Будаев Геннадий

Я открыл глаза.

Первое, что я увидел, это зелёную траву под самым моим носом. Лёжа на ней, я различал мелкие комья земли, по которым неуклюже карабкалась божья коровка, периодически распуская свои крылышки. Она подобралась к невысокой, серо-зеленой от пыли травинке, и стала карабкаться по ней как по винтовой лестнице.

Было светло. Моя грудь ощущала сыроватый холод земли. Боясь пошевелиться, и сосредоточено прислушиваясь к своему организму, я пытался ощутить на себе какие-нибудь травмы: переломы, боль в конечностях, ушибы, но как ни старался их почувствовать, мой организм отказывался предоставлять мне эти ощущения.

Робко пошевелив пальцами, и не почувствовав никакой боли, я слегка приподнял голову.

Я лежал на аккуратно убранном газоне, метрах в пятидесяти от многоэтажного, жилого дома красноватого цвета. Это было современное архитектурное сооружение с большими окнами и просторными лоджиями, которые в большинстве своём были загорожены застекленными рамами. Около этого дома я увидел скамеечки зелёного цвета и детские качели, рядом с которыми находилась песочница для детворы. Двор этого дома был аккуратно озеленён. Вскопанные, невысокого роста, зелёные кусты; газоны, обложенные бордюром из продолговатых каменных блоков покрашенных в белый цвет; и, множество деревьев с плотной зелёной кроной. Эти деревья образовывали один сплошной массив, который распространялся вдоль шоссе, проходившее в ста метрах от дома. Поодаль, среди деревьев я заметил точно такой же дом, который так же стоял на обочине шоссе. Дальше – ещё один дом. По всей видимости, это был микрорайон с типовой застройкой.

«Блин!…. Где я?….» - мысленно спросил я самого себя, и, как замаскировавшейся разведчик, находящийся на открытой вражеской территории, осторожно оглянулся по сторонам,

Этот вопрос не давал мне покоя. Я быстро вспомнил о том, как ехал на попутке к Саровскому КПП. Вспомнил своего странного водителя, и непонятные катаклизмы с погодой и временем. Вспомнил, как ударил девушку, которая пыталась осчастливить меня своей безобразной, беззубой, с гнилым ртом, улыбкой. Потом поддал ногой спичечный коробок. Потом…. Потом была молния. Это была страшная молния. Она, по-моему, ударила мне в грудь…. А может нет… Нет, .. в грудь… я вспомнил. Потом… А что было потом?…. Ага, потом был какой то жуткий свист и грохот. Мне показалось, что меня разорвало на куски. А потом я увидел галактику.. Фу, …. бред какой-то. А потом… Не помню. Очнулся уже тут – на газоне.

«Где я?….» - постоянно стучало у меня в голове. Я чувствовал себя человеком, который, сильно выпив с дружками, забрёл черте знает куда, отключился, а затем, очухавшись, сидит и вспоминает, куда он попал.

Немного поворочавшись, я сел прямо на газон. Руки мои были в грязи. Лицо, наверное, тоже. Моя рубашка с коротким рукавом, была измазана зелёной травой и землей. Один рукав был наполовину оторван. Я посмотрел на свои брюки. Боже! … Такие брюки теперь и бомжу отдать стыдно.

Ещё раз, осмотрев себя на предмет травм, и убедившись, что я в полном порядке, решил окончательно принять вертикальное положение. Я медленно встал и, осмотрев ещё раз, насколько это было возможно, свой внешний вид, вдруг понял, что нахожусь в безвыходном положении. В таком рванье, находиться около людей, было бы, по меньшей мере, неосмотрительно. А коли на то пошло, то - опасно.

И тут, подумав о людях, я неприятно насторожился. Вокруг меня не было ни одного человека. Вообще никого. Ни души. Их не было ни около меня, ни около дома, ни на шоссе. Я напрасно всматривался в окна, что бы различить кого нибудь. Бесполезно. Я посмотрел на небо. И хотя я уже не доверял солнцу, но чисто формально оно было в зените. «Господи! – подумал я, - здесь полдень… Люди-то где?… На газоне лежит мужик… и никакой реакции. Да у нас бы уже давно толпа собралась».

Тщательно просканировав взглядом всё то, что находилось вокруг меня, я так никого не обнаружил.

И вдруг мне в голову пришла мысль, что отсутствие людей мне сейчас на руку. Что пока их нет, я могу хоть как-то привести себя в порядок и разобраться где я нахожусь.

