Wowk

Ион Лазаревич Деген (4 июня 1925, Могилёв-Подольский, Украинская ССР — 28 апреля 2017, Гиватаим, Израиль) — русский советский и израильский поэт и писатель, автор стихотворения «Мой товарищ, в смертельной агонии…», танкист-ас во время Великой Отечественной войны, врач и учёный в области ортопедии и травматологии, доктор медицинских наук (1973). Лауреат премии Федерации еврейских общин России «Скрипач на крыше 5774» в номинации «Человек-легенда».

В двенадцать лет начал работать помощником кузнеца. Увлекался литературой, а также зоологией и ботаникой.

15 июня 1941 года закончил девятый класс и приступил к работе вожатого в пионерском лагере, который располагался рядом с железнодорожным мостом через Днестр.

В июле 1941 года добровольцем записался в истребительный батальон, состоящий из учеников девятых и десятых классов. Затем был пулеметчиком в составе 130-й стрелковой дивизии, товарищи выбрали его исполняющим обязанности командира взвода, он был ранен при выходе из окружения, переплыл Днепр в районе Кременчуга, при помощи украинских крестьян перебрался через линию фронта. Попал в полтавский госпиталь; по счастливому стечению обстоятельств избежал ампутации ноги, так как по его просьбе его направили в госпиталь на Урал, где ногу сохранили. Как несовершеннолетнего, его при выписке из госпиталя демобилизовали. На вокзале в Актюбинске Ион встретил знакомого ему по Могилёву-Подольскому пограничника из Грузии, по совету которого Ион приехал к его родителям в село Шрома Махарадзевского района ГССР.

Ион работал трактористом, но узнав, что на соседней станции стоит бронепоезд, он решил вернуться в армию. 15 июня 1942 года Ион был зачислен в отделение разведки 42-го отдельного дивизиона бронепоездов. В дивизион входило два бронепоезда — «Сибиряк» и «Железнодорожник Кузбасса» и штабной поезд. Боевой задачей дивизиона осенью 1942 года было прикрытие направления на Моздок и Беслан. Ион стал командир отделения разведки, 15 октября 1942 года был ранен при выполнении разведзадания в тылу противника.

После выписки из госпиталя — курсант 21-го учебного танкового полка в поселке Шулаверы. Затем был переведён в 1-е Харьковское танковое училище (Чирчик). Весной 1944 года окончил училище с отличием и получил звание младшего лейтенанта.

В июне 1944 года назначен командиром танка во 2-ю отдельную гвардейскую танковую бригаду, которой командовал полковник Е. Е. Духовный, участвовал в Белорусской наступательной операции 1944 года. Впоследствии — командир танкового взвода; командир танковой роты (T-34-85), гвардии лейтенант.

Мы… чувствовали себя «смертниками», и нам было глубоко плевать, где нас убьют, в танковой атаке в родной бригаде или в стрелковом строю штрафного батальона.

Является одним из советских танковых асов: за время участия в боевых действиях в составе 2-й отдельной гвардейской танковой бригады экипажем Иона Дегена уничтожено 12 немецких танков (в том числе 1 «Тигр», 8 «Пантер») и 4 самоходных орудия (в том числе 1 «Фердинанд»), много орудий, пулемётов, миномётов и живой силы противника.

Перенёс ожоги и четыре ранения, в которых ему достались более двадцати осколков и пуль. В результате последнего тяжёлого ранения 21 января 1945 года получил инвалидность.

Был дважды представлен к званию Героя Советского Союза.

В 1951 году с отличием окончил Черновицкий медицинский институт и до 1954 года работал ортопедом-травматологом в Киевском ортопедическои институте. Позже, до 1977 года, работал ортопедом-травматологом в больницах Киева. 18 мая 1959 года осуществил первую в медицинской практике реплантацию конечности — предплечья.

Ион Деген увлекался гипнозом, широко применяя его в своей врачебной практике.

Автор 90 научных статей.

В 1977 году эмигрировал в Израиль, где более двадцати лет продолжал работать врачом-ортопедом.

Член редколлегии популярного журнала «Голос инвалида войны», постоянный консультант в «Бейт алохем» — Клубе инвалидов Армии обороны Израиля, знаток Торы, Танаха и современной философии. Единственный советский танкист, зачисленный в Общество израильских танкистов, отмеченных за героизм.

