РАЗМЫШЛЕНИЯ У ПАРАДНОЙ ИЛИ ПОДЪЕЗДА
Итак, не валко и не шатко
Мы все учились как-нибудь.
Плелась убогая лошадка
И обновляла зимний путь.
А с ней крестьянин, торжествуя, –
Умом его нам не понять:
Мечту он, что ли, вековую
Осуществил на днях опять?
Но, боже мой, какая нега
По снегу первому плестись,
Крича в пространство: «Больше снега!»…
Возница, душечка, окстись.
А вот из лесу - Мальчик-с-пальчик,
Кобыле он кричит: «Банзай!».
Какой, однако, бойкий мальчик!
А с ним и дед его – Мазай.
Тут выбегает… верно: зайчик.
Нет, не из спальни – из кустов.
- Стреляй! – торопит деда мальчик,
Двустволку сам схватить готов.
А тот степенно молвит внуку:
- Ну, погоди еще пока:
Перетрудил вечор я руку –
Не поднимается рука.
Кого-то где-то кроют чем-то,
Сердито у виска крутя,
Крича в глубины кватроченто:
«Ужо тебе!»,
А погодя –
«В Москву, в Москву!»,
Да вот и бричка!
Но доберется ль до Москвы?
Так может, лучше электричкой?
Не для Карениной, увы.
Смешалось всё: Толстой и Пушкин,
Живой фонтан и мертвый дом.
В сомненьях дядя Степа Плюшкин
И души продает с трудом.
Он не откладывал на старость,
А души – право, первый сорт!
В тумане лет маячит парус.
Печорин прибыл на курорт.
- Что говорит Максим Максимыч! –
Княжна меняется в лице.
А Чацкий вечно едет в виллидж,
И вечно пробки на Кольце.
Так скучно жить, сказать по чести,
Прелестный друг дремать устал:
Спала красавица лет двести,
А был контракт – не больше ста.
Письмо Онегина Татьяне
Вручить беспечный Печкин рад,
Но дядя долго не протянет,
И значит, нужен самокат.
Он выезжает на дорогу,
Над ним – безвестная звезда…
Мы все учились понемногу,
Так выпьем с горя, господа!