Озираясь по сторонам как вор, хоронясь открытых мест, пригнувшись, я забежал за кусты, снял штаны, и, убедившись, что они не порваны, стал трусить их и сбивать грязь рукой. Из кармана брюк что-то выпало. Я нагнулся и узнал свой мобильный телефон. «Господи, счастье ты моё! – мысленно подлизался я к телефону, - Выручай!». Но на тот раз мой мобильник даже не включился. Вздохнув и вернув его на место – в брючный карман, я снова занялся своей одеждой. Мне пришлось изрядно повозиться над брюками и рубашкой, что бы понять, что моя одежда больше не предназначена для носки. Короче говоря, моей одежде – хана. Это было для меня самое мрачное открытие. Я окончательно понял, насколько серьёзно я влип со своей одеждой.

Надо было, что-то срочно предпринимать.

Я снова нервно огляделся по сторонам. Никого.

«Так, - размышлял я, - одежды у меня нет, а контакт с людьми неизбежен. Что делать?… В кустах всю жизнь не просидишь. Значит надо идти к людям. Что я им скажу?… Думай… думай…. Может быть мне сказать, что меня ограбили и избили?… Хорошо. Хотя стоп… они наверняка вызовут милицию, и я засыплюсь окончательно. А что я буду говорить в милиции?… О Времени и Пространстве?… Ой, парень, психушка тебе обеспечена. И потом, я даже не знаю, где я нахожусь, и что это за город».

Мысленно я прокручивал одну легенду за другой. И каждый раз, анализируя их, я приходил к выводу, что моё положение совсем безвыходное.

Но через полчаса я понял, что моя история с потрёпанной одеждой, это – цветочки. Ягодки мне подбросило непреодолимое чувство наступающего голода. Я просто хотел есть. И не только есть, но и пить. И если на одежду можно было, как-то махнуть рукой, то от голода и жажды уже не отмахнешься. Оставалось одно – идти к людям, и говорить правду. Будь, что будет. Не убьют - же они меня. В конце концов, я никому ничего плохого не сделал. Никого не обидел, ни у кого ничего не украл. Пусть делают что хотят, но без них у меня ничего не получится.

Усиливающееся чувство голода, придало мне уверенности в правильности моего решения. Я встал в полный рост, машинально стряхнул с брюк то, что уже и стряхнуть то невозможно, и вышел из кустов. Очень медленно, оглядываясь по сторонам, я направился к подъезду многоэтажки. Сгорая от стыда, озираясь по сторонам, я медленно приближался к двери подъезда. Мне казалось, что весь мир наблюдает за мной в бинокли, и весь спецназ России сидит сейчас в кустах, и ждёт, когда я коснусь рукой двери, что бы схватить меня потом, избить…. посадить… наказать (одним словом).

На пол пути к двери подъезда, я вдруг обратил внимание, что на кирпичной кладке здания, на углу, на высоте человеческого роста, было что-то аккуратно написано краской.

«Ну, наконец-то!… Первая инфа.» - подумал я, и подошёл к этой надписи поближе. Зелёной масляной краской, аккуратными буквами, на стене был написан адрес – «Улица Победы, №2». Внутри у меня, что-то сжалось. Я вдруг вспомнил, что такая улица есть в Сарове. Значит,…. я предположительно, в Сарове. А может, и нет. Во многих городах есть улица Победы, а уж дом №2 будет обязательно. Я еще раз огляделся по сторонам, в надежде найти какие нибудь саровские ориентиры, но бесполезно. Кроны деревьев и высотные постройки мешали мне это сделать.

«Ладно, - подумал я, - Ладно. И года не пройдёт, как узнаю».

И вот крадучись вдоль стены дома, я направился в сторону подъезда. У входной металлической двери, обитой вагонкой вишнёвого цвета, я увидел небольшой кодовый замок. Нет, он не смутил меня, так как дверь была слегка приоткрыта. Я напряг свой слух, что бы уловить за дверью какой-нибудь шум. Всё тихо. Если честно, то эта тишина стала настораживать меня сильнее, чем возможное присутствие людей, которые бы толпились вокруг меня, и, тыча в мою сторону пальцами, смеялись бы надо мной.

Я осторожно потянул на себя дверную ручку. Дверь, с очень лёгким скрипом, открылась. Передо мной был просторный подъезд с крашенными в салатовый цвет стенами, и побеленным потолком. Чуть дальше, слева от двери, начинал свой путь на верхние этажи, первый лестничный пролёт. Справа я увидел лифтовую дверь, и блок почтовых ящиков. Я обратил внимание, что в некоторых из них, лежала какая то корреспонденция. Я снова прислушался и, не услышав никаких посторонних звуков, тихо подошёл к почтовым ячейкам. В основном там были газеты. Но, обнаружив в одной из них почтовый конверт, я потянул на себя дверцу и взял конверт в руки. Это был обычный конверт с обычными Российскими штемпелями и марками. Я поднёс его поближе к глазам и прочитал – « КОМУ: г. Саров, ул. Победы, д. 2, кв. 38, Никишиной Ирине Васильевне. ОТ КОГО: г. Архангельск…..».

