Жизнь поэта. Книга 1-я. прод. 6. стр.61-80.

Капцов Иван

Это не ПОЭМА, а РОМАН. А скорее - ПОЭТИЧЕСКИЙ РОМАН или РОМАНТИЧЕСКАЯ ПОЭМА из 11 книг. 12-я пишется.

дети. Она была привлекательна. Многие мальчишки с

нашего класса, и не только, «ухлёстывали» за ней. Я им

был не конкурент. Так, как был низкорослый, не очень

симпатичный, по сравнению с грузинами, греками и ар-

мянами – мальчик. Моё преимущество перед другими,

было то, что у меня почти все списывали домашнее за-

дание, но она сама училась на четвёрки. То есть шансов

у меня не было никаких и я, молча, пережёвывал своё

говно в одиночку. О моей тайне, как мне казалось, не

знает никто, «хотя рыбака и влюблённого дурака» видно

издалека – говорит пословица.

Случайно прикоснуться к ней было для меня счасть-

ем. Я думал, что больше никогда в жизни никого так не

полюблю. Но жизнь расставляет свои точки по-своему.

Это длилось до 9 го класса. После чего моя влюблён-

ность изменила своё русло.

В Кобулети проводили спортивные соревнования сре-

ди школ района по многим видам спорта. Я, хотя низ-

кого роста - хорошо играл в волейбол и меня взяли игра-

ть за сборную школы.

За сборную команду по волейболу школы, посёлка

Чакви, находившегося между Кобулети и Батуми, в жи-

вописнейшем уголке, возле Батумского Ботанического

сада, болела группа девочек, среди которых, выделялась

одна, с большими чёрными глазами.

То ли на меня подействовала, запрещённая в то время

песня Петра Лещенко «Ах, эти чёрные глаза», накану-

не услышанная впервые, то ли усталость от моей безот-

ветной любви к однокласснице, то ли ещё что то, но я

сразу «втюрился» и по самые уши.

Мы познакомились, иногда встречались. Я несколько

раз был у неё дома.

Она была очень умной и серьёзной девочкой и что-то

подспудно говорило мне, что эта девочка не для меня.

И сейчас, глядя на её фотографии, убеждаюсь в этом.

Мы, С Людой долго переписывались, года два, пока

не появилась другая Люда, однокурсница в техникуме,

но об этом - ниже.

Уже в седьмом классе, я скатился на «тройки», а в де-

вятом и десятом, попал в число безнадёжно отстающих.

Отец у меня был полуграмотным. Еле-еле, «как кури-

ца лапой писал», прочитывал в год по одной две книги.

Но зато это был поэт от бога. Говорил он почти всегда

стихами. Если бы он попал в другую среду, мне кажет-

ся наверное, стал бы поэтом.

Мать была безграмотной. Я сознательно брал любую книгу,

садился читать, говоря ей, что делаю уроки.

Мы с Резо, у которого мать тоже была не грамотной, а

отца не было, начиная с 8-го класса, постоянно прогу-

ливали занятия, а в середине учебного года вызвали его

мать и предложили ему перейти в вечернюю школу. Я уже

в 1962 году закончил техникум, а он всё ещё ходил

в10й класс вечерней школы, но так его и не закончил.

Когда Резо бросил дневную школу и перевёлся в вече-

рнюю, я перестал прогуливать занятия, потому что од-

ному гулять было неинтересно. Но стать успевающим

учеником у меня уже не вышло. Я слишком сильно от-

стал от программы, особенно, по алгебре. По русскому

и литературе у меня всё равно были пятёрки, да ещё по

физкультуре, а по всем остальным жиденькие тройки.

Натянутая тройка у меня была даже по грузинскому

языку, который я хорошо знал и, хотя затем всю жизнь

прожил в Татарстане, грузинским владею неплохо.

Грузинский у нас преподавала старая грузинка, кото-

рая, в основном, ставила хорошие оценки за правило,

которое мы, хорошо знающие язык, никогда не учили.

Особенность грузинского языка в том, что на нём, как

говорят, так и пишут, не как в русском говорят «карова,

а пишут «корова», поэтому, правила там незначитель-

ные. Трудность языка в произношении.