Кроме медицины на досуге увлекался литературой. Автор книг «Из дома рабства», «Стихи из планшета», «Иммануил Великовский», «Портреты учителей», «Война никогда не кончается», «Голограммы», «Невыдуманные рассказы о невероятном», «Четыре года», «Стихи», «Наследники Асклепия», рассказов и очерков в журналах Израиля, России, Украины, Австралии, США и других стран.

Умер 28 апреля 2017 года в Израиле.

 

Стихотворение «Мой товарищ» написано в декабре 1944 года. В 1980-х — начале 1990-х годов долгое время переписывалось и передавалось устно с многочисленными искажениями (или в разных неавторских вариантах), как стихотворение неизвестного автора-фронтовика. В 1942 году летом, когда валенки не носили, товарищ Иона Дегена Георгий Куликов, которого он перевязывал, разорвав свою рубашку, просил: не рви рубашку, лучше отдай её живым, и умер. В память об этом, а не о случаях использования крови и мародёрства вещей ещё живых товарищей, как это было воспринято вначале К. Симоновым, а затем Е. Евтушенко, он и написал стихотворение в 1944 году. При этом сапоги он снимал не с мёртвого и не на поле боя, а с офицера, который не выдал другому его товарищу сапоги, много позже случая с Куликовым. Он был поражён, что офицер не выдал его, неожиданно оказался настоящим товарищем, его не отдали под трибунал, и образ офицера слился с образом Гоши Куликова. О мародёрстве он не подумал, когда писал это стихотворение, не отражавшее реальный случай, хотя однажды до написания стихотворения его чуть не расстреляли за мародёрство, когда он на Кавказе пытался обменять патоку с разрушенного завода на вино.

Из большого поэтического наследия Дегена именно это стихотворение приобрело народный характер, причём не во время войны, а только в 1980-х годах. Оно имело много неавторских вариантов, часто неудачных, но Симонов в 1945 году считал клеветой на Красную армию и воспеванием мародёрства даже прочитанный в Доме литераторов авторский вариант, когда валенки снимают для наступления, а не для войны вообще. Считал он так поэтому, что Дегену, пока он пишет такие стихи, не место в Литературном институте; Деген поэтому до 1980-х годов не вспоминал о своём авторстве. Об авторстве Дегена вновь стало широко известно только в конце 1980-х годов, и тогда живой А. К. Коренев никаких претензий не выдвигал.

 

Евтушенко назвал восемь строк Дегена гениальными, ошеломляющими по жестокой силе правды:

Что сделал стих Иосифа Дегена?

Разрезал он острее автогена

всё то, что называется войной,

треклятой, грязной, кровной и родной.

 

Существует не авторский, а другой вариант, найденный составителем сборника поэта А. Коренева среди бумаг поэта после его смерти. Поэты часто пишут для себя варианты стихов другого поэта. Тем более, что похожи только только последние шесть строк стихотворения Коренева, причём на вариант, опубликованный в антологии и ходивший как фольклорный в 1980—1990-х годах. При своей жизни Коренев это стихотворение не публиковал:

Вьюга, ночь… Поле, полное мёртвых.

Поле боя метель замела.

Кровь фонтанами так и замёрзла

На окоченевших телах.

На мальчишеских трупах застывших

Стынут конусы красного льда.

Мой товарищ, ты стонешь, ты жив ещё,

Что ползёшь через поле сюда?

Мой товарищ, спасти тебя поздно мне,

Ты в крови, ты людей не зови.

Дай-ка, лучше, таща тебя по снегу,

Отогрею ладони свои

Над дымящейся кровью твоей.

Что с тобой, что с тобою, мой маленький?

Ты не ранен — ты просто убит.

Дай-ка лучше сниму с тебя валенки.

Мне ещё воевать предстоит.

 

* * *

 

Мой товарищ, в смертельной агонии

Не зови понапрасну друзей.

Дай-ка лучше согрею ладони я

Над дымящейся кровью твоей.

Ты не плачь, не стони, ты не маленький,

Ты не ранен, ты просто убит.

Дай на память сниму с тебя валенки.

Нам ещё наступать предстоит.

 

Декабрь 1944

 

Медаль «60-летие Победы»

 

Обрастаю медалями.

Их куют к юбилеям.

За бои недодали мне,

Обделили еврея.

А сейчас удостоенный.