Я обреченно опустил руки и ещё раз оглянулся по сторонам. «Та-а-а-ак…. Значит это всё-таки – Саров. Здо-о-орово!… Ну, чудненько просто!…. Значит меня, как паршивого, грязного котёнка перешвырнули к чертовой матери через забор… в режимный город… без документов… ободранного и голодного, и выпутывайся, как хочешь!…. Ну, спасибо тебе дружище!». Я со злобой посмотрел на закрытую подъездную дверь, и снова занялся изучением почтовых ячеек. Судя по их номерам, в доме было 62 квартиры. Я вытянул из ящика первую попавшуюся газету, развернул её и, прочитав на ней её название – «Городской Курьер» - окончательно убедился, что я действительно нахожусь в Сарове. Я вернул газету на место.

Однако надо было действовать дальше. Прижимаясь к стене, и, всматриваясь в верхние секции лестничного пролёта, я тихо поднялся из цоколя на первую лестничную площадку.

Тихо. Но не только эта абсолютная тишина настораживала меня. Я не чувствовал ни одного запаха. «Ну, ведь пахнут как-то подъезды, - подумал я, - краска, какая то… штукатурка… перила. … А тут вообще ничего».

На просторной лестничной площадке я увидел, расположившиеся по её периметру, четыре квартиры. Точнее четыре двери, принадлежащие четырём квартирам. «Ну вот, - подумал я, - контакт с местными аборигенами начинается. Сейчас позвоню куда-нибудь и открою себе путь на мою Голгофу». Я подошёл к, ближайшей к лестнице, двери. Это была, по всей видимости, металлическая дверь, декоративно оббитая тёмно – вишнёвым материалом, сделанным под натуральную кожу. Из двери прямо на меня, холодным взглядом КГБ - эшника, смотрел дверной глазок. Чуть выше его, красовалась позолоченная цифра – «четыре». Ещё раз, осмотрев свой жалкий и нищенский внешний вид, и не представляя, что мне надо говорить людям, я, опустив голову вниз, поднёс палец к дверному звонку и осторожно нажал на кнопку.

Внутри квартиры зарокотала мелодичная трель. Я быстро отошел от двери назад на такое расстояние, на котором бы меня было удобно рассматривать через глазок. Мне казалось, что если хозяева откроют мне, предварительно не увидев моего внешнего вида, то последствия для меня могут быть не в мою пользу. С замиранием сердца я стал ожидать звук шагов за дверью. Прошло 10 секунд…. 20…. Но к двери никто не подходил. Я снова подошёл к звонку и позвонил. Но… никакой реакции. Потом ещё один длинный звонок с уже минутным ожиданием. Нет,…. в квартире явно никого не было.

Я отошёл на средину лестничной площадки и прислушался. Стояла такая тишина, что я отчетливо слышал шуршание песчинок под подошвами своей обуви. Дом вообще не издавал никаких звуков.

«Странно…. Странно всё это» - подумал я, переминаясь с ноги на ногу, и настороженно оглядывая лестничную площадку. Я решил повторить попытку дозвониться, но теперь уже в другую дверь. Это была деревянная, декоративная дверь бежевого цвета, с таким же дверным глазком, но значащаяся под номером - «три». Я осторожно подошёл к двери, потянул руку к звонку, но вдруг увидел, что дверь была чуть-чуть приоткрыта. Я опустил руку, поднёс ухо поближе к двери и снова прислушался. Тишина. Опять тишина. «Да что же тут происходит?…» - подумал я и нажал на кнопку звонка. Он негромко отозвался мне, каким то мурлыканием. Но, к сожалению, это был единственный звук в доме, который я услышал. К двери никто не подходил.

Решив подать собственный голос, я, осторожно потянул дверь на себя.

Передо мной открылась просторная, аккуратно убранная прихожая, отделанная в стиле евро, и со вкусом обставленная дорогой мебелью. Стены прихожей были безукоризненно обклеены рельефными обоями голубоватого цвета. У двери в комнату стояла маленькая, полированная, темно-коричневая тумбочка, на которой возвышалась массивная хрустальная ваза с, засохшими в ней, полевыми цветами. Рядом, на вешалке, висели; длинное, шоколадного цвета женское лёгкое пальто с капюшоном, и белая дамская сумочка. Справа находился, выполненный в стиле барокко, платяной шкаф, а надо мной сиял и зеркалился белый, натяжной потолок.

