Будаев Геннадий

Мы шли по широкой безлюдной улице. Он продолжал мне, что-то рассказывать, и я, слушая его, наблюдал за тем, что твориться вокруг.

Заметно начало смеркаться. Город был по-прежнему пуст и тих. Я вглядывался в пустые, окна многоэтажных, преимущественно желтого цвета, домов. Что-то жутковатое было в их безмолвном оцепенении. Они не излучали жизни. Они не издавали звуков из приоткрытых форточек. И фотографически застывшие шторы, виднеющиеся сквозь стёкла оконных рам, говорили о том, что единственный обитатель этих домов - пустота. Безмолвие. Господи, как всё это похоже на Припять. Но даже в Припяти слышны какие-то звуки. Там всё логично. Отсутствие людей и растущие деревья, пробивающиеся прямо на осевой линии потрескавшегося шоссе, имеют свое объяснение. А тут…. Это, быстро краснеющее небо, непонятные мерцания по углам архитектурных построек, какая то непонятная, желтоватая паутина, временами падающая с неба….. ЭТО было не объяснимо. И всё это набирало обороты. «А может быть действительно, вся это чертовщина, всего-навсего набор нейроимпульсов у меня в мозгу?» - подумал я, и новое сомнение вновь заставило меня обратиться к своему собеседнику.

- Я не могу понять, - тихо, но твёрдо обратился я к нему, - Если этот мир, в котором живу я, является всего-навсего нейросимуляцией, то тогда получается, что и…. Бог, это тоже набор нейроимпульсов. Получается, что Бог это – виртуальный фантом? Что его нет?

 

Водитель с сожалением посмотрел на меня.

- Ты знаешь, наверное, я виноват. Не надо было мне рассказывать тебе всё это. Ты всего-навсего человек. Я постараюсь тебе это объяснить, но боюсь, что эти объяснения тебя огорчат. Хотя… может быть, и нет. Всё зависит от того, как ты меня поймёшь. Я постараюсь быть кратким, так как время нашей с тобой прогулки истекает, а мне надо тебе ещё кое-что рассказать.

- Ты торопишься?

- А ты…, - улыбнулся он, - торопишься?. Или тебе тут понравилось быть хозяином Сарова, и ты передумал возвращаться?

Я опустил голову.

- Говори, - пробубнил я.

- Какая твоя самая любимая компьютерная игра? – неожиданно спросил он меня.

- Не понял. При чём тут игра?

- Ну, какая? - не унимался он.

- Я уже давно не играю.

- Ну ладно, ладно…. – оглянувшись по сторонам, успокоился водитель. – Главное ты видел этот компьютерный виртуальный мир. Он красив, не правда ли?.... Он логичен. Различные персонажи обитают в нём и живут своей активной жизнью. Это – небольшой, искусственный и абсолютно замкнутый мир, который изобрёл (создал) программист. По отношению к персонажу этой игры, он – Бог. Создатель. Вот если бы ты был этим программистом – создателем, то стал бы ты вводить какие то коды и подпрограммы, для того, что бы этот персонаж постоянно знал, что окружающий его мир всего-навсего двоичный код в памяти машины? Это нужно персонажу?... Ведь если дать персонажам игры доступ к этим кодам, то этот виртуальный мир рухнул бы. Необходимо поддерживать иллюзию жизни. Персонаж не должен знать, что его мир – набор нулей и единиц. Это бы было не интересно.

Ты у меня спросил, что, а не является ли Бог набором нулей и единиц. Такой же вопрос мог бы задать тебе компьютерный персонаж. У него та же логика. Если его "реальный" мир, это - двоичный код в памяти компьютера, то получается, что и Билл Гейтс, которого он воспринимает через память машины, тоже…. двоичный код. То есть… его не существует. Так что ли?...

Создатель настроил ваши органы чувств так, что бы вы видели то, что положено, а не то что вы хотите. Всё лишнее замаскировано. В этом и заключается Иллюзия Жизни.

Тем же самым, кстати, занимаются и постановщики спектаклей. Ты сидишь в партере и видишь превосходный спектакль. Ты наблюдаешь на сцене голубое небо, исключительной красоты замки, низвергающиеся водопады, поля, птицы. И если спектакль поставлен грамотно и профессионально, то ты…. Ты живёшь в нём. Ты переживешь за то, что происходит на сцене. И тебе уже невдомёк то, что весь этот «мир» является … кусками фанеры, мешковины, какими то верёвками, бумагой. Ты не видишь бегающих за кулисами людей в комбинезонах, пожарников, суфлёров. Ты не замечаешь того, что голубое небо, это порождение театральных софитов и юпитеров. Перед твоими глазами – яркая и красивая жизнь. Всё, что тебе не нужно видеть, так же замаскировано. Спрятано. Вот и Создатель того мира, в котором ты живёшь, настроил ваш мозг так, что бы обеспечить эту Иллюзию Жизни. И этот замкнутый мирок прекрасен. Люби его и цени его. Он - порождение нашего Бога. В этом мире, где вы лишены видеть закулисье, можно любить, ненавидеть, рожать детей, путешествовать, дарить цветы. Он логичен. Он ярок и многогранен. Там всё сделано для того, что наслаждаться этим миром.