И вопрос ведь не важен,

Кто в тылу, кто был воином,

Кто был трус, кто отважен.

Подвиг вроде оплаченный.

Почему же слезливость?

То ль о юности плачу я,

То ли, где справедливость?

 

Март 2005

 

Мадонна Боттичелли

 

В имении, оставленном врагами,

Среди картин, среди старинных рам

С холста в тяжёлой золочёной раме

Мадонна тихо улыбалась нам.

 

Я перед нею снял свой шлем ребристый.

Молитвенно прижал его к груди.

Боями озверённые танкисты

Забыли вдруг, что ждёт их впереди.

 

Лишь о тепле, о нежном женском теле,

О мире каждый в этот миг мечтал.

Для этого, наверно, Боттичелли

Мадонну доброликую создал.

 

Для этого молчанья. Для восторга

Мужчин, забывших, что такое дом.

Яснее батальонного парторга

Мадонна рассказала нам о том,

 

Что милостью покажется раненье,

Что снова нам нырять в огонь атак,

Чтобы младенцам принести спасенье,

Чтоб улыбались женщины вот так.

 

От глаз Мадонны, тёплых и лучистых,

С трудом огромным отрывая взор,

Я вновь надел свой танкошлем ребристый,

Промасленный свой рыцарский убор.

 

Ноябрь 1944

 

* * *

 

Когда из танка, смерть перехитрив,

Ты выскочишь чумной за миг до взрыва,

Ну, всё, – решишь, – отныне буду жив

В пехоте, в безопасности счастливой.

И лишь когда опомнишься вполне,

Тебя коснется истина простая:

Пехоте тоже плохо на войне.

Пехоту тоже убивают.

 

Ноябрь 1944

 

* * *

 

Есть у моих товарищей танкистов,

Не верящих в святую мощь брони,

Беззвучная молитва атеистов:

– Помилуй, пронеси и сохрани.

Стыдясь друг друга и себя немного,

Пред боем, как и прежде на Руси,

Безбожники покорно просят Бога:

– Помилуй, сохрани и пронеси.

 

Сентябрь 1944

 

* * *

 

Случайный рейд по вражеским тылам.

Всего лишь взвод решил судьбу сраженья.

Но ордена достанутся не нам.

Спасибо, хоть не меньше, чем забвенье.

За наш случайный сумасшедший бой

Признают гениальным полководца.

Но главное – мы выжили с тобой.

А правда – что? Ведь так оно ведётся.

 

Сентябрь 1944

 

Долгое молчание

 

Стихи на фронте. В огненной реке

Не я писал их – мной они писались.

Выстреливалась запись в дневнике

Про грязь и кровь, про боль и про усталость.

Нет, дневников не вёл я на войне.

Не до писаний на войне солдату.

Но кто-то сочинял стихи во мне

Про каждый бой, про каждую утрату.

И в мирной жизни только боль могла

Во мне всё тем же стать стихов истоком.

Чего же больше?

Тягостная мгла.

И сатана во времени жестоком.

Но подлый страх, российский старожил,

Преступной властью мне привитый с детства,

И цензор неусыпно сторожил

В моём мозгу с осколком по соседству.

В кромешной тьме, в теченье лет лихих

Я прозябал в молчании убогом.

И перестали приходить стихи.

Утрачено подаренное Богом.

 

1996

 

Одностороннее размежевание

 

Мир перенасыщен катастрофами.

Застревает в горле сгусток слов.

Мостовые вымощены строфами

Из моих не созданных стихов.

Лживых партий опытные клирики

С ловкостью зомбируют людей.

Где она, к чертям, святая лирика,

Если смерть грозит стране моей?

Если подлый трюк – размежевание?

Если гнев сдержать я не могу?

Но в Твоё я верю обещание.

Это то, что держит на плаву.

 

Август 2005

 

* * *

 

Я весь набальзамирован войною.

Насквозь пропитан.

Прочно.

Навсегда.

Рубцы и память ночью нудно ноют,

А днём кружу по собственным следам.

И в кабинет начальства – как в атаку

Тревожною ракетой на заре.

И потому так мало мягких знаков

В моём полувоенном словаре.

Всегда придавлен тяжестью двойною:

То, что сейчас,

И прошлая беда.

Я весь набальзамирован войною.

Насквозь пропитан.

Прочно.

Навсегда.

 

1963