- Хозяева дома?!… – крикнул я в глубь прихожей, стараясь придать своему голосу максимально интеллигентную тональность. Это было очень важно. Люди должны были увидеть перед собой не спившегося бомжа, а культурного человека попавшего в неприятную историю.

Тишина. Никаких намёков на какое-то движение в квартире.

«Это, что?…. Подстава какая-то?…» - подумал я. – «Сейчас я войду, и меня повяжут. Скажут, что я вор».

Я отошел подальше от двери. Потом мне пришла в голову идея позвонить в другие квартиры. Эта идея была тут же реализована, но результат оказался отрицательным – мне никто не открыл дверь.

Я закрепился посредине лестничной площадки, усиленно соображая, что мне делать дальше.

«Господи! Где люди?… - думал я. – У них, что… учения какие-то?»

И тут я подумал, что может быть, случилось какое-то несчастье. Может люди попали в беду. Может быть не мне надо помочь, а им.

Я ещё раз настороженно посмотрел на дверь третьей квартиры, и, приблизившись к ней, снова позвал хозяев.

Получив в ответ упругую тишину, я медленно вошёл в квартиру.

Из прихожей я попал сразу в зал. Обстановка этого помещения говорила о том, что здесь живут состоятельные люди. Мягкие, просторные до неприличия диваны и кресла; стеклянный столик у одного из кресел; полное отсутствие ковров; много картин в дорогих рамках; массивные шторы с ламбрекеном; тёмно-зелёное ковровое покрытие, заправленная под дорогие плинтуса; широкий книжный шкаф, за стёклами которого виднелись книги и всякие безделушки; небольшой импортный телевизор и музыкальный центр с большими звуковыми колонками.

- Хозяева…. Отзовитесь!…. Я не вор!… - снова запричитал я. – Мне нужна ваша помощь!

Медленно и осторожно передвигаясь по комнате как в каком-то вальсе, вращаясь вокруг своей оси, я рассматривал всё, что находилось вокруг меня. Я заглядывал в рабочий кабинет, в спальню, в туалет, в кладовки. Однако, совершая эту экстремальную экскурсию по чужой квартире, я, в целях предосторожности, не переставал подавать голос:

- Хозяева, отзовитесь! – громко выкрикивал я, осматривая квартиру. – Где вы?… Я сейчас в вашей спальне… Я не вор?… Я подхожу к туалету…. Где вы?… Ваша дверь была открыта. … Мне нужна ваша помощь.

И вот, передвигаясь по комнатам, и громко тараторя, я плавно оказался на кухне.

Странное дело, но мне показалось, что я уже видел эту кухню. Но где?... По телевизору?... В Интернете?.... Вот то, что не в Сарове, это точно. Я первый раз в этом городе. Но каким образом у меня в памяти застрял этот кухонный интерьер? Мне знаком этот стол, хотя за глиняную расписную вазу на нём я не ручаюсь. Да и сам стол как то поновее выглядит. Декоративные табуретки, электолюксовская плита, вязанная ковровая дорожка на полу, старинный абажур, висящий над столом на уровне человеческого роста, двухкамерный холодильник, и плоский, серебристого цвета телевизор, прикреплённый к стене около кухонного стола. «Господи, да где я мог это всё видеть?... - мысленно спрашивал я сам себя, чувствуя нарастающее чувство тревоги – не во сне же я её видел?» Но самое интересное, что эта кухня у меня ассоциировалась с … водкой. Да, да… с обычной водкой. «А может быть это помешательство?» – испугавшись, подумал я, блуждая глазами по кухонному интерьеру. - Лежу у себя дома на своей кровати или в психушке, в родном городе, и просто галлюцинирую? Странный какой-то бред. Очень уж реальный»

Я подошёл к окну наполовину закрытому бархатистыми шторами тёмно-вишнёвого цвета и спрятанными вверху под ламбрекен, и выглянул в окно. Никого. Пусто. Тихо. Солнце по-прежнему стояло в зените и освещало двор ярким и тёплым светом.