Но, создавая этот мир, Бог, в отличие от программиста, оставил вам от себя весточку – Священные Писания. В ней – напоминание о Его существовании. И не только. Там указаны требования, нарушение которых разрушит ваш мир. Эти требования, есть – заповеди. И эти Заповеди, применительно к человеку, это инструкция о том, как должен вести себя человек, что бы не обратить весь свой род на вымирание. Купи в магазине любой более-менее сложный прибор. К нему прилагается инструкция по пользованию. Если ты её будешь нарушать, то прибор выйдет из строя. Эта инструкция и есть – Заповедь (от производителя). Для человека, тоже есть "инструкция", где описаны правила его поведения, для долгой и гармоничной жизни. Сейчас эти Заповеди не соблюдаются.

- Эти заповеди – Легенда, - осторожно, в полголоса сказал я.

- Да?, - с наигранной удивлённостью спросил водитель, - Ты так считаешь?... А ты в курсе того, что Легенды всегда материализуются, когда о них забывают? Ваша цивилизация обречена. Дьявол уже выпущен из темницы. И есть способы уберечься. Есть возможности спастись. Но ваш разум замешан на Лжи и Пороке. Ради получения сомнительных удовольствий, вы уже почти лишили: планету - атмосферы, землю – плодородия, воду – целительности, своё потомство – будущего. И бежать некуда. Земля одна на всех. У вас нет шансов.

-Мы что?…. – тупо посмотрев на него, спросил я, - мы компьютерные персонажи в глобальном понимании?

- Нет. Вы не персонажи. Это я пытался привести тебе хоть какую нибудь аналогию. На самом деле все гораздо сложнее.

- Ну, если он полностью управляет нами, -сопротивлялся я, - то и пускай нас наставит на путь истинный. Запрограммирует, так сказать. Вот мы и спасемся. Спасёмся сами и спасём Мир.

- А что, явление Христа народу, вам мало? – удивлённо посмотрел на меня водитель, - Читайте Священные писания, и поступайте согласно им. Бог уже предупредил вас. Что вам ещё надо? Или ты полагаешь, что Бог должен направлять каждое ваше действие в нужное русло? Бог не отвечает за ваши мелкие поступки. В «Апокалипсисе» от Иоанна, в главе второй, сказано – «Я есьм испытывающий сердца и внутренности; и воздам каждому из вас по делам вашим…». Так что вам дана возможность совершать ваши глупости самостоятельно. Это – «Принцип Домино». Я же уже говорил тебе об этом, когда мы ехали к Сарову. Забыл?.... Вы формируете ваш завтрашний день, сегодняшними поступками. Бог просто наблюдает за этим процессом. И если в вашем поступке он видит угрозу для своего Творения, то эту «доминошную» ветвь он направляет в нужную ему Ему сторону. Это похоже на то, как молодые мамы сидят на скамеечке и наблюдают за игрой своих детей в песочнице. Дети могут делать, что хотят. Но если мать почувствует, какую либо угрозу, то она оперативно вмешивается и вносит коррективы в деятельность ребёнка.

Бог тоже вносит свои коррективы.

- Например? … поинтересовался я.

- Ваше уничтожение, - спокойно и хладнокровно пояснил мне водитель. – Богу всё равно кто будет населять этот мир. Вы, или, скажем, муравьи. Богу необходимо поддерживать своё творение в исправности и гармонии. Энтропия Творения должна быть величиной постоянной.

Мне стало не по себе. Нет, не от того, что я красочно представил эту перспективу быть уничтоженным и стёртым с лица земли, а от тона, которым эта перспектива была озвучена. А вобщем-то…. а, как он по другому мог всё это озвучить. Я и без него уже давно догадывался, что человечество вышло на свой последний виток в эволюции. Мы сами являемся для себя и палачами и могильщиками. Флюиды нашей погибели уже давно витают в воздухе, и выхода из создавшегося положения я не вижу. Где-то я читал, что в основе развития любой цивилизации уже заложены принципы её самоуничтожения. Наверное, это так.

- Прости…. – осторожно спросил я его, - Если это не секрет….. Человечество погибнет?... Как сложиться его жизнь?

- О проблеме Жизни и Смерти, а также о Грехе и наказании, о Бессмертии, спроси у Серафима. Если он сочтёт нужным тебе всё это разъяснить, то … то считай, что тебе повезло. А от себя скажу одно. Точнее спрошу у тебя: - Сколько миллионов долларов, должны стоить твои наручные часы, что бы узнать который час? Какой марки у тебя должна быть машина, что бы просто доехать из одного места, в другое? В каком дорогом ресторане мира ты должен пообедать, что бы просто утолить голод?.... И вот на эти вопросы ответь не мне, а себе. И как ты на них ответишь, так и сложится твоя жизнь. И ещё… запомни, Любовь, Долг, Заветы отцов, Честь, Патриотизм, это не пустые слова. Это – твоя кольчуга. Она поможет тебе выдержать схватку с Дьяволом.

И тут я не удержался:

- Кто ты, - глядя на него в упор спросил я.

- Зачем тебе это?

- Мы знакомы с тобой почти сутки. Ты послал меня сюда. Со мною Бог что происходит, и я хочу знать имя человека который со мной рядом.

