Жизнь поэта. Книга 1-я. прод. 7. стр. 81-120

Жизнь поэта. Книга 1-я. прод. 7. стр. 81-120
Это не ПОЭМА, а РОМАН. А скорее - ПОЭТИЧЕСКИЙ РОМАН или РОМАНТИЧЕСКАЯ ПОЭМА из 11 книг. 12-я пишется.
В комнате, а это был один из учебных кабинетов, он
достал, какие-то исписанные листы, пододвинул чер-
нильницу с ручкой и сказал:
-Перепиши аккуратно, без клякс и постарайся не до-
бавлять ошибок.
Это были сочинения по русской литературе и злосча-
стной алгебре.
Сочинение по русской литературе были написаны та-
ким корявым языком и содержали столько ошибок, что
даже у нас в русской школе, учившиеся грузины, армя-
не и греки делали меньше ошибок. Я переписал, изме-
няя иногда обороты речи, и исправляя ошибки.
Алгебру я переписал один в один, ничего не меняя.
Через день мы вновь приехали с братом в техникум.
Директор достал мою писанину и даже похвалил за
сочинение по русскому. Брат был польщён.
-Ты принят на подготовительные курсы техникума, и
должен будешь ходить на занятия с вечерниками, где
тебя, как и их будут спрашивать, и ставить оценки. Если
у тебя будут успехи, то мы тебя через год зачислим в
техникум и переведём на дневное отделение.
-Так я, Ванька, вчерашний двоечник и босяк, внача-
ле с помощью учительницы получил аттестат, а затем
с помощью брата – поступил в техникум.
Когда мы вышли из техникума брат сказал:
-Ты вырос на море и знаешь, что такое спасательный
круг. Так вот я тебе бросил спасательный круг, а выплы-
вать тебе самому. Я вечно помогать тебе не буду. Если
хочешь чего-то в жизни добиться, поставь перед собой
цель и иди к ней. Брат был, конечно, прав.
Работал он директором очень крупного таксомотор-
ного парка, насчитывавшего около четырёх тысяч тех-
ники: автобусов, такси, продуктовых машин и другой
спецтехники. А так, как он был очень общительным и
добрым человеком, у него были повсюду друзья.
Жил я вначале у брата, но ездить от него на занятия в тех-
81
никум и обратно было очень далеко, и он нашёл мне
жильё в частном доме у стариков, недалеко от техни-
кума. А затем, однажды заехал днём и повёз меня на
лесную базу, на которую приходил вагонами с Урала и
Сибири круглый лес, стойки для крепления стенок в шахтах.
Мы зашли в кабинет директора базы и брат сразу
«взял быка за рога»:
-Михалыч, я привёл тебе ещё одного «трудягу». Он не
хотел в школе хорошо учиться и вот пусть теперь пашет.
Михалыч посмотрел на меня большими, выпуклыми красными
рыбьими глазами, поправил пустой болтающийся рукав, руку
он, видимо потерял на войне, и добродушно улыбнулся.
-Значит младший брат, говоришь. Ну, ну, у нас ему
будет весело и жарко. Таскать брёвна на его век хватит.
Они, возможно уже заранее обо мне переговорили.
-Ты поговори с ребятами, чтобы ему при переноске
всё время доставался комель, сказал брат директору.
Я не знал, что такое ко'мель и, почему то покраснел.
Так я из крестьянина, работавшего на плантации,
превратился в рабочего, перетаскивающего брёвна.
Брёвна были в основном не толстые, от 15 до 35 сан-
тиметров в диаметре и до трёх метров длиной, а комлем
называлась утолщённая часть бревна. Но работа была
тяжёлая. За день приходилось перетаскивать на горбу не
один десяток брёвен.
Днём я работал, а вечером ходил на занятия, иногда
засыпая прямо на лекциях. Возможно, об этом доложи-
ли директору, а он позвонил брату. Брат приехал
за мной на базу, выпил там с Михалычем и вызволил меня
из кабалы.