Преподаватели же немецкого языка менялись очень

часто, потому что моё поколение пошло учиться сразу

после окончания войны, когда немцев все ненавидели.

Я закончил школу, не зная толком даже немецкого ал-

фавита, зато в техникуме половина времени у меня ухо-

дила на изучение немецкого языка, а поступая на заоч-

ное отделение в Казанский университет, я получил на

экзамене за него – четвёрку.

С Резо мы ежедневно общались. Иногда он по утрам

увозил меня в школу на моём велосипеде, который я ку-

пил на собственные деньги, заработанные во время сбо-

ра чая. Это была, для тех времён - большая роскошь. От-

везя меня за четыре с половиной километра до школы,

Резо целый день катался, пока не пошёл работать.

Однажды утром, мы поехали в школу. Резо сидел на ра-

ме (тогда безрамных велосипедов не выпускали), а я си-

дел на сиденье, крутил педали и играл на губной гар-

мошке, которую привезла из ГДР5, моя двоюродная

сестра, Надя, жившая там с мужем, в военном городке.

Я научился, как мне казалось, играть мелодию «Чижик-

Пыжик» и всё время наигрывал её. А Резо говорил, что

я играю мелодию на мотив грузинской песни «Сулико» и

мы постоянно спорили на эту тему, так как слуха ни у

меня, ни у него не было.

Проезжая через верхнюю часть посёлка Очхамури,

где дорога круто уходила вниз, велосипед развил при-

личную скорость. И надо же на беду нам, местный Донжуан

петушок ринулся, за курочкой, а она, не зная правила

дорожного поведения побежала через дорогу, под колёса

нашего «лимузина». Хоть курица была дура-дурой, но

успела прошмыгнуть перед самым передним колесом,

а Петя попал под заднее. Лежавший на багажнике школьный

чемоданчик от резкой встряски упал, раскрылся и из

него веером разлетелись книги и тетради. Я затормозил,

остановился и бросился собирать школьные принадлежности.

Петух, которого «потоптали», полежал ещё несколько

секунд лапками вверх, а затем встав, хромая, вновь ри-

нулся в сторону курицы. Вот это настоящая любовь!

Собрав книги, мы поехали дальше, надрывая животы

от хохота, теперь уже Резо сидел в седле, а я держал

руль. Внимание наше притупилось от хохота, а дорога

всё бежала вниз, круто делая изгиб в форме буквы Z.

После первого поворота, на небольшом отрезке из-за

второго в гору, навстречу нам, поднималась машина

«полуторка», поравнявшаяся с двумя девушками и па-

рнем, шагавшими в школу.

Резо быстро схватил руль руками, но резко тормози-

ть не стал, иначе со сто процентной вероятностью мы

попали бы под колёса машины. Слегка притормозив, он

попытался проскользнуть мимо крайней девушкой и ма-

шиной, но инстинктивно, как он мне потом рассказы-

вал, держался ближе к людям.

Избежать столкновения не удалось. Велосипед заце-

пил девчонку рулём. Она упала и стукнулась головой

об асфальт. Я вылетел со своего места на раме и отлетел

метра на полтора, протерев на плече, первого в жизни

костюма, которым я так гордился, широкую полосу.

Резо, упав под велосипед, сломал мизинец на правой

руке, но сильнее всех пострадала девушка, ученица де-

вятого класса. Ей пришлось две неделе пролежать в бо-

льнице, так как у неё было сотрясении мозга.

Я целый месяц жил в страхе, боялся, что меня посадят

и собирался уже убегать к брату, который жил в Донбас-

се на Украине. Но меня даже не вызвали в милицию. Ви-

димо потому, что родители девушки никуда не заявляли,

да и я был ещё несовершеннолетним.

Это событие сильно повлияло на нас. Резо сразу

пошёл работать, а я стал постоянно ходить в школу,

вести себя прилежнее и лучше учиться.

* * *

Об одном из событий, происшедших в начале октября,

когда я учился в 9м классе,я не могу не упомянуть. Уж

очень оно было ярким и повлияло в дальнейшем на твор-

ческую деятельность.

В школе запланировали поход старшеклассников в

горы, почти на высоту 1,5 тыс. метров над уровнем мо-

ря. Меня, как отстающего не брали, но мне всё-таки

удалось уговорить преподавателя физкультуры, у кото-

рого я был на хорошем счету, взять меня.

