«Николай и Мария! С днем серебряной свадьбы! Совет да любовь!»

Я сладко потянулась в постели и улыбнулась, увидев через приоткрытую дверь спальни поздравительную гирлянду-растяжку в холле. Праздник в загородном доме гремел два дня. Ник уже уехал на работу. Близнецы в университете. Тишина. Хорошо.

Завтракать, как обычно, выхожу на террасу. Какие сегодня облака! Небесные сливки - плотные, белоснежные; их словно выложили огромной ложкой в ярко-голубую высь. Ни одной палитры не хватит, чтобы воссоздать такую красоту на холсте.

Слышу звонок на велосипеде почтальона – значит, в почтовом ящике уже лежат свежие журналы и, может быть, поздравления. Точно, есть открытки. Друзья, родные… Одна карточка какая-то ну совсем непраздничная - просто фотография серых насупленных туч. Ни штемпелей, ни обратного адреса.

Лишь несколько неровных строчек смутно знакомым почерком.

 

«Маша, я виноват и, кажется, наказан. Где я? Не знаю. Сколько времени прошло? Не могу сказать. Самолет висит в небе надо мной, пустой и мертвый. Ты прости, родная. Прости, если только сможешь. Люблю. Твой Вит».

 

 

…Мама за столом уронила голову на руки и все-таки разрыдалась. Как вздулись вены на ее руках, я и не замечал раньше. Мама остается одна: по условиям контракта я не смогу взять с собой никого из близких.

…«Я и в грусти, и в печали, что не там меня зачали?» - насмешливый голос над головой. Ник. Ник-шутник, мой друг, неунывающий хват и фонтан недалекого красноречия. Приобнимаю его, поднимаясь с дивана. Боюсь обнять крепче – это все сантименты, они сбивают с толку и тащат назад. «Все-таки летишь, Вит? Бросаешь нас, убогих?..». Я все объяснил тебе тысячу раз, Ник. И больше не хочу. Меня ждет работа в другой стране. Серьезная работа в прекрасной стране. Совсем другая жизнь.

А ты можешь снова попробовать подкатить к Марии.

 

Самолет, в котором Виталий отправился искать лучшей доли, над Атлантическим океаном бесследно исчез с радаров много лет назад. Поиски в воде и у береговой линии ничего не дали. Пассажиров и экипаж объявили пропавшими без вести, позже - погибшими.

Сегодня, в день пятидесятилетия Вита, я получила открытку.

И это не розыгрыш. Я чувствую.

 

Клочки послания летят в мусорное ведро.

 

 

…У нас тихо. Все пассажиры, включая меня, всегда молчат. Поначалу исступленно, мучительно пытались разговаривать, но связки словно растворились в горле. Поток воздуха из легких выходит сквозь губы без малейшего шума. Только где-то в багажном отсеке самолета, застывшего над нами на самой верхней облачной гряде, беспрестанно лает маленькая собачка.

Молчание полное; но лица – серые, со сжатыми губами, с тоской в глазах – словно дают подсказку: здесь те, кто предал. Кого гложет вина перед близкими. Я один из них, и я просто знаю это.

Мы никогда не спим. Не едим, не болеем и не устаем. Не прикасаемся друг к другу. И много гуляем. Шагаем по ватным облакам. Научились различать их по оттенкам, величине, форме… Все равно это единственное развлечение - разглядывать чертовы облака, сизые, словно застиранные казенные простыни.

Тут есть почтовый ящик. На столике рядом пачка одинаковых картонных карточек с фотографией грозового неба; она никогда не скудеет. Каждый день я иду к ящику и отправляю открытки: маме, Марии, Нику… Эти послания – покаяние. Может быть, если меня простят, я смогу вернуться?..

 

Я верю, они доходят.