Я люблю труд. Всю жизнь трудился. Но физический
труд, который тебя изматывает, не радует душу.
Это уже не труд, а кабала.
82
Полгода, проработанные на базе, не прошли даром.
Хотя брат мне помогал, платил за моё проживание,
привозил продукты, давал иногда деньги, но я и сам по-
купал на заработанные деньги кое-что из обуви и одеж-
ды. Зима в Донбассе, не то, что на черноморском побе-
режье Кавказа, намного суровее.
В конце весны, сдав все экзамены, я был зачислен на
третий курс шахтного отделения Енакиевского горного
техникума и с огромным нетерпением и чистой совес-
тью помчался домой, к родителям, на летние каникулы.
В школу я пришёл в разгар выпускных экзаменов.
Все преподаватели были на месте. Каково же было удив-
ление многих преподавателей, когда я сказал, что учусь
и показал зачётную книжку.
Оказалось, что из нашего выпуска в учебные заведе-
ния поступили только двое. Анатолий Лукьянов, всегда
сидевший за первой партой и учившийся на 4 и 5. и я,
Ваш покорный слуга - Капцов Иван.
Я встретился с Людой, которая писала мне тёплые
письма.
Мы целый день бродили с ней по Батумскому ботани-
ческому саду, недалеко от которого она жила.
Ботанический сад был одним из крупнейших в СССР.
Его площадь свыше 110 гектаров. Расположен в 9 км от
Батуми. В нём собраны растения со всего мира. Состоит
из девяти флористических отделов: влажных субтропи-
ков Закавказья, новозеландского, австралийского, гима-
лайского, восточноазиатского, североамериканского, юж-
ноамериканского, мексиканского и средиземноморского.
Коллекция живых растений насчитывает свыше 5 тысяч
видов, разновидностей и форм, в том числе около 2 ты-
сяч видов древесно-кустарниковых растений.
В Ботаническом саду я бывал много раз, но так и не
смог его весь обойти.
Красота – неописуемая. Даже для местных жителей,
83
привыкших к разнообразной круглогодичной, экзотиче-
ской зелени.
 
ПРИМЕЧАНИЕ: Остальное место на стр. 84 занимают фото-
графии. Их в книге много, но они не вошли, потому, что
их на этом сайте невозможно вставлять в текст.
 
84
Я не знаю, почему так получилось, но у нас с Людой
были чисто платонические, дружеские отношения. Мы
с ней за всё время нашего знакомства и нечастых вст-
реч, даже ни разу не поцеловались. А может это и к луч-
шему, зато сейчас я вспоминаю её с большой теплотой.
Это была последняя наша с ней встреча. Позднее мы
потеряли друг друга, и я ничего не знаю о дальнейшей
её судьбе.
* * *
Время шло своим чередом. Мне было уже девятнад-
цать. Гормоны кипели в крови и рвали резинки на плав-
ках. Лето было прекрасным. Море - изумительным.
Солнце обжигающим до черноты. Приезжие девушки –
красавицами. Единственно, что меня беспокоило, садня-
щяя, ноющая боль в боку из-за чрезмерной субтропичес-
кой влажности. Но я терпел, стараясь не обращать вни-
мания на такие мелочи.
На каникулы из Тбилиси, где он учился в политехни-
ческом институте, приехал, сильно похудевший «Хосон-
сын Шушаны», которого в детстве лупили палкой по
заднице за воровство винограда. Из армии вернулся
Златов Толик, болгарин по национальности и мы втроём
все дни проводили на море. Резо с нами не было, так,
как он работал и приходил с работы поздно вечерам.
85
Встреча была незабываемой. Жаль что с нами не бы-
ло Резо.
С утра мы едем на море. Купаемся, загораем, а в пол-
день идём в ресторан «Наринджи», занимаем столик на
веранде, открытой с трёх сторон и одной стороной вы-
ходящей к морю, заказываем три бутылки «кахетин-
ского» красного вина, сациви7 и зелень, без которой не
обходится ни один грузинский стол.