Руководителем похода был преподаватель физкульту-

ры, проводником Костя Чилингариди, грек, с которым я

сидел за одной партой. Он жил в греческой деревне, в

горах, выше города Кобулети метров на 400.

Греки, соблюдая древние обычаи, поклонялись богам и

ежегодно приносили им, в частности верховному богу

Зевсу, жертвоприношения в виде коровы.

Вот к этому месту в горах, на высоте 1,5 тыс. метров и

должен был сопроводить нас Костя, который бывал там

много раз, с самого детства.

Октябрь месяц был выбран не зря, потому что это

время «бархатного сезона», когда не жарко и не бывает

ни одного дождя.

Но готовились мы основательно. Костя предупре-

дил, что путь будет нелёгкий, в горах, особенно ночами –

холодно и, хотя ночевать мы будем в хижинах, на месте

жертвоприношений, тёплые вещи надо взять.

Рюкзаков тогда не было, и мы приспособили под них

обычные мешки, которые назывались вещмешками .

Одна треть группы состояла из девочек.

Утром на автобусе, добытом директором, нас довез-

ли до подножия гор, а оттуда мы потопали ножками.

Когда мы проходили Костину деревню, многие жители

вышли на нас посмотреть.

Ещё до этого Костя рассказал, что его дед, один

из главных во время жертвоприношений, не зная русского

языка, очень своеобразно ругается по-русски, по поводу

и без повода.

У одного из домов, где стоял крепкий здоровый ста-

рик, Костя остановился, поздоровался по-гречески, об-

няв старика, затем о чём – то стал с ним говорить, на

греческом языке.

Мы тоже остановились. Поговорив, Костя пошёл,

обернулся и что-то сказал старику. Дед заорал:

-Аллюра, нэпе, аллюра! То стомас нагамо!

Свалоч! Ёф тваи мат!

Первая строчка означает: - Быстрее, друг быстрее!

А вторая строчка понятна и без перевода.

На краю деревни возле одного из домов стояла очень

красивая девушка, гречанка, описать которую я пытался

много раз, но такую красоту описать невозможно. Я до

сих пор помню её образ.

Она стала прообразом Персефоны, жены подземного

царя Аида, родного брата громовержца Зевса, из древне-

греческой мифологии – в моей книге «Олимп».

(Для читателей "ПРОЗА.ру". Можете прочитать в

"СТИХИ.ру")

И тут из леса дева вышла -

Необычайной красоты!

Цвела она, как в мае вишня...

В руках - несла она цветы.

Губы – две вишенки,

Глаза – два алмаза,

Такой красоты

Я не видел ни разу,

Волосы - цвета

Спелой пшеницы...

Женщина эта -

Ночами мне снится.

Полночи её

Всё к себе зазываю,

Полночи я косы

Её расплетаю,

Под утро,

Как только её раздеваю,

Будильник звенит

И я просыпаюсь.

А днём, как чумной,

На работе хожу,

На женщин красивых

Пытливо гляжу,

Вдруг встретится

Женщина мне наяву,

Ночами которую -

Страстно люблю.

А женщин красивых

Проходит «армада»,

Но просто красивых –

Мне женщин не надо!

Мне нужно лишь ту,

Что приходит ночами

С большими, большими,

Большими очами

И с кудрями - цвета

Спелой пшеницы...

Ах! Где ж эта женщина?

Чтобы влюбиться!

Так вот эта женщина!

Встретились где мы…

Сверкает на солнце

Её диадема.

И женщина эта,

Как солнце сверкает,

Мне обручем сердце

От счастья сжимает.

Да, женщина эта

Сама как весна,

Теперь мне уж точно

Совсем не до сна.

Как будто я снова

Природой рождён...

Да нет, ерунда!

Просто снова влюблён!

* * *

Мы поднимались в горы весь день по широкой, года-

ми протоптанной тропе, по которой ходили местные

греки, ведя на заклание бедное животное.

Если у коровы есть душа, она сразу попадала в рай,

за вынесенные муки. Мы, молодые, привыкшие скакать

по горам, с трудом волочили ноги. А каково было жи-

вотному?