«Тени от деревьев какие-то странные - подумал я, - Контрастные, аж глаз режут. Прямо как в космосе, когда нет атмосферы»

Я отошёл от окна, и очередной раз обречённо позвав хозяев квартиры на помощь, сел на табуретку. Не знаю почему, но мне стало спокойнее. Уменьшился страх от моего незаконного вторжения в чужую квартиру. Более того, я почувствовал себя привязанным к этому жилищу. Мне уже хотелось, что бы вошли хозяева и вызвали милицию. Пусть делают со мной что хотят, лишь бы пришел кто нибудь.

Я ещё раз покрутил головой, осматривая кухню, и глаза мои остановились на холодильнике. И вот тут, чувство голода, которое я подавлял как мог, вырвалось наружу и, не подчиняясь никаким этикетам и законам приличия, заставило меня встать с табуретки и решительно подойти к моему двухкамерному спасителю. Спокойно, как у себя дома, я открыл дверцу, и обнаружил за ней набор продуктов, который бы при определённой экономии мог позволить мне не голодать пару-тройку дней. Здесь была и варёная колбаса с салом и неполная двухлитровая банка молока, пол кастрюли борща, сыр, начатая банка майонеза, лук, морковка, капуста, яйца, полторы пачки масла, и много всякой всячины.

Острое чувство голода, и близкое присутствие пищи, окончательно лишили меня всякого страха и смущения.

Я взял батон колбасы, открыл кухонный ящик и, достав нож, нарезал колбасу толстыми колясками.

И вот тут мною снова овладело тревожное чувство растерянности.

«Господи….. Откуда я знал, что нож лежит именно в этом ящике?» – подумал я, ошеломлённо уставившись на сверкающее лезвие - Тут же ящиков полно, и я выбрал не тот который ближе» Несколько мгновений я пребывал в полной растерянности. Я снова и снова пытался вспомнить, где я всё это видел.

« А вот в той тумбочке должен находиться хлеб. Чёрный и белый хлеб, - непонятно почему вспомнил я и, открыв дверку, извлёк из неё деревянную хлебницу с крышкой.

Мне на некоторое время даже расхотелось есть. Я снова сел на табуретку, и понимая, что никогда не вспомню, где всё это видел, решил перекусить и поскорее смотаться из этого дома.

Порезав батон на куски, и украсив их колбасой, я с аппетитом стал поглощать бутерброды, запивая их молоком прям из банки.

И тут моё внимание привлёк небольшой календарь, который висел у самого выхода из кухни. Я уже видел его мельком, когда зашёл сюда, но содержание этого календаря мне как-то сразу не бросилось в глаза. Но сейчас, наблюдая его, я даже привстал от любопытства и подошёл к нему вплотную. Нет, меня в нем привлёк не изысканный дизайн, и не полуголая девица в шапочке снегурочки на фоне ослепительной иномарки, а…. год. Да, да … ГОД. Я совершенно чётко прочитал на календаре надпись – «С Новым 2000-м годом!»

Жадно проглотив очередной кусок бутерброда, и не отрывая глаз от календаря, я рассматривал его с крайним удивлением.

«Это что такое?... Антиквар?... Или хозяева любят эротику? … Так есть картинки поновее и гораздо лучше по выразительности.»

Странности всего происходящего создавали во мне некоторый дискомфорт. Происходящее требовало своих объяснений, а их-то как раз и не было.

И вот теперь этот календарь вынудил меня задаться вопросом, а, собственно говоря, какой сейчас год?!... Я прекрасно понимал, что в обычной ситуации, подобный вопрос может задать только психически ненормальный человек, или человек который был долгое время оторван от внешнего мира. Но в связи с тем, что со мной произошло, этот вопрос имел право на существование и был вполне логичен. Я живо вспомнил своего недавнего водителя, его рассуждения похожие скорее на какие-то загадки, аномалию со временем, страшную молнию, моё беспамятство и, наконец, это моё загадочное появление в Сарове. Если сейчас полдень, и день соответствует 1 июня 2005 года (как и должно, быть), то почему я проголодался так, как будто не ел дня 3-4. Этот странный календарь пятилетней давности… А самое главное – люди.

Люди-то куда подевались?!...

И так, мне нужно было точно сориентироваться с годом, месяцем, числом и временем.

Вспомнив про телевизор стоящий в зале, я решительно подошёл к нему, и нажал кнопку питания. Ноль. Ничего. Телевизор не включился. Мои подозрения, что он не включён в розетку, не оправдались. Телевизор был включен в розетку.

«Что, в этом доме и света нет?...» - подумал я, и, найдя на стене электрический выключатель, включил его. Свет в комнате не зажёгся. Не зажёгся он и в других комнатах.

Странности, происходящие вокруг меня, набирали силу и размах. Они путали, сбивали с мысли, и мешали сосредоточиться.

