Ларионов Михаил

Дмитрий Борисович Кедрин (1907—1945) — советский поэт.

 

Дмитрий Борисович Кедрин родился 4 февраля 1907 года в Донбассе на Богодуховском руднике — предшественнике нынешнего города Донецка, недалеко от Екатеринослава (ныне Днепропетровск).

 

Его дед по матери вельможный пан И. И. Руто-Рутенко-Рутницкий имел сына и четырёх дочерей. Младшая — Ольга родила вне брака мальчика, которого усыновил муж Ольгиной сестры Людмилы Борис Михайлович Кедрин, давший незаконнорождённому свои отчество и фамилию.

После смерти в 1914 году приёмного отца Дмитрий остался на попечении матери Ольги Ивановны, тёти Людмилы Ивановны и бабушки Неонилы Яковлевны.

 

Воспитанный на сказках А. С. Пушкина, стихотворениях М. Ю. Лермонтова, Н. А. Некрасова, Т. Г. Шевченко, Дмитрий рано почувствовал тягу к поэзии. Его первые стихи появились в газете Днепропетровского губкома комсомола «Грядущая смена» в 1924 году, а уже в следующем году он стал штатным сотрудником этой газеты, возглавил отдел рабочей поэзии.

Так началась его литературная деятельность, хотя сам Дмитрий Борисович считал её началом опубликование в 1928 году в московском журнале «Октябрь» поэмы «Казнь».

С этого времени его стихи стали появляться в журналах «Молодая кузница», «Прожектор», в газете «Комсомольская правда».

В 1929 году он попал в тюрьму за «недонесение известного контртеррористического факта». Оказалось, что у его приятеля отец был деникинским генералом, а Дмитрий Кедрин, зная об этом, на него не донёс.

За это он был осуждён на два года, провёл за решеткой пятнадцать месяцев и был досрочно освобождён.

Он очень тяжело переживал всю эту историю. Она послужила одной из причин его с женой переезда в Москву.

Друзья помогли ему устроиться литсотрудником в многотиражную газету «Кузница» Мытищинского вагоностроительного завода.

В 1934 году Кедрин перешёл литературным консультантом в издательство «Молодая гвардия» и одновременно работал внештатным редактором в Гослитиздате. Семью Кедриных выселили из заводского общежития, и им долго пришлось ютиться по частным квартирам в Черкизове, пока кое-как не устроились в двенадцатиметровой комнате, выделенной Черкизовским поссоветом.

В свой крошечный домашний «кабинетик», отгороженный цветастой ситцевой занавеской уголок в два шага в общей комнате, где стоял письменный стол, он привозил в рюкзаке рукописи начинающих авторов и читал их по ночам.

Стихи и рассказы были порой написаны от руки и часто таким неразборчивым почерком, что ему приходилось пользоваться лупой. Каждому из авторов он писал обстоятельный ответ на трёх-четырёх страницах.

За этим занятием и просиживал большую часть ночи.

Соседи и знакомые порой сетовали, почему Дмитрий Борисович не здоровается, не отвечает на приветствия, не вступает с ними в разговоры. Им и невдомёк было, что в эти, казалось бы, праздные часы поэт не расставался с блокнотом и карандашом, напряжённо работал.

В этот период им написаны самые значительные его произведения — драма в стихах «Рембрандт», поэмы «Зодчие», «Конь», «Алёна-Старица».

Исторические поэмы, выходившие перед войной, и единственная небольшая книга стихов «Свидетели» (1939) сделали его известным.

К этому времени он был принят в Союз писателей. Но жизнь отравляло предвзятое к нему отношение тогдашнего секретаря Союза писателей В. П. Ставского, ненавидевшего поэта и за глаза называвшего его «врагом народа».

 

Когда началась Великая Отечественная война, Кедрина из-за слабого зрения освободили от воинской обязанности.

На какое-то время он с семьёй оказался буквально отрезанным у себя в Черкизове: поезда в Москву не ходили, Союз писателей эвакуировался из столицы.

Конечно, Д.Б. Кедрин не сидел сложа руки. Он дежурил во время ночных налётов на Москву, рыл бомбоубежища, участвовал в милицейских операциях по поимке вражеских парашютистов.

У него не было возможности печататься, но он не прекращал поэтической работы, активно занялся переводом антифашистских стихов, много писал сам.

В этот период им написаны стихотворения «Жильё», «Колокол», «Уголёк», «Родина» и другие, сложившиеся в цикл под названием «День гнева».

Он упорно добивался отправки на фронт в действующую армию.

В октябре 1943 года его направляют фактически в обход медицинской комиссии на Северо-Западный фронт в многотиражную газету 6-й воздушной армии «Сокол Родины».

