Как-то нам в классе показали фильм про Зою Космодемьянскую. Особенно меня впечатлил момент, где её водят по снегу босиком в одной рубашке. Так как я была мерзлячкой, для меня это было самое страшное. Дома я поделилась с мамой, и тогда она рассказала мне историю своего расстрела. Она тогда была беременна мной.

 

Родилась я поздно, маме было 47 лет, а отцу 55. Отец маму ревновал всю жизнь, красивая она была. Но из-за своей жёсткости и властности отца мама не ставила ни в грош. И была у неё способность как-то быстро почувствовать больное место у любого и бить по нему, причем распространялось это только на близких. Для всех остальных мама была доброжелательным и веселым человеком с хорошим чувством юмора. Отец тоже был сильной личностью, и, как бы мать не пыталась загнать его под каблук, ничего у неё не получалось. В своей манере мама часто называла отца Гитлером, фашистом и гестапо. Отец, прошедший войну, имеющий медали за освобождение всех столиц восточной Европы, включая Берлин, и две медали «За отвагу», молча бросал инструмент (а был он плотником и частенько калымил дома) и уходил. Возвращался вечером пьяный, часто в таком состоянии плакал, ругал фашистов, вспоминал друзей. Мама молчала. В такие моменты отца она боялась.

 

Ругались родители часто, почти каждый день. Вставали они рано - в 5-6 утра, надо было топить голландку, кормить скотину и готовить завтрак. Мама сразу начинала орать, я просыпалась и больше уже не могла уснуть. Отец, сделав свои дела по хозяйству, шел пить водку. А когда выяснилось, что мать беременная, он на радостях, естественно, напился. А был у нас в деревне один мужик, балабол редкостный. Если хочешь, чтобы о чём-то все узнали, расскажи ему, и через день будет знать вся деревня, а через два дня - полрайона. И еще он постоянно врал. Сколько раз был за это бит, но натуру не переделаешь. Ну и так получилось, что в тот раз отец пил с именно ним, и тот, по своей болтливой натуре, натрепал про мать.

 

В тот год родители строили пристройку к дому, сруб поставили, но тут начались дожди, потом снег, так и оставили до следующего лета. На момент тех событий стоял январь. Так вот, сеней, значит, в доме не было, из избы сразу на улицу, а вместо ступенек шпалы лежали. Отец пришел поздно ночью, пьяный в дребадан, взял ружье, сдернул мать с постели как была - в ночной рубашке, и босиком вытащил на улицу. Поставил её к стенке. Расстреливать. Мама говорит: "Стою, с жизнью прощаюсь, молчу. А чего говорить-то, злить только, пьяный ведь?". А он взял и выстрелил. Хорошо, что пьяный был, качнулся в последний момент, ствол задрался, и пуля на десять сантиметров выше головы матери в стену вошла. Бросил он ружье и побежал под поезд ложиться, дом наш рядом с железной дорогой стоял. А на улице мороз, железные рельсы холодные. Полежал он минут двадцать, но поезда так и не дождался. Замерз, пришел домой и лёг спать как ни в чем не бывало. Утром встал, взял ружье и ушел, вечером снова пьяный вернулся, но уже без ружья. Продал от греха, а деньги пропил.

 

А меня могло бы сейчас и не быть.