Попытка позвонить по телефону, который стоял на банкетке около дивана, тоже не дала никаких результатов. Телефон не работал. Я вспомнил, однако, что на прикроватной тумбочке в спальне, я мельком видел какой-то небольшой батарейный приёмник. Я взял его в руки, включил, и услышал характерное радиошипение. Но это был единственный звук, который доносил до меня динамик этого приёмника. Ни одна волна не принималась – только характерный шум и треск атмосферных помех. Эфир был чист.

«Ё-ё-ё-ёханый бабабай!... – выдавил я из себя, - у них что тут, ядерная война была?... Вокруг пустота. Телефон молчит. Приёмник не принимает. Света нет. А как же тогда работает холодильник? …Продукты не испортились, молоко холодное, сам холодильник не разморожен»

Я снова зашёл на кухню, и обнаружил, что ни одна лампочка на панели управления холодильником, не работает. Да и традиционного мягкого шуршания холодильного агрегата я не услышал. Мне пришла в голову мысль проверить холодильную камеру на наличие в ней льда и снега. Удивительно! И лед, и снег были на месте. На месте были и свежезамороженные продукты. В общем, не включенный холодильник … исправно работал.

Некоторое время я тупо смотрел на него, замечая, что меня начинает одолевать чувство лёгкой одураченности.

«Ну ладно…. Ладно, - подумал я, - Бог с ним с холодильником и светом. Потом разберёмся. Надо до конца узнать, какой сегодня год, месяц и число»

Мне пришла в голову идея порыться в ящиках и шкафах, что бы найти какие нибудь документы, бумаги, записки с какой нибудь датой…. газеты, журналы.

И тут я вспомнил. Я вспомнил, что на первом этаже находятся почтовые ящики, в ячейках которых лежат САМЫЕ СВЕЖИЕ газеты.

«Господи, как-же я мог про них забыть? – подумал я, - Это же самая свежая информация. Там и год, и число и события»

Не мешкая ни секунды, я направился к выходу из квартиры. Но, оказавшись в прихожей мне, вдруг показалось, что что-то не так. В прихожей, что-то изменилось. Мне не долго пришлось ломать голову, что бы обнаружить эти изменения. Длинное, шоколадного цвета женское лёгкое пальто с капюшоном, висевшее на вешалке – исчезло. Его не было. Но моя память не изменяет мне. Оно висело именно тут.

Что же это получается? Выходит, что кроме меня в доме кто-то есть? И этот кто-то, воспользовавшись открытой дверью и моим замешательством, просто украл пальто. И если сейчас придут люди, то кражу оформят на меня.

Я выскочил на лестничную площадку и замер, вслушиваясь с тишину лестничных пролётов. Тихо. Ни малейшего шума.

«Есть тут, кто нибудь! – крикнул я, вращая головой по сторонам – Выходи!... Чо прячешься, ворюга!» Громкое, звенящее эхо разлетелось осколками по всему дому. Оно металась по лестничным площадкам то, усиливаясь, то затихая. Оно как бы издевалось над беспомощностью, перемазанного грязью и оборванного, человека, одиноко стоящего посреди лестничной площадке. Когда эхо прекратило вращать свой звуковой калейдоскоп, снова воцарилась упругая тишина.

Я ещё раз оглянулся на открытую дверь, и понял, что в эту квартиру мне лучше не возвращаться. Надо было спуститься вниз и просмотреть почту.

Медленно осматриваясь по сторонам, я начал осторожно спускаться по лестнице. Но как я ни осторожничал, эхо предательски озвучивало каждый мой шаг. Это было достаточно громкое, звонкое и острое эхо. Эхо абсолютно пустого помещения. Спускаясь и прислушиваясь к своим шагам, я удивлялся тому, что как мог похититель, при такой идеальной акустике, неслышно подкрасться к квартире и вытащить оттуда пальто. В этом доме каждый шаг должен быть слышен даже на крыше здания. Может быть, он воспользовался тем, что я звал хозяев? Но ведь я же не блажал во весь голос. Не выл же я так, что бы не услышать его. Да и дверь была нараспашку.

Я не успел до конца обмозговать проблему похищения пальто, как оказался на цокольном этаже. И здесь меня снова ждали неожиданные сюрпризы. Поодаль от входной двери, в углу, около почтовых ящиков, я заметил … инвалидную коляску. Когда я заходил в подъезд, её не было.