Мой напарник опустил глаза, подумал немного, и представился:

- Меня зовут Антоний. Родом я из Муромского уезда, деревни Вошихи.

- Уезда?!... – удивился я, - Прости, а, сколько тебе лет?

- Я родился в 1762 году.

- О-ля-ля!.... – обалдело воскликнул я, - Долгожитель, значит!...

- Странный ты человек, - усмехнувшись, сказал он. – Во всю эту (как ты её называешь) "аномальщину" вокруг себя ты веришь, а в такую мелочь, как день моего рождения – нет.

- Да ладно… Я ничего….. Действительно, в таком месте, где нет времени, и будущее не определено, удивления неуместны. Я, это… хипово ты выглядишь. И сохранился ты хорошо. Мне бы столько пожить.

- А сколько ты живёшь? - хитро спросил он у меня.

- А живу я, дружище, мало и всего один раз. К сожалению.

- Ты в этом уверен?...

- Абсолютно, - и я с выразительной утвердительностью мотнул головой.

Антоний громко рассмеялся.

- Чего ты смеёшся?... – возмутился я. – У тебя по поводу этого есть, какие то сомнения?

- Да у меня не сомнения, - сказал он, - У меня полная уверенность.

- Уверенность в чём?

- В том, что ты живёшь …. вечно.

- Не понял… - остановившись от удивления, протянул я, - То есть как это вечно?... Ты мне сегодня рассказал столько, что в голове не вмещается. Во всё это можно верить, можно не верить, но только проверить нельзя. Но… прости… за себя то я ручаюсь. Я в полном уме. Прости дружище, но свою жизнь я помню только со дня моего рождения. Даже более того… начиная с четырёх-пяти лет.

- Вот так, значит… - покосившись на меня, и улыбнувшись, сказал он. – Ну а что было до твоего рождения?

- Слушай!.... Кончай!.... – огрызнулся я.

- Что было до твоего дня рождения? – настойчиво переспросил меня водитель. – Постарайся вспомнить?

- Что ты пристал!... Ничего не было.

- Что…. совсем, что ли ничего?

Я раздражённо посмотрел на него. – Откуда я знаю. Меня не было, это точно. Был кто-то ещё.

Антоний задумчиво помолчал несколько секунд, потом остановился, посмотрел на меня и согласился:

- Ты прав. Лично тебя, как сегодняшнего индивидуума, - не было. До тебя был другой. Скажем … - Марк Тулий. Он был бедным латиянином жившим в Римской провинции Северная Месопотамия в 166 году до эры Иисуса. Он был пастухом у местного патриция, имел четырёх детей, и, прожив 37 лет, умер от чумы. Он жил. Он, так же как и ты, видел свой мир, чувствовал, любил…. Потом умер. Его не стало. А теперь и костей от него не найдёшь. Он ушёл в небытие.

Но прошло две тысячи лет, и родился ты. Ты правильно сказал, что ты ничего не помнишь из того, что было до твоего рождения. Это действительно так, потому что тебя не было. До зачатия, местом твоего нахождения являлось …. небытие. Обрати внимание… то самое небытие, в которое отошёл Марк Тулий. Тебя этот факт не наводит ни на какие мысли?

- На какие мысли?... – недоумённо спросил я его.

- А на такие,… что это самое Небытие, является неким вместилищем, в которое мы уходим, и из которого мы появляемся. Я бы даже сказал – возвращаемся. Что Небытие, это своеобразная "машина" по регенерации Жизни.

- Минуточку, - перебил я его, - Я – это –Я, а Он, это – ОН.

- А тебе что, не всё равно?.. – удивился Антоний, - тебе доставило бы удовольствие постоянно находиться в одном теле?... Когда то ты смотрел на мир глазами одного человека, а затем, окунувшись в океан Небытия, вышел оттуда совершенно другим существом. Создатель наделил тебя новым телом, новым мозгом…. Ты просто переродился. Да,… ты- это, не Он. Но ведь это здорово! Полное обновление жизни.

 

Он ещё раз взглянул на меня, и, видя, что я нахожусь в полном замешательстве, положил мне руку на плечо и спокойно сказал:

- Я понимаю, что тревожит вас, людей, когда дело касается Смерти. Вас мучает вопрос, а что же будет дальше, когда ваши глаза закроются, и ваше существование прекратиться. Вы начинаете представлять червей, которые будут питаться вашим трупом, запах сырой земли, и тесный гроб.

 

Я осторожно посмотрел на него.

Он приподнял голову и удовлетворённо продолжил:

- Смерти не стоит бояться. Пока вы живы – её нет. А когда она приходит, то нету вас. Так вот, когда ваши глаза закроются, то следом за этим произойдёт новое пробуждение: уже в другом месте, в другом измерении, в другом времени. В общем, твоё появление возможно в любом месте вселенной, где есть любая жизнь. А вселенная кишит жизнью. Она везде. Она внутри нас. Игра в "Жизнь" и "Смерть" заключается в том, что вы не должны помнить, что было до того…. Да вы и не можете помнить, так как у вас будет совсем другой и новый мозг. И всё начинается по-новому. Вы обречены на бесконечное существование, скитаясь по вселенной, меняя пространство и тело.

- Ну, допустим так, - примирительно сказал я, - А, сколько ждать своего очередного рождения?

