Буратино

 

Ванька и Дина хоронят хомяка, строят ему мавзолей.

Дети впервые увидели смерть – и она им противна.

Девочка, как мать, махнула рукой: «Налей!»

и залпом выпила лимонад с дурацким названием «Буратино».

Мальчик ладонями утрамбовал сорный сырой песок,

сверху воткнул сплетённый из прутьев крестик.

«Ванька, а ты не знаешь, что такое усоп?

Мамка так говорила, когда умер сосед Колесник…»

Ванька пожал плечами, поднял разболтанный самокат,

вытер робкие слёзы засаленным краем футболки.

«Знаешь, Динка, я больше никогда не заведу хомяка,

а ты поклянись мне, что жить будешь долго-предолго!»

 

…Много дождей утекло с того хмурого четверга.

Динка сбежала от матери – растворилась в столице.

Ванька остался. Заматерел. Смотрит на мир из окон грузовика.

Стольких с тех пор схоронил – впору со счёта сбиться.

Мыло, хлеб, керосин возит по пустеющим деревням,

сыр, колбасу и водку – на очередные поминки.

Бывает, что возит гробы. Но не проходит и дня,

чтобы Ваня не думал про пряное лето с Динкой,

когда мальвы цвели у плетня и будили всех соловьи,

когда смерть ещё не стала такой вот замшелой рутиной,

а лёгкие слёзы то ли первого горя, то ли первой любви,

были с привкусом тёплого,

липкого, как липовый мёд, «Буратино».

 

…Дождь после солнца грохочет, как божеский дырокол,

Ваньке бы тоже сбежать от хляби, да врос пуповиной.

Трудно вот только хорошему парню в стране дураков

без чудес и Мальвины.