Слегка оторопев, я остановился, и уставился на эту механическую каталку для инвалидов. Её присутствие вызывающе заявляло мне, что в доме есть кто то ещё. По крайней мере так мне подсказывала элементарная логика. Украденное пальто, невесть откуда появившееся каталка…. Все эти события не могли произойти без участия человека. Но где они эти люди? Предметы появляются, исчезают, и при всём при этом я не слышу шагов, открывающихся дверей, шорохов.

Я огляделся по сторонам, прислушался, и, не уловив ни малейшего звука, тихо подошёл к входной двери и, открыв её, выглянул во двор. Никого. Тихо. Ни шума ветра в кронах деревьев, ни звуков машин, ни пения птиц, ни шагов, ни гудков. И только яркое, знойное солнце исправно продолжало двигаться по безоблачному и неестественно синему небосводу.

Однако надо было снова вернуться в дом, что бы по свежим газетам уточнить сегодняшнюю дату. Но подойдя вплотную к почтовым ячейкам, я обратил внимание на то, что количество газет немного увеличилось. Не могу сказать, в каких именно ячейках прибавилось корреспонденции, но её стало заметно больше.

Непонятная возня вокруг меня продолжалась.

Чисто машинально я снова прислушался. Не уловив ни малейшего шороха, я выдернул из ячейки первую попавшуюся газету, развернул её и, повернувшись спиной к ячейкам, уставился на первую полосу.

Это был номер "Новый город №". Сомнений не было – это был Саров. Но дата выхода газеты повергла меня в полное изумление. Номер газеты, который был у меня в руках, датировался 1 августа 2000 года.

"Этого не может быть!... – закусывая губы думал я, - Что же это получается… что в этом доме уже 5 лет никого не было?... Или это опечатка?"

Следующая газета, которая подвернулась мне под руку, была - "Городской курьер". Дата её выхода значилась тем же числом – 1 августа 2000 года.

Я стал лихорадочно перелистывать страницы "Курьера". Перед глазами мелькали заголовки о подготовке к праздничной литургии по поводу дня рождения Серафима Саровского…., Каратаев выступит с речью… Вручит подарки….

Я медленно закрыл газету, свернул её и вернул на место в почтовую ячейку. В моём мозгу не укладывалось, всё увиденное мною начиная с того момента, когда я неведомым образом попал сюда. Каждое событие в отдельности можно было как то объяснить, но вот всё это вместе… вкупе…. Это не поддавалось никакой логике.

У меня был, правда, запасной вариант действий, который бы пролил свет на всю эту чертовщину, и доказал мне, что это не бред.. Мне нужно было просто проверить, что аномальщина происходящая в этом доме, возможно не распространяется на другие дома. Да, в этом доме всё не так. На улице тоже непонятки какие-то. Но ведь этот же дом – не весь Саров. Надо было просто найти какое то высокое место, что бы оттуда, с высоты, осмотреться, и обнаружить места скопления людей.

Вспомнил о Колокольне. А где она эта Колокольня? Я бы её нашёл только с помощью людей. Но людей-то нет… чёрт побери.

И тут мне в голову пришла мысль о том, что коли этот дом многоэтажный, то можно забраться на последний этаж и осмотреться оттуда. Дом кажется 14 –и этажный, и такой высокой наблюдательной вышки мне вполне хватит. А заодно, поднимаясь наверх, я, может быть, обнаружу еще, что нибудь интересное и полезное для меня.

Не мешкая, я начал своё восхождение вверх по лестничным пролётам. Поравнявшись с квартирой, в которой мне уже довелось побывать, я опустил глаза в пол, стараясь не смотреть на приоткрытую дверь. Какое-то чувство стыда и тревоги на мгновение завладели мною.

Я ускорил шаг. Эхо громко сопровождало мой решительный подъем наверх. По ходу я осматривался, пытаясь обнаружить, что нибудь для меня полезное, но пустота и одиночество этого дома, были единственной его достопримечательностью. Некоторые квартиры были открыты настежь, но из них не доносилось никаких звуков и запахов.

И вот наконец я достиг последней лестничной площадки. От неё шёл ещё один, лестничный пролёт вверх, который заканчивался вертикальной металлической лестницей, которая упиралась в крышку люка на потолке.

Я отдышался, и подойдя к лестнице вплотную, посмотрел на крышку люка. Замка, какие обычно ставят на подобные лазы, на нём не было. Я поднялся по лестнице и упёрся руками в крышку. Она со скрипом повернулась, и опрокинувшись наружу, освободила мне путь наверх. Первое, что я увидел, это – неестественно синие небо.