Чтобы как то отвлечься от трудной дороги, стал сочи-

нять. Это помогло. Так родилось стихотворение:

Умчи моя мечта меня за горы!

Умчи туда, где моря - синева!

Где белый парус с ветром вечно спорит

И режут волны - скалы-острова.

Умчи меня, умчи моя мечта,

Умчи быстрей, отбрось свои сомненья!

Где сказочная вечно красота,

Души моей - извечное стремленье.

Умчи туда, где пальмы-амазонки,

Где кипарисы-юноши стоят,

Дельфины, где - устраивают гонки

И где тунцы - ракетами летят.

* * *

Дойдя до хижин и начав обустраиваться, вдруг обна-

ружили пропажу. Не хватало одной девушки, десяти-

классницы Тани. Таня потом рассказывала:

-Я специально стала идти замыкающей. Зашла за кус-

ты по малой нужде, «посидела», встала и увидела на

кустах ягоды. Они были такие сочные и вкусные, что я

не удержалась, решив немного полакомиться, увлеклась,

постепенно отошла в сторону, а когда очухалась и ки-

нулась догонять, не нашла тропу.

В лесу не самое страшное потерять тропу. Страшнее

потерять голову и начать паниковать. Хотя основная

масса женщин – паникёры, эта оказалась смышлёной.

-Покричав определённое время и не получив отве-

та, я не стала метаться из стороны в сторону, а нашла

поблизости высокое, сучковатое дерево, подвесила ве-

щи на один из суков и забравшись, насколько могла на-

верх, стала время от времени кричать.

Обнаружив пропажу одного из участников похода,

руководитель, преподаватель по физкультуре, Костя и

ещё один парень, тоже грек Алик, который присоеди-

нился к нам в Костиной деревне, бросились на поиски.

Часа через два, когда уже стемнело, они вернулись

вместе с «беглянкой», которая стыдливо опускала глаза.

Ужин уже был готов.

Алик достал из своего заплечного мешка лепёшки,

козий сыр и большой бурдюк с красным натуральным

виноградным вином. К нему стали добавляться бутылки

с вином, взятые парнями с собой.

Вечер удался на славу. Разгорячённые от вина и ко-

стра, от необычной обстановки и чудесной погоды, от

горно-лесного пьянящего воздуха, от отсутствия роди-

телей, все веселились, пели, рассказывали, при препода-

вателе, анекдоты с «картинками» и хохотали до упада.

Рядом с двумя деревянными домиками-хижинами,

сделанными из круглого дерева, в виде русского дере-

венского сруба, только маленьких размеров, находилась

полукруглая площадка, по-гречески Агора, для риту-

ала жертвоприношения.

Кто-то из ребят в шутку назвал отставшую Тану – жи-

вотным для жертвоприношения и её хором потащили на

Агору для заклания. Она не обижалась и подыгрывала.

Туалета в этом ритуальном месте не было и каждый

находил свой туалет сам, на природе.

Утром, отошёв метров на пятьдесят, присел и стал при-

слушиваться к лесу.

В лесу тишины никогда не бывает: то ветка хрустнет,

то птичка засвистит, то возникнет ещё какой-то шум.

Верхушки деревьев, качаясь от ветра, тихонько шумели.

Недалеко от меня послышался шорох. Появилась

мордочка ёжика. Заблестели его чёрненькие хитрые гла-

зки.

Так, как я сидел тихо, он видимо принял меня за нео-

душевлённый предмет. Но что-то во мне его привлекло.

Он резво топая ножками, подошёл и стал обнюхивать

мои ботинки. Я протянул к нему руку и он, испугав-

шись, побежал. Так родилось ещё одно стихотворение:

Я проснулся на заре

И росой умылся...

На поляночке ко мне

Ёжик подкатился.

Он, колючий колобок,

Глазками всё косит

И кусает мне носок,

Словно пищу просит.

Я ему - сухарь дарю!

Мордочку воротит,

Не привык он к сухарю,

Глазками поводит.

Дал я яблоко ему,

Головой кивает,

Словно знает - я пойму,

Он то - понимает!

На иголки наколол,

Яблоко большое,

Поклонившись,

В куст пошёл...

Надо же такое?!

