На алтаре холодных досок пола
На алтаре холодных досок пола
Она послушной жертвою лежит
И наволочка служит ей убором
Он, в форме лилии, ко лбу её пришит.
Она покрыта простынёю грязной,
Знававшей пот насильников, убийц.
Под простынёй лежит в одежде разной
И, как на висельнике плоть, наряд висит.
Железная, заржавевшая чашка
С водой зелёной на груди стоит
И сборище в оборванных рубашках
Простые, жалкие слова пищит.
Она сотворена из липкой плоти
Крест на груди сверкает серебром
И словно, чтобы взгляды уколоть их
Плетуться тараканы над столом.
Им в нос ударит запах кислой вони,
Если в оконце ветер залетит.
Взгляд остановлен на дыре зловонной,
Которую здесь каждый оросит.
И чудится им шелест райских перьев,
Веней из лилий освящает тьму.
Потиром стала чаша. Кровь - спасеньем
И Сам Господь спускается в тюрьму.
Она послушной жертвою лежит
И наволочка служит ей убором
Он, в форме лилии, ко лбу её пришит.
Она покрыта простынёю грязной,
Знававшей пот насильников, убийц.
Под простынёй лежит в одежде разной
И, как на висельнике плоть, наряд висит.
Железная, заржавевшая чашка
С водой зелёной на груди стоит
И сборище в оборванных рубашках
Простые, жалкие слова пищит.
Она сотворена из липкой плоти
Крест на груди сверкает серебром
И словно, чтобы взгляды уколоть их
Плетуться тараканы над столом.
Им в нос ударит запах кислой вони,
Если в оконце ветер залетит.
Взгляд остановлен на дыре зловонной,
Которую здесь каждый оросит.
И чудится им шелест райских перьев,
Веней из лилий освящает тьму.
Потиром стала чаша. Кровь - спасеньем
И Сам Господь спускается в тюрьму.