- Это я у тебя должен спросить. Вот долго ты ждал своего рождения?... Замаялся наверное?…. Сколько ждать ….Это сложный вопрос. Для стороннего наблюдателя это могут быть секунды или тысячелетия. А для тебя это перерождение произойдёт мгновенно. У Смерти нет часов.

- Подожди… - снова усомнился я, - вот умер этот Марк Тулий. Но ведь религия утверждает, что его душа должна отойти либо в Рай, либо в Ад. То есть он должен сохраниться, но в другом качестве.

- Какая религия!? – резко переспросил он меня. – Я не знаю религий. Я знаю – Веру. Вера, как и Бог – одна. Она одна, как един Создатель, как бы его ни называли. То же самое с Дьяволом. Его называют и Абаддоном, и Валаамом, и Бегеритом, и Вилом, и Люцифером, и Локки… Но Дьявол – один.

Друг мой, мне неудобно тебе об этом говорить, но к сожалению, твоя, так называемая, душа, остаётся там-же, где и твое тлеющее тело. А заодно, вместе с ними там же остаются и твой земной опыт, и твоя память. Пойми, что ты начинаешь с нуля. Ты представляешь себе ситуацию, когда после смерти, души живых существ начинают накапливаться в Пространстве? И этих душ мириады. И с каждым разом их становиться всё больше и больше. И каждая душа обладает памятью о своей жизни, и опытом. Ты можешь себе представить это накопление Разума? А нужны-ли Вселенной эти отработанные фрагменты мелочной жизни?... А?.... Тебе-же предоставляется нечто иное – начать всё с начала. С новым телом и с новым разумом. Ты сейчас сильно переживаешь о том, что ты….. прости… что Марк Тулий умер? Помнишь как он умирал? Целую неделю он мучался от страшных болей. Твоя (его) жена плакала и причитала, что теперь семья умрёт в нищете. Скажи мне, тебе есть какое-то дело до гибели этого Марка Тулия? Ведь Ты, это – ТЫ.

 

Я тихо засмеялся.

- Чего ты смеёшься? – улыбнулся Антоний.

- Да так…. Меня устраивает эта теория. Она полностью исключает понятие Греха. Греши, сколько хочешь. Делай, что хочешь. Всё равно начнёшь всё по новой. Или, например…. Например мне надоел этот мир, и мне захотелось "попутешествовать". Я накладываю на себя руки, и (как ты говоришь) мгновенно попадаю в другой мир, в другом измерении. Здорово!

 

Антоний остановился, положил мне руку на плечо, и резким движением повернул меня к себе.

- А вот в этом случае, дружище…. – он неприятно улыбнулся, - все твои "путешествия" отменяются. У тебя начнутся жу-у-ткие проблемы.

- Какие?....

- Помнишь колодец и брошенную мной туда твою рубашку?

- Ну, помню.

- Если будет иметь место Греха или Самоубийства, то в качестве рубашки будешь ты. А вот что с тобой потом будет, тебе расскажет ОН. Небытие, не только "создаёт", оно ещё и великолепный пожиратель. Твой голливудский "Ад" покажется тебе Канарами.

- Я что-то не понял, - сбитый с толку спросил я, - ты хочешь сказать, что грешники и самоубийцы не возрождаются?

 

Антоний тихо вздохнул, сокрушенно покрутил головой по сторонам и, улыбнувшись, сказал:

Ты действительно ничего не понял. И, слава Богу. Дальше тебе всё расскажет ОН (если пожелает). На этом всё! Время нашего свидания заканчивается, и мне надо тебе успеть объяснить, что ты должен сделать завтра.

- Подожди, подожди…. – затараторил я, - ты мне, что-то говорил про Аннушку. Ну, помнишь?.... Там, в Дивеево…. девочка – призрак,… Что нам её спасти надо.

- Она – не призрак. Она …. – он замялся, - Серафим тебе объяснит всё.

- Так я действительно встречусь с Серафимом? А зачем я ему понадобился?...

- Ну, так вот… - игнорируя мой вопрос, произнёс он. – Слушай то, что я тебе буду говорить.

Итак. Когда я оставлю тебя одного, ты должен переодеться. Найди, какой нибудь магазин и подбери себе, что нибудь подходящее. Не одевайся вызывающе. Твой внешний вид не должен бросаться в глаза. На всё на это я даю тебе один час. После этого ты должен быть дома.

- Дома, у кого? – перебил его я.

- Выбирай себе любую квартиру по вкусу. Это и будет твоим домом. Советую тебе отдохнуть и выспаться, как следует. Поешь. И ещё… - он посмотрел мне в глаза, - До утра на улицу не выходи. Это опасно. Да я думаю, что ты и сам не выйдешь, когда начнётся Это.

- Что - Это?...

- Начнётся завершающий этап корректировки локальных временных координат. Начальный этап ты уже видел. А завершающая стадия начнётся между восьмью – девятью часами вечера по сегодняшней временной системе. Это будет продолжаться всю ночь. А завтра утром в город пожалуют "гости" – обычные жители Сарова.

- А как же я?

- А что – Ты?... засунув руки в карманы, спросил меня Антоний.