* * *

На следующий день, уже без вещей, с небольшим за-

пасом еды мы все, кроме грека Алика, рано утром уше-

дшего домой, полезли в гору выше и чуть в сторону.

Дошли до места, откуда была видна небольшая речка,

разделявшая нашу и турецкую землю. Недалеко от реки

был турецкий аул, из домов тридцати.

Как потом оказалось, за нами наблюдали наши по-

граничники, но мы их не видели.

Мы, были высоко в горах. На вершине, но не на са-

мой высокой. Здесь у нас ещё были кое-где деревья,а

уже соседняя вершина, сплошь состояла из скал.

Туман рассеялся, но так длилось не долго. Вскоре

появились облака, но они проплывали не над нами, как

обычно, а двигались рядом с нами, а некоторые и под нами.

Зрелище незабываемое. Здесь у меня родилось третье

стихотворение:

Мы в горы шли,

Мы в горы шли

Под тяжестью,

Давили на нас

Грузом рюкзаки!

Наши глаза,

Наши глаза

Искрились радостью,

Мы от комфорта

Стали далеки!

Куда несёт?

Куда несёт

Вас, милые?

Там разряжённый

Воздух, пустота!

Там скалы лишь

Безлюдные, унылые,

Но красота,

Какая красота!!!

Мы в горы шли,

Нас горы уже ждали,

Хотя ещё вершина

Далека.

Туманы нас

Любовно обнимали

И целовали страстно

Облака.

Мы поднялись,

Мы на вершине

Встали

И смотрим вниз

Мы гордо свысока.

Туман и облака

Теперь под нами,

А ветры обдувают

Нам бока.

Если вершину покорил

И у тебя потеря сил,

На снег ты падай,

Не стыдись! Лишь улыбайся!

Если ты горы полюбил?

Если ты их боготворил?

То крикни им!

В любви своей признайся!

* * *

Спустившись, когда уже стало темнеть, мы застали,

вернувшегося Алика, нанизывающего мясо на веточки,

какого-то дерева, вместо шампуров. А когда он принёс

из хижины, снова полный бурдюк с вином, радости не

было предела.

Переночевав ещё одну ночь, мы стали возвращаться.

Немного не доходя до своей деревни, Костя предло-

жил:

-Давайте заночуем у меня!

Алик, перебивая, приглашал к себе. Мы все с радос-

тью согласились, но физрук сказал:

-Ребята, я тоже за! Руками и ногами. Только древние

греки пили вино, разбавляя водой, а сегодняшние всегда

знают меру, а кое-кто из вас, я убедился к «зелью»

не равнодушен и как он поведёт себя за гостеприимным

греческим столом, не знаю, а мне нужно вас всех доста-

вить живыми и здоровыми и в хорошем состоянии.

В деревне людей вывалило на улицу ещё больше,

чем в прошлый раз, но той девушки красавицы не было.

Костя, подойдя к деду, видимо сознательно сказал

по-русски:

-Здравствуй, дедушка!

-Здрасти, здрасти, свалоч, ёф тваи мат.

Многие втихаря хихикали.

Дед что-то крикнул по-гречески и из дома две жен-

щины, мать и старшая сестра Кости, вынесли две трёх-

литровых банки с вином, стаканы и сочные груши.

Выпив по стакану вина и взяв по груше, поблагода-

рив деда, мы пошли. Костя остался дома.

Кто-то вдогонку крикнул деду:

-Калимеро, дедушка! (Приветствую тебя)! греч.

-Калимеро! Калимеро! Свалочь! Ёф тваи мат,

ответил дед и мы все заржали.

Так закончился наш великолепный поход в горы,

впервые столкнувший меня с древнегреческими мифами

и подтолкнувший меня затем, на написание книг.

* * *

Итак, после той велосипедной аварии, я меньше

стал контачить с Резо и лучше учиться, но аттестат я

со всеми не получил, так как меня оставили на переэк-

заменовку, на осень.

Какие наивные преподаватели?! Они думали, что я всё

лето буду заниматься алгеброй, дома, один. Не тут-то

было. Я даже не открывал учебник.

Осенью, придя на переэкзаменовку я вёл себя бодро,

зная что я её – завалю.

Смело вошёл в преподавательскую.

На повторном экзамене была преподаватель по алгеб-

ре и новая завуч, вреднющая баба.

