Җаным

Когда застревала нога в борозде,

"моя Амина" я талдычил везде,

как будто заела пластинка.

Планета держалась на ржавом гвозде,

еда подгорала на сковороде,

дрожала в углу паутинка.

 

Я бился в падучей, горячку порол,

и мышцу опять настигал кеторол

в удушливом сплине палаты,

но всюду шептал я: "Моя Амина",

и нежной тоской уносило меня,

как будто бы рядом спала ты.

 

В той съёмной квартире, где фикус растёт,

я знаю, там не было краше растрёп,

в движении - рыжий костёр ты!

Пришли по позёмке, а утром - снега

по пояс, машины не едут, пурга,

и мы на полу распростёрты.

 

И сколько признаний ни брошу в камин,

и сколько ни глажу кудрявых Амин -

где в них твоя грация лисья? -

всё плавится, шкуркой искрится в костре,

как сумерки, тает на белом бедре, -

не в радость подделки, вернись, а?

 

Вернись по позёмке, по пуху зимы,

по хрупкому "снова", по злому "немы",

пройди эту пропасть по краю.

В вино я ныряю до самого дна,

"моя АминаАминаАмина,

минем матурым", - повторяю.

 

А ты отвечаешь: "Җаным, посмотри -

фламинго,

дрозды,

какаду,

снегири

пестрят за окном, как цыгане!"

Копну выпуская, струится платок,

и зарева всходит несмелый росток

над миром, укрытом снегами.