Ещё одно мгновение, и я был на крыше. Первое, что меня удивило, так это полное отсутствие ветра. Мне приходилось уже бывать на крыше многоэтажек, и первое, что я ощущал наверху, так это порыв ветра. А тут - тихо. Маневрируя между антенными растяжками, какими-то вентиляционными трубами, техническими помещениями, я приблизился к изрядно поржавевшему парапету, который отделял площадку на крыше от 14-и этажной пропасти.

Увиденное мною, подтвердило мои самые мрачные предположения.

Подо мной действительно простирался Саров. Я узнал его по его "визитной карточке" – знаменитой Колокольне, которая находилась неподалёку. Я узнал его и по храму Серафима Саровского, крыша и купола которого выступали из-за крон плотно стоящих друг к другу деревьев. Город как будто утонул в них, обнажая для наблюдателя только крыши домов, верхушки осветительных столбов и небольшие купола. Это было похоже на зелёное наводнение, где над поверхностью зелёной стихии было видно только то, что повыше и покрупнее. Отдельными островками выделялись белые постройки новых микрорайонов. Они располагались на значительном расстоянии друг от друга, и производили впечатление отдельно стоящих населённых пунктов. Местами, редеющие деревья, обнажали фрагменты дорог, заборов, небольших домишек, сараев и прочей архитектурной и технической мелочи. Невдалеке, за зелёными кронами огромных деревьев, поблескивала река. В двух километрах от меня виднелись заводские корпуса с возвышающимися к небу полосатыми трубами.

Но все это великолепие и простор не вызывали у меня радости Что-то тревожное скрывалось под кронами ослепительно зелёных деревьев разливающихся во все стороны от самого моего дома до горизонта. Бутафорски-синее небо не излучало жизни. Оно как бы существовало само по себе, вне связи с тем миром, который застыл под ним. Цвет этого неба, был как будто исключен из освещения Саровского ландшафта. Как сказали бы трёхмерщики, - бекграунд исключён из глобального освещения. Я не заметил ни одной птицы. Да что там птицы… На земле не было даже мошкары. Единственно живое существо приветствующее моё появление в Сарове, была божья коровка на газоне куда я упал.

Не было ветра. Кроны деревьев не колыхались. Завод видневшийся на горизонте не издавал никаких звуков. Трубы не дымили. Да и вообще… Я не заметил внизу никого движения. Никаких признаков жизни. Единственное ощущение которое я получил от увиденного, так это чувство усиливающейся тревоги.

Я смотрел на всё это и уже не знал, что мне надо делать дальше.

"Куда я попал!? - панически спрашивал сам себя, - Что это?... Сон?.... Бред?... Птицы не летают. Машины не шумят. Трубы не дымят. Ветер не дует….. Да тут вообще ничего нет!"

 

 

В кармане моих брюк заверещал мобильник.

Я оцепенел от неожиданности. Наверное такое же оцепенение испытывает человек, который переходя дорогу, внезапно слышит, в двух шагах от себя, мощный сигнал надвигающегося на него автомобиля. Внутри у меня всё похолодело. На несколько секунд я утратил способность что либо соображать.

Мобильник продолжал настойчиво звонить.

Медленно и осторожно, как будто пытаясь достать гранату с сорванной чекой, я извлёк телефон из кармана своих брюк. Дисплей мобильника не светился, однако сам аппарат настойчиво требовал, что бы я вышел на связь с неизвестным мне абонентом.

Осторожно поднеся мобильник к уху, я тихим и сдавленным голосом выдавил из себя:

- Алло…

- Привет дружище! Ну ты как?... Освоился немного?...

- Кто это? – с интонациями тревоги спросил я .

- Ну ты даёшь попутчик! Ты что, уже забыл меня? .. – шутливым тоном отозвались по ту сторону трубки.

Да! Это был он. Мой водитель, который вёз меня к Сарову, и который забросил меня сюда. Теперь я узнал его голос. Злоба и ненависть ударили мне в голову. Но переливавшиеся через край эмоции не давали мне возможности подобрать короткое, но тяжёлое как булыжник слово. Что бы я о нём не думал в эту секунду, всё это было слишком мягким.

- Сво-о-о-олочь!.... Какая же ты сво-о-олоч!....... – свистящим от ненависти полушепотом выдавил я ему в трубку.

- Ну слава Богу! Узнал!, - отшутился мой абонент. – Я рад, что ты всё это время нежно и трепетно вспоминал меня. Спускайся вниз, дружище. Разговор есть. Я сейчас внизу, у подъезда дома, вершину которого ты так героически покорил.

Связь оборвалась.

Сорвавшись как с цепи, я кинулся к люку.

 

Геннадий Будаев