-Ну, что Капцов, ты основательно подготовился? В

её взгляде, как мне потом казалось, были: язвитель-

ность, презрение, и немного жалости.

-Наверно нет! Потому что мне в алгебре многое не-

понятно и самому было трудно разобраться.

-Надо было прийти ко мне! Сказала преподаватель

по алгебре.

-Я работал, сказал я и показал пальцы, которые, как

у заядлого курильщика, становятся жёлтыми, а у сбор-

щика чая – чёрными и грубыми. Специально их непод-

делаешь.

-Что ж, давай попробуем. Бери билет.

Я вытащил один из, лежащих на столе нескольких

билетов, посмотрел на него, как бестолковый баран и

уже хотел положить обратно.

-Сядь! Подготовься!

Через минуту завуч вышла, а преподаватель, до сих

пор не могу вспомнить её имя, подсела ко мне и мы вме-

сте с ней решили задачу.

Получилось как в той присказке. Муха рассказы-

вала подружкам, как она пахала с волом. Пахал то вол, а

она сидела на нём.

Решала учительница, а я сидел и только поддакивал.

Всё было противно и гадко в этой истории.

То ли меня пожалели, то ли у них уже всё было ре-

шено заранее, но мне поставили худую тройку и выда-

ли заветный аттестат, на который я взглянул как на

обычную бумажку и совсем не был от него в восторге.

Вручая мне аттестат, завуч школы, ехидно улыбаясь

сказала:

-Да, Капцов, жаль мне тебя! Ты с такими знаниями

никогда не поступишь в институт и никогда не станешь

настоящим человеком. Вечно тебе собирать чай на план-

тациях, или копать лопатой и ломом траншеи.

Я не стал ничего возражать, но мысленно решил до-

казать, не себе, а ей, что я когда-нибудь всё-таки посту-

плю в институт.

Родители знали, что меня оставляли на осень и ког-

да я вернулся из школы с аттестатом, мать спросила.

-Ну, что ты теперь будешь поступать в институт?

-Уже поздно! В сентябре в институтах уже начина-

ются занятия, а я только получил аттестат.

-Знаешь что, сынок, сказал отец, а поезжай-ка ты

к брату, в Донбасс. Может он поможет. Он всё-таки боль-

шой начальник. Директор таксопарка. Деньги на дорогу

ты заработал, да и мы с матерью подкинем, так что, да-

вай, собирайся и поезжай.

Мысль – повидать что-то неизведанное, новое, слов-

но током стукнула меня по мозгам. Внезапно вспомнился,

услышанный анекдот про петуха, бегущего за курочкой:

-Не догоню, так согреюсь.

Я знал, что никуда не поступлю, но зато развеюсь.

Так закончилось, моё, как мне кажется сейчас, безза-

ботное детство.

Детство кончалось, но наступала пора, когда ты уже

не ребёнок, но ещё не взрослый. Как у деревьев: пора

набухания почек и цветения. Пора полового созревания.

Когда каждая, прошедшая мимо тебя девушка – богиня!

И о ней хочется написать стихотворение:

Не люблю комаров я и мошек

В летний тихий вечерний час...

Но ты прошла, в белом платье в горошек,

И с тебя не спускали все глаз:

Твои волосы - цвета пшеницы,

Голубые, как небо глаза,

Брови - дуги, а крылья - ресницы,

Твоя талия - прутик, лоза,

Твои ножки - прекрасной газели,

А походка - экранной звезды,

На тебя все мужчины глазели

Но напрасны их были труды!

Каблучками стуча, ты спешила,

На свиданье к кому-то неслась!

Может быть, ты - ещё не грешила?

И любимому - не отдалась?

Ты прошла в белом платье в горошек

И растаяла, словно дымок.

Не тебя целовал я, а мошек,

Да и сердце, вдруг сжалось в комок.

Ты прошла в платье белом в горошек

И растаяла, словно туман,

Не тебя целовал я, а мошек

И, вдруг понял - мираж ты, обман!

* * *

Мне захотелось найти свою дорогу в жизни. Отыс-

кать и оседлать коня белой масти – символа счастья.

Белый конь, золотистая грива,

По степи ты галопом летишь,

По пригоркам несёшься игриво,

С ветерком легкокрылым шалишь.

