был мне неприятен.

В общем и целом выходит, что любовь всегда односторонняя, а те, кто как бы «любит в ответ», просто жертвы стокгольмского синдрома.

Я так долго об этом думал, что написал стих:

Те, которых хотел любить,

бросали в меня камнями.

А те, кто любил меня,

рвали на части:

кому сердце,

кому руку, кому мою боль

и скуку.

Во мне уже совсем

не осталось меня.

Я теперь слеп, болен и нем,

я теперь неопрятен и сух,

скучен и скрючен

и в добавок ещё и

невероятно противен всем.

Спасибо, тем которых хотел любить.

Вместо сердец, и рук,

боли, печалей и скук,

и всего остального

у меня теперь есть камни.

 

Да, именно камни сделали меня таким неповоротливым и тяжелым на подъем, если дело, так или иначе, касалось любви. И все, что мне в итоге осталось – слушать свои лиричные песни и тихо ненавидеть это чувство, пока не наступит период тихой завести к людям, которые смогли ею наполниться.