- Ну, как же… я просыпаюсь, а в квартире уже хозяева. А я дрыхну на их кровати…

- Не переживай, - успокоил он меня, - никто тебя не обнаружит в комнате. Не думай об этом.

- Ну ладно. Хорошо….. А что дальше? Вот проснулся я и…. Дальше-то что?...

- А дальше, - Антоний выдержал паузу, - Дальше ты должен мне помочь, организовать свою встречу с Серафимом.

- Помочь?... – хмыкнул я, - а чем же я тебе помогу?

 

Антоний деловито осмотрел меня с ног до головы, и безэмоционально ответил:

- Завтра до трёх часов дня, ты должен будешь попасть в кабинет к Каратаеву, и взять из его сейфа одну, очень важную, для тебя реликвию – медный крест Серафима Саровского. Без этого креста, твоя встреча с Серафимом не состоится.

 

Я слушал его и не верил своим ушам. Мне в открытую предлагалось совершить кражу. И не просто кражу, а кражу у высшего должностного лица Сарова. Причем совершить эту кражу я должен при огромном скоплении народа, и до наступления темноты.

- Прости…. – растерянно поинтересовался я, - у какого Каратаева?... У Геннадия Закировича?...

- Совершенно верно. У мэра Федерального ядерного центра.

- Зачем?... взволнованно спросил я его, - Зачем он мне этот крест? И потом…. это-же голимая уголовщина. Да и не получиться у меня ничего. Кто меня впустит в администрацию? Там милиции больше чем чиновников. И потом… почему мы не можем сделать это сегодня, когда в городе никого нет.

 

Мне показалось, что Антоний слушал меня чисто машинально. Он просто ждал, когда я закончу говорить.

- Ну, всё?... Закончил?... – спросил он меня. – Давай тебе всё объясню.

Во-первых: сейчас креста в сейфе нет. Он появиться только завтра утром.

Во-вторых: тебе не надо становиться закоренелым уголовником, что бы забрать этот крест. Я уже говорил, что между двумя, не связанными с собою, событиями находится разветвлённая сеть более мелких событий, которая по существу являются нашими единичными поступками. Это как разветвлённая доминошная сеть. Дав толчок первой доминошной кости, ты, через некоторое время можешь получить неожиданный, ошеломляющий, результат. Самое главное знать, с какой кости надо стартовать. Ты – не знаешь. А вот я кое-чему научился. По крайней мере, контролировать развитие событий в пределах двух-трёх суток, я умею. Завтра утром я тебе скажу с чего надо начинать.

В-третьих: никакой кражи не будет. Когда решаться твои проблемы, то этот крест вернётся на нужное место. И появиться он в сейфе за секунду до того, когда ты его забрал. И поверь мне, что это временное уравнение легко решается. Не переживай, дружище, я сам не допущу, что бы пространственно-временной континуум не нарушился.

- Как он выглядит этот крест? - тихо спросил я Антония.

- А зачем тебе это? Он там будет один. Других крестов там не будет.

- Просто так.

- Это обычный небольшой медный крест. Он легко умещается на ладони. В перекрестии на лицевой стороне изображено «всевидящее око» с лучезарным сиянием и дата «1812 год». На оборотной стороне надпись – "Не нам, не нам, а имени Твоему". Этим крестом, 14 февраля 1818 года, Указом Его Императорского Величества, был отмечен молитвенный подвиг Преподобного Серафима Саровского. Увидишь крест – узнаешь.

- А почему он находится в сейфе у Каратаева?

- Он будет находиться там завтра. Утром крест принесут из реставрации, и Каратаев вручит его в торжественной обстановке митрополиту Нижегородскому и Арзамаскому, Николаю.

- А мне он зачем?

- При помощи этого креста ты откроешь вход в неизвестный людям тоннель, который находится в галерее подземных ходов на Дальней Пустынке.

- Это где подземная церковь?

-Да.

- А дальше?...

- А дальше... дальше ты увидишь Его. – Он помолчал несколько секунд, потом, улыбнувшись, положил мне руку на плечо, и сказал мягким, дружелюбным голосом, – Мне пора. Помни, что я тебе сказал. Завтра с утра связь по телефону. А сейчас переодевайся и быстро домой. Небо уже меняется. У тебя час времени.

 

Я повернул голову в сторону, и заметил, что багровые облака, заполнившие собою горизонт, начали совершать какие-то непонятные движения.

Медленно и торжественно клубясь, раздуваясь и уменьшаясь в размерах, тая и вновь возникая в багровом хаосе, они как будто совершали на горизонте мифический ритуальный танец. Это было похоже на гигантский пожар, огненную стихию, охватившею собою весь горизонт. Светящееся и клубящееся месиво медленно растекалось по горизонту, через край которого начал вытекать и расползаться ярко-зелёный плотный туман. Растекаясь, как лава по мертвым лощинам и низменностям, он совершал свою феерическую экспансию на безжизненный, застывший как кролик перед удавом, город. Небо начало быстро темнеть, и громкий, раскатистый звук, похожий на грохот рушащегося здания, раздался прямо надомною. Я вздрогнул, и, рефлекторно посмотрев вверх, увидел, что заметно потемневшее небо, на котором уже проявились тусклые звёзды, свернулось гигантской спиралью. Я ощутил, что между мной и этим небом находилась огромная прозрачная, медленно вращающаяся оптическая воронка. И в центре этой призрачной воронки, как в эпицентре дьявольского торнадо, находился я.