Ты свободен, как певчая птица,

Что в саду, на рассвете, поёт...

Нет! С уздою тебе не смириться!

Всяк, кто видел тебя, тот поймёт.

Но тебя оседлать так хочу я!

На тебе, хоть разок, проскакать!

И поэтому, в жизни кочуя,

Я пытаюсь тебя отыскать.

Белый конь, белый конь - символ счастья!

Ну, скажи! Где тебя мне найти?

Мне так холодно - всюду ненастье...

Постарайся ко мне ты прийти!

А чтобы найти своё счастье, нужно не сидеть на ме-

сте и ждать, когда оно придёт. За счастьем нужно идти!

Куда? Одному Богу известно. И я поехал искать его.

Это стихотворение я написал уже в зрелом возрасте.

Что для жизни человеку надо?

Малость пищи, кров над головой...

Небосвод над ним - уже награда-

Синий-синий или голубой.

А ещё пожар большой зарницы,

Серебристо-розовый закат,

Чтобы голосили, пели птицы,

Да в постель путану, напрокат.

И в придачу - пенистое пиво,

Красное янтарное вино,

От него становится игриво,

Жизнь тогда шикарна, как в кино,

Жизнь красивой бабочкой летает,

Вертолётом, стрекозой стоит,

Песней звонкой в небо улетает

И струной гитарною звенит.

Только жизнь мы никогда не ценим!

И слепы, глухи мы ко всему,

Воду в ступе мы толчём и пеним

И всегда несчастны потому.

Мир богат. Десятки тысяч красок

Предлагает нам - мы не хотим!

Ищем приключений, драм и встрясок

И от стрессов - внутренне горим.

Бьёмся мы за землю, имидж, моду,

Бьёмся мы за деньги и за власть,

А затем в могилу сразу, сходу,

Отдаёмся червякам мы всласть.

Я, как будто, что-то уже по'нял!

Может быть, я жизнь уже поня'л?!

Ночью я не сплю, хотя и соня,

В небо мчусь на звёздный карнавал.

* * *

ГЛАВА II.

ЮНОСТЬ.

Поезд Батуми – Москва шёл по живописным местам

побережья Чёрного моря: Сухуми, Адлер, Сочи, Туапсе,

а дальше на Ростов и в Донбасс.

Вагон покачивало, играла музыка, рядом сидели в ос-

новном взрослые и я чувствовал себя таким же, хотя

был сопливым юнцом, уже оперившимся, но ещё не до

конца овладевшим полётом птенчиком. Радость перепол-

няла меня, одновременно с тревогой, как встретит меня

брат и что я скажу ему о том, почему меня оставили на

осеннюю переэкзаменовку.

Донбасс встретил терриконами, возвышавшимися, как

египетские пирамиды, угарным газом от тлеющего угля

на них, а брат, Павел – радостно и доброжелательно.

Дав мне отдохнуть с дороги один день, на следующий

мы поехали с ним в Енакиевский горный техникум. Взяв

мой аттестат, почти сплошь состоящий из троек, брат во-

шел в здание техникума, а мы с водителем остались в ма-

шине.

Часа через полтора, Павел вышел раскрасневшийся и

от него попахивало спиртным.

-Пойдём, позвал он. Сейчас, когда мы войдём, ты, де-

ревня, не забудь поздороваться.

Он, как и я, хотя родился на Кавказе, но уже забыл

что там, младшие всегда первыми здороваются со стар-

шими.

Брата в 17 лет взяли в армию, там он закончил трёх-

месячные курсы водителя и всю войну перегонял аме-

риканские «студебекеры» с грузами по Ленд – Лизу6 из

Ирана в СССР. А после войны ещё полтора года в составе

войск, помогал восстанавливать промышленность Донбасса,

затем встретил девушку, женился, да так и остался там жить.

Здание техникума меня поразило. Огромные, широкие

коридоры, высокие потолки, массивные двери. В таком

здании я ещё не был. У меня сразу появилось желание

надолго задержаться в нём.

Поговорив со мной минут пять, директор техникума

кого-то вызвал. Вошёл сухопарый мужчина средних лет и

увёл меня с собой.

Продолжение 7 следует.