Арбуз… Он был огромным… фантастически огромным!.. Собственно, они и купили-то это чудо природы исключительно из-за его гигантских размеров – к арбузам Женя была совершенно равнодушна: она любила апельсины и виноград. Купили и, как два дурака, перли на себе через весь город, от самого рынка до своей веранды с видом на море, снятой, совсем дешево, аж на целых три недели отпуска. В тот день они сначала ходили смотреть на несчастных обезьян в Сухумском питомнике, и Женя очень переживала, представляя, как жестокие медики-вивисекторы проводят над бедными животными всяческие опыты, ну, а потом уже – купили этот самый арбуз. Продавец арбузов – явно, не местный: в тюбетейке и восточном халате – поцокал языком, глядя, как длинный и тощий, как жердь, Николай Николаевич, прогнувшись назад, с трудом, взгромоздил арбуз себе на грудь, точнее – куда-то на уровень отсутствующего живота, и предложил ему взять на время тачку, но Николай Николаевич гордо отказался, и стоически нес этот нелепый арбуз на согнутых руках, придерживая его подбородком, а она шла сбоку, положив руку на темно-зеленую глянцевую поверхность, всем своим видом демонстрируя, что без ее помощи он ни за что бы с этой работой не справился. Потом они подошли к дому, и из калитки выскочил глупый, брехливый хозяйский щенок по кличке Геббельс; с радостным лаем, он бросился им под ноги, арбуз выскользнул из рук потерявшего равновесие Николая Николаевича и с хрустальным звоном рассыпался по дорожке на тысячу кусков. И они захохотали… они взглянули друг на друга – и захохотали, упав на лавочку возле калитки… а потом, наверное, целый час сидели на ней, наблюдая за стаей птиц, мгновенно слетевшихся откуда-то с деревьев и копошащихся в темно-красной, как кровь, арбузной мякоти.

А еще через полтора часа они узнали, что началась война.

 

«…А ну-ка, не кисни! Не будь простоквашей, девочка!..», – как часто, в той… прежней жизни, говорил ей эти слова Николай Николаевич… вначале – суровый начальник, когда она – только-только окончившая техникум пигалица – попала по распределению в одно из ленинградских проектных КБ, потом – просто старший товарищ… позднее – друг… любимый человек… и, наконец – муж…

Странно… она ведь так и не научилась называть его по имени – говорила ему «ТЫ», но все равно называла по имени и отчеству: Николай Николаевич.

 

Николай Николаевич умер несколько дней назад. Хоронить мужа Жене помогал Матвей – муж её старшей сестры Шуры. Без него она бы просто пропала… Это он принес тогда детские саночки своей десятилетней дочери, и они, вдвоем, привязав к санкам бельевой веревкой тело, зашитое в оконную портьеру, везли его с Броницкой улицы по заснеженному Обводному, Лиговке, Благодатному туда… на Волково кладбище… и длинные ноги Николая Николаевича волочились по земле, оставляя в снегу совсем неглубокую борозду.

 

Арбуз… В последнее время, Женя часто вспоминала его. И даже видела во сне. Но ни во сне, ни наяву, она не воспринимала его, как продукт, как что-то такое, что можно съесть. Нет! Он был чем-то другим… гораздо большим… какой-то метафорой… символом. Возможно, она подсознательно видела в его идеальной сферической форме свою прежнюю, идеальную, как ей казалось когда-то, жизнь, так быстро и жестоко разбитую на мелкие кусочки, а может быть, он просто был похож на большой школьный глобус с абрисами материков… на расколотую Землю, ввергнутую в хаос крови, огня, голода и отчаяния…