- Го-о-о-осподи!..... Сра-а-ань Господня!... Что это?!... – выдавил я из себя, и выйдя из лёгкого оцепенения, повернулся лицом к Антонию.

 

Он стоял с какой то покорной обречённостью, низко опустив голову.

- Антоний, что это?... – громко и истерично переспросил я.

 

Антоний молчал. Он даже не шевелился, и его застывшая поза была не менее кошмарной, чем то, что происходило вокруг.

 

- Что с тобой?... Антоний!.... – выкрикнул я, и, подойдя к нему вплотную, попытался взять его за плечи и как следует тряхнуть. Но мои руки легко прошли сквозь его тело.

Я отскочил назад, и с лёгким ужасом уставился на него.

Он стоял в той же позе, не шевелясь и никак не реагируя на моё присутствие. Нет, это был уже не Антоний. Не Антоний. Это была его точная копия, плоть которой, как будто состояла из плотного коллоидного газа. В том месте, где мои руки прошли сквозь его тело, я заметил лёгкое возмущение этой коллоидной смеси. Это было похоже на то, как если бы неподвижное облако вдруг потревожить, проникающим сквозь него, инородным телом. Плечи Антония, потревоженные моим прикосновением, расплывались по сторонам турбулентными дымными струйками.

На небе что то ярко вспыхнуло, и сильный порыв ледяного ветра смешанный с грунтовой пылью и травой, чуть было не сбивший меня с ног, сдул коллоидный муляж Антония прямо в моё лицо. Он рассыпался в меня каким то голубоватым пеплом, и я ощутил резкий кислотный запах.

Некоторое время, от увиденного мною, я был лишен возможности соображать, что либо.

Однако инстинкт самосохранения подсказывал мне, что отсюда надо уносить ноги.

Уносить куда?... Всё это творилось вокруг меня. Что-то вокруг кишело, бурлило, и вышедшая из под контроля физических законов природа, готовилась воспроизвести на планете Земля, новый день. День – 1 августа 2000-го года.

Мне надо было торопиться. Я отчётливо вспомнил приказ Антония – "Переодеться" и "Спрятаться" где нибудь.

Бегло осмотревшись вокруг, я увидел неподалёку, на противоположной улице, какой-то трёхэтажный, красного цвета, универсальный магазин. Его огромные оконные фрамуги, занавешенные изнутри белыми шторами, отражали в себе огненно-облачное буйство, которое не утихая разливалось по небу. Казалось, что это не отражения, а пожар, который охватил все этажи здания.

Перебежав на противоположную сторону шоссе, и прикрывая ладонью лицо от ветра и пыли, я быстро поднялся по ступенькам к парадному входу в магазин. Потянув на себя красную массивную дверь я оказался внутри помещения.

Здесь было всё в порядке: ни пыли, ни ветра, ни грохота, ни световой феерии. Покой. Тишина, и гулкая безлюдность.

Первый этаж занимали стеллажи с продуктами питания.

Я быстро проскочил через узкие проходы между кассами, и захватив по дороге большую капроновую сумку, которых тут висело достаточно много, ворвался с нею в торговый зал. Кроме одежды мне надо было запастись, так же и пищей на сегодняшний вечер и ночь. И не только на вечер и ночь, но и возможно на завтрашний день. Кто знает, как завтра будет складываться утро. Да и потом я не был уверен в том, что будет ли в оккупированной мной квартире, такой же щедрый холодильник, какой был у меня на улице Победы в доме №2.

Я хватал со стеллажей всё, что раздражало мой аппетит, и кидал это в сумку. Я сам не понимал, зачем мне столько колбасы, сыра, газировки, сигарет, хлеба, кофе, масла и т. д. Меня охватило безумное чувство халявы, и я никак не мог от него избавиться. Однако, когда моя сумка перевалила килограмм за десять, мне пришлось остановиться.

Я решил оставить сумку у входной двери и подняться на второй этаж, что бы посмотреть, что находиться там.

Протискиваясь между кассами, мне бросилось в глаза, что ящик одной из них был приоткрыт, и ячейки этого ящика были наполнены бумажными деньгами и мелочью.

Я поставил сумку у ног, выдвинул ящик до конца, и взял одну из пачек в руки. В ней были разные деньги: и десятки, и полтинники, и сотки, а в соседней ячейке лежали пятисотки. В той пачке которая была у меня в руках было по всей видимости от тысячи до полутора тысяч рублей. Оглядевшись вокруг, мне показалось, что гулкая пустота смотрит на меня с какой-то презрительностью и враждебностью.

Я решил не поддаваться искушению, тем более что мне было не понятно, чем мой поступок обернётся мне завтра. Ведь Антоний предупреждал меня, что я должен только "одеться" и "смотаться". Он мне даже про продукты ничего не говорил, а про деньги – тем более.

Я бросил пачку на кассовый стол, и, оставив сумку у входной двери, бегом, через две ступеньки, поднялся на второй этаж.

И вот на этом втором этаже мне повезло. Здесь торговали одеждой. Выбор был колоссальный. В правом крыле – мужская одежда, в левом – женская.

