Сильвия Плат - Вдова
Вдова. Себя сжигает слово –
Тело, в огне газетною страницей
Немо приподнятое в воздух
Над жгучей топографиею алой,
Погасит сердце ей, словно одну зеницу.
Вдова. Звук омертвелый, тенью
От эха, панель обнажает в стене,
В ней тайный ход – и воздух спертый,
Воспоминанья прелы, лестницей простертой,
Выводит на вершину , где ничего и нет…
Вдова. Живет паук жестокий,
Среди ее безлюбых веретенец,
Смерть – платьем ей, и шляпкой с ожерельем.
И мотыльком в ночи, бел, как луна, лик мужа,
Которого хотела бы убить она, над нею кружит.
Чтоб вновь вторично обрести его –
Вложить бумажный образ в сердце,
Так складывала письма, чтоб согреться,
Они, казалось, грели кожею живой.
Чтоб отогреть ее нет нынче никого.
Вдова: имение пустое и пространное!
И глас Господень полон сквозняков,
Суля лишь тяжесть звезд, пространство
Меж них бессмертной пустоты
Ни тел, что стрелы в небо всё стремятся.
Вдова. Сочувственные, клонятся деревья,
Деревья одиночества, рыданий дерева
На зелени ландшафта предстают, как тени -
Иль даже, словно черные его провалы.
На них походит, словно тень, вдова,
В руке покоится рука и ничего меж них.
Бесплотная душа могла б пройти через иную душу
В этом воздухе чистом, не приметить –
Души, идущей сквозь другую, слабую, как дым
Вконец не видя данного пути иным.
И это страх, что есть у ней – страх оттого -
Станет душа его биться о притупленные чувства,
Как ангел Голубой Марии, голубем о раму оконную
Слеп ко всему, кроме бездушной серой комнаты
В нее глядится он, и должен продолжать глядеть.
Widow. The word consumes itself —-
Body, a sheet of newsprint on the fire
Levitating a numb minute in the updraft
Over the scalding, red topography
That will put her heart out like an only eye.
Widow. The dead syllable, with its shadow
Of an echo, exposes the panel in the wall
Behind which the secret passages lies—stale air,
Fusty remembrances, the coiled-spring stair
That opens at the top onto nothing at all….
Widow. The bitter spider sits
And sits in the center of her loveless spokes.
Death is the dress she wears, her hat and collar.
The moth-face of her husband, moonwhite and ill,
Circles her like a prey she'd love to kill
A second time, to have him near again —-
A paper image to lay against her heart
The way she laid his letters, till they grew warm
And seemed to give her warmth, like a live skin.
But it is she who is paper now, warmed by no one.
Widow: that great, vacant estate!
The voice of God is full of draftiness,
Promising simply the hard stars, the space
Of immortal blankness between stars
And no bodies, singing like arrows up to heaven.
Widow, the compassionate trees bend in,
The trees of loneliness, the trees of mourning.
They stand like shadows about the green landscape —-
Or even like black holes cut out of it.
A widow resembles them, a shadow-thing,
Hand folding hand, and nothing in between.
A bodiless soul could pass another soul
In this clear air and never notice it —-
One soul pass through the other, frail as smoke
And utterly ignorant of the way it took.
That is the fear she has—the fear
His soul may beat and be beating at her dull sense
Like Blue Mary's angel, dovelike against a pane
Blinded to all but the grey, spiritless room
It looks in on, and must go on looking in on.