 

После войны семья Кедриных — сам Дмитрий Борисович, его жена Людмила Ивановна, дочь Света и сын Олег — продолжали жить в Черкизове.

Кедрин был полон больших творческих планов. Он подготовил к изданию поэтический сборник «Русские стихи», но рукопись получила отрицательный отзыв. Один из рецензентов, к примеру, написал: «Поэт пишет уже давно, а культуры стиха не выработал до сих пор».

Это дало повод руководству писательского союза книгу «завернуть», а заодно и припомнить автору его дворянское происхождение.

Чтобы хоть как-то прокормить семью, поэт был вынужден заняться малооплачиваемой работой — переводами и рецензированием рукописей молодых поэтов.

18 сентября 1945 года Кедрин уехал в Москву в Союз писателей за гонораром, но вечером домой в Черкизово не вернулся. Через четыре дня Людмила Ивановна опознала мужа по фотографии в одном из московских моргов.

Тело Кедрина нашли 19 сентября на мусорной куче недалеко от платформы Вешняки Казанской железной дороги. Вдова попыталась восстановить картину гибели мужа, ведь в свидетельстве о его смерти отмечены перелом всех рёбер и левого плеча, но ей тактично посоветовали заняться воспитанием своих детей.

 

Последним приютом Кедрина стало немецкое кладбище на Введенских горах в Москве.

 

( по материалам из интернета )

______________

 

И представлю несколько его стихов, как дань памяти.

 

 

КЛЕТКА

 

Пасмурный щегол и шустрый чижик

Зерна щелкают, водою брызжут —

И никак не уживутся вместе

В тесной клетке на одном насесте.

 

Много перьев красных и зеленых

Потеряли чижик и щегленок,

Так и норовят пустые птицы

За хохлы друг другу ухватиться.

 

Глупые пичуги! Неужели

Не одно зерно вы в клетке ели,

Не в одной кормушке воду пили?..

Что ж неволю вы не поделили?

 

 

ЛЮБОВЬ

 

Щекотка губ и холодок зубов,

Огонь, блуждающий в потемках тела,

Пот меж грудей… И это есть — любовь?

И это всё, чего ты так хотела?

 

Да! Страсть такая, что в глазах темно!

Но ночь минует, легкая, как птица…

А я-то думал, что любовь — вино,

Которым можно навсегда упиться!

 

 

***

Вот и вечер жизни. Поздний вечер.

Холодно и нет огня в дому.

Лампа догорела. Больше нечем

Разогнать сгустившуюся тьму.

 

Луч рассвета, глянь в моё оконце!

Ангел ночи! Пощади меня:

Я хочу еще раз видеть солнце —

Солнце первой половины Дня!

 

 

ГЛУХАРЬ

 

Выдь на зорьке и ступай на север

По болотам, камушкам и мхам.

Распустив хвоста колючий веер,

На сосне красуется глухарь.

 

Тонкий дух весенней благодати,

Свет звезды — как первая слеза…

И глухарь, кудесник бородатый,

Закрывает желтые глаза.

 

Из дремотных облаков исторгла

Яркий блеск холодная заря,

И звенит, чумная от восторга,

Зоревая песня глухаря.

 

Счастлив тем, что чувствует и дышит,

Красотой восхода упоен,—

Ничего не видит и не слышит,

Ничего не замечает он!

 

Он поет листву купав болотных,

Паутинку, белку и зарю,

И в упор подкравшийся охотник

Из берданки бьет по глухарю…

 

Может, так же в счастья день желанный,

В час, когда я буду петь, горя,

И в меня ударит смерть нежданно,

Как его дробинка — в глухаря.

 

 

ПЛАСТИНКА

 

Когда я уйду,

Я оставлю мой голос

На чёрном кружке.

Заведи патефон,

И вот

Под иголочкой,

Тонкой, как волос,

От гибкой пластинки

Отделится он.

 

Немножко глухой

И немножко картавый,

Мой голос

Тебе прочитает стихи,

Окликнет по имени,

Спросит:

«Устала?»

Наскажет

Немало смешной чепухи.

 

И сколько бы ни было

Злого,

Дурного,

Печалей,

Обид,-

Ты забудешь о них.

Тебе померещится,

Будто бы снова

Мы ходим в кино,

Разбиваем цветник.

 

Лицо твоё

Тронет волненья румянец,

Забывшись,

Ты тихо шепнёшь:

«Покажись!..»

 

Пластинка хрипнет

И окончит свой танец,

Короткий,

Такой же недолгий,

Как жизнь.

 

 

***

На окнах, сплошь заиндевелых,

Февральский выписал мороз

Сплетенье трав молочно-белых

И серебристо-сонных роз.

 

Пейзаж тропического лета

Рисует стужа на окне.

Зачем ей розы? Видно, это

Зима тоскует о весне.