Бегая между вешалками, я никак не мог выбрать, что мне одеть. Антоний велел одеться не броско.

Сняв с себя всё своё тряпьё, и бросив его прямо на пол, я, в одних трусах, бегал от одной витрины к другой.

И вот спустя пятнадцать минут, нарушая гулкую тишину торопливыми шагами, со второго этажа торгового центра спустился мужчина одетый в новые джинсы "Calvin Klein" и в серую плотную рубаху. Его ноги были обуты в кроссовки "ALPHA", а в руках он держал новый плотный свитер черного цвета.

Он подошёл к входной двери, подобрал, набитую продуктами, сумку, оглянулся назад, обводя взглядом помещение магазина, и, повернувшись спиной к кассам, толкнул рукой входную дверь.

Я вышел на улицу.

Увиденное мною, неприятно меня удивило и насторожило. Природная вакханалия, имевшая место полчаса назад, прекратилась. Я был поражён и растерян тем, что увидел. Застывший вокруг меня мир был похож на "немую сцену". На стоп-кадр того момента, когда буйство природной стихии достигло своего апофеоза. Багровые облака, серые свинцовые сумерки, месиво из пыли и сорванной травы, зарницы на горизонте, загнутые ветром сучья деревьев и кустов - всё застыло, как по команде – "Замри". Ветер исчез, и, наэлектризованный воздух, слегка покалывал мне кожу. Свинцовый сумрак продолжал сгущаться, превращая всё виденное мною, в серый, безжизненный пейзаж. Поблекли дома, деревья, трава.

Я осторожно спустился вниз по ступенькам, и приблизился к застывшему около меня пылевому облаку. Что-то жутковатое и знакомое было в этой застывшей трёхмерной пылевой композиции. Частицы земли и травы застыли в воздухе на уровне моего роста и не желали опускаться на землю.

Осторожно погрузив руку в это облако, я почувствовал на коже лёгкую боль, и увидел, что на ней образовались лёгкие царапины.

Я попятился назад. И только отойдя от этой пылевой смеси на значительное расстояние, я с удивлением обнаружил, что её форма точно повторяет форму детской коляски без колёс.

Однако надо было уходить. Мне вдруг показалось, что это застывшее, наэлектризованное пространство, замерло для того, что бы, через мгновение, взорвавшись, разнести как нефиг-нафиг всё то, что стоит на пути рождения Нового Дня.

"Схватки" закончились. Через 15-20 минут должны будут начаться "роды".

Подхватив стоящую на земле сумку с продуктами, я тяжёлой трусцой побежал к стоящему неподалёку четырёхэтажному жилому дому розового цвета. Одиноко и сиро наблюдал он своими мрачными, мёртвыми окнами, за моим приближением.

Дом был огорожен забором, сделанным из металлических прутьев, которые торчали из низкого кирпичного фундамента красного цвета. Там же, в этом заборе находились деревянные, декоративные ворота, которые на моё счастье были открыты. От ворот, вглубь двора, уходила узкая дорожка, покрытая разбитым, залатанным асфальтом. Она поворачивала направо и скрывалась за домом.

Ковыляя с тяжёлой сумкой, я торопливо приближался к воротам. Но вдруг новая аномалия заставила меня вздрогнуть и остановиться.

Во всех окнах дома, разом зажёгся свет. Он не просто зажёгся, а вспыхнул. Он был настолько яркий, что на окна было больно смотреть. Через мгновение свет снова погас. Потом снова включился, но интенсивность его была не такая сильная, как вначале. А потом свет в окнах стал мигать. Он хаотически возникал и отключался, то в одной квартире, то в другой. Весь дом, как гигантская цветомузыкальная приставка, как ёлочная гирлянда, генерировала во все стороны сгущающегося зеленоватого мрака умопомрачительные комбинации световых импульсов.

Я оглянулся назад, и увидел, что подобное происходит во всех домах, которые находились в поле моего зрения. Оконный свет сошёл с ума. Я стоял как заворожённый и растерянно наблюдал по сторонам за этой световой вакханалией.

И вдруг за моей спиной возник тихий, суховатый и непрерывный треск, похожий на звук, когда долго рвут плотную ткань.

Я резко обернулся назад, и увидел, что под нижней веткой высокой берёзы, которая росла прямо около ворот, образовалось нечто наподобие шаровой молнии. Маленький, не очень яркий голубоватый шар, потрескивая и пульсируя, излучал от себя во все стороны короткие и ветвистые электрические паутинки. Они, тихо потрескивая, извивались, ломались, впивались своими щупальцами в листву дерева, в ствол, и, плавно увеличиваясь в длине, пытались сползти на землю.

Один из электрических разрядов с сильным треском отделившись от огненного шара, впился в каменный фундамент забора. И в том месте, где он проколол насквозь кирпичную кладку, возник такой же огненный шар. Он так же расточал вокруг себя электрическую паутину, обволакивая ею всё, что находилось по близости.

И тут я заметил, что из кирпичной кладки, как из губки начала сочиться какая-то мутная, серая и вязкая жидкость. Медленно сползая с кирпичного фундамента, она собиралась в лужицы, поверхность которых поблёскивала, как снег. Какая то неведомая и могучая сила, как будто выжимала соки изо всего, что можно было выжать.

Дальше я уже не мог спокойно смотреть на всё на это. «Началось…» - подумал я, и перепуганный кинулся во двор через открытые ворота. Забегая за угол дома, я чуть было не вляпался в такую же лужу, которая накапливалась около стены. Над ней, под окном на первом этаже, озлобленно потрескивал ещё один шар, который, размахивая своими электрическими щупальцами, готовился разрядиться в меня.

Я отскочил в сторону, перемахнул через скамейку около подъезда, ворвался в дом, и, не чувствуя тяжести сумки, забежал на четвёртый этаж. Потянув первую попавшуюся дверь, я рывком открыл её, и, забежав в прихожую, быстро закрылся в ней, закрутив за собой дверь на все замки какие на ней были.

Прижавшись спиной к двери, и выронив сумку на пол, я громко выдохнул.

С закрытыми глазами я напряжённо прислушивался ко всему, что происходило вокруг меня. Тщетно. За дверью и в квартире не было слышно ни одного звука. Отдышавшись, я медленно открыл глаза.

В квартире был полумрак. Вероятно, это была хрущевская квартира, с маленькой, но уютной прихожей и небольшим залом, обставленным недорогой мебелью. Этот зал освещался тусклым оранжевым светом, проникавшим внутрь помещения через окна, занавешенные тюлевыми шторами. Свет был не однороден и постоянно менял свою интенсивность. Вместе с ним в помещение проникали какие-то странные тени плавно меняющие свою форму. Возникало ощущение, что за окнами что-то, или кто-то движется.

А, в общем-то, в квартире были покой, тишина и приятный свежий воздух.

Подняв сумку с пола, я осторожно зашёл в зал. Посредине стоял небольшой письменный стол, покрытый белой вязаной скатертью. На стенах висели ковры модные в 80-х годах и несколько картин. Пол был устлан стареньким, но чистым паласом. Здесь же стоял раскладной диван, покрытый клетчатым пледом, стенка с книгами и столовой посудой, и небольшой телевизор в углу зала. Справа я обнаружил ещё две двери: одна из них была входом на кухню, другая – в спальню.

Это была двухкомнатная квартира.

Ещё раз, осмотревшись по сторонам, и поставив сумку с продуктами на стол, я осторожно подошёл к окну,

Через прозрачные шторы, я увидел, что природа, которая пять минут тому назад пребывала в коме, ожила. Багровые облака клубились и взрывались вверх, как будто их выдавливал из себя огненный кратер вулкана. Ветер гнул деревья, срывая с них листву и смешивая её с клубами грунтовой пыли. Мигания света в окнах домов, стоящих напротив, не наблюдалось. По земле стелился зеленоватый, слоистый туман, а стены домов и стволы деревьев, были обильно усеяны, присосавшимися к ним, шаровыми молниями. Их было тысячи. Как маленькие, шустрые каракатицы, они нащупывали под собой опору, и опутывали её своими тонкими, яркими, электрическими щупальцами. Многие дома и деревья, уже были плотно опутаны этой электрической паутиной. Мутная, серая жидкость, выжимаемая из стен домов и стволов деревьев, образовывала на асфальте целые ручьи.

Но, находясь здесь, в чужой квартире, я не слышал ни одного звука. Ни один запах не доносился с улицы.

Странное дело, но страха у меня уже не было. Эта маленькая квартира, вдруг показалась мне скорлупой, которая надёжно защищает меня оттого, что происходило за стенами моего дома. И у меня, почему-то, не было причин сомневаться в прочности этой скорлупы.

Я устало отошел от окна и плюхнулся на диван. И вот только тут я понял, насколько я устал. Мне казалось, что я не спал несколько суток. Мне не хотелось ничего. Я не хотел ни двигаться, ни есть, ни курить. Мне просто хотелось спать. Сон, был моей последней надеждой на то, что, проснувшись, я снова окажусь в милом, добром, старом Дивеево, в кругу моих друзей. И я непременно расскажу им про этот мой сон. Про странного водителя; про коварный замысел против Каратаева; про пустой город; про магазин, в котором я добровольно и без сожаления отказался от пачки денег; про электрических каракатиц, которые угрожали мне своими щупальцами и расточали свои сопли на асфальт;…. расскажу им непременно… А здорово я врезал этой… беззубой дамочке – бормотал я про себя. Не хрен лезть. И потом… эта галактика… черные дыры…

Сонное состояние обволакивало меня приятной истомой. Непонятные образы то вспыхивали в моём сознании, то гасли. Мне привиделась длинная ровная дорога, берущая начало от подъезда дома №2, что на улице Победы. И по этой дороге шли вместе мой водитель – Антоний, и Серафим. И вокруг не было никаких домов. И было вокруг одно огромное, ровное, зеленое поле. А вдали, на самом горизонте виднелась Саровская колокольня. Небо излучало мягкий, голубоватый ласковый свет. Он всё расширялся и расширялся, заливая собою всё пространство. И где-то там, был я. И эти двое на дороге, шли ко мне навстречу и приветливо улыбались. А потом….

А потом настала тишина. И безмятежный сон, овладевший мною, оставил меня на диване дожидаться завтрашнего утра.

Утра, первого дня августа, 2000-го года, эры Иисуса.

 

 

Геннадий Будаев