Я прошу принести бутылку «боржоми».
-Ти что собираешься стать святим»? Я сомневаюс,
чтоби, тебя после всех твоих грехов приняли в рай, тебе
даже в аду не найдётся место.
Хосон из всех друзей грузин, всегда лучше всех го-
ворил по-русски, а сейчас, он стал говорить ещё чище, с
тбилисским оттенком, но букву «Ы» и «Ь» всё равно не
выговаривал.
-Напрасно ты так считаешь, Хосон, у Толика я уже
на положении святоши, не зря же он доверял в письмах
из армии все свои любовные похождения.
-Я би тебе тоже доверял, но я писат писма не люблю.
-Чтобы не быть святошей, я в такую жару готов даже
пить водку или кубинский ром, за нашу встречу и дружбу.
Мы подняли бокалы за встречу, потом за дружбу, по-
том за родителей, потом за друзей, которых с нами нет,
потом ещё и ещё, и ещё, как это принято на Кавказе.
Затем мы вспоминаем разные истории из детства и
неудержимо хохочем. Хосон сам вспоминает историю
с битьём его палкой и особенно историю с«тархуном»8.
-Да, это била жуткая история. Толик, тебя тогда
с нами не било. Когда нам било по девят лет…
-Не по девять, а по десять – поправил я.
-Ми купили бутилку сорокаградусной, «тархун» с
зубром на этикетке и чтоби нас никто не видел, залезли
на балшое ветвистое дерево. Нас било 11 пацанов, ну я
86
бил тогда немножко толстим…
-Ты был не толстым, а жирным – сказал Толик.
-Ну, немножко жирним. Так вот ми випили эту бу-
тилку и стали слезат с дерева. Все слезают, а я боюс.
Схватился за сук и стал орат. Тогда все пацаны верну-
лис и стали меня снимат. А я орал…
-Хосон ты не сказал самого главного!
-Ну, било, било дело, что скриват? Обосался я тогда,
от страха.
И вновь хохот. И ещё долго мы вспоминали истории
из недалёкого беззаботного детства.
Приятно шумит в голове. Оркестр играет красивые
мелодии. За соседним столом поют грузинскую песню.
Толя рассказывает Хосону о службе в армии.
Я смотрю на море. Солнце садится прямо в море и
оно играет в последних его лучах. Жара начинает спа-
дать, и множество отдыхающих пришло в это время на
пляж. Приятный ветерок освежает лицо. Мне так хоро-
шо, что не хочется ни о чём думать. Проходят мгнове-
ния. Проходят секунды. Проходят минуты, а, может, ча-
сы. Я вижу море и слышу шум, слабый рокот моря и го-
лоса купающихся, пьяные возгласы и оркестр, я слышу
какую-то разнообразную гармонию звуков, как будто
многочисленный оркестр самой жизни исполняет для
меня свою симфонию.
Из этого оцепенения меня выводит Хосон. Он нали-
вает бокалы и как тамада за нашим столом, предлагает
очередной тост. Мы пьем, и я иду приглашать девушку
на танец.
Вскоре мы расплачиваемся и уходим.
Вечер словно сказочный. Такие вечера бывают толь-
ко на Кавказе. Мириады звёзд светятся на небе, как буд-
то вся Галактика сразу решила выставить все свои рек-
ламы.
Ни малейшего ветерка, только с моря веет прохладой
87
и свежестью, да нежно шелестят листья пальм, на набе-
режной.
Мы долго бродим по ночному городу, затем ловим
такси и уезжаем домой.
Рядом с нашим бараком был частный дом. У стари-
ков аджарцев было четверо сыновей и дочь. С младшим
сыном, Камилом, мы дружили и я запросто приходил к ним
в дом.
Предупредив родителей, что я вернулся и буду спать у
Камила, я зашёл к нему в сад, лёг в гамак, привязанный к
двум яблоням и смотрел в звёздное небо. Почему-то на
память пришли, где-то прочитанные строчки:
Как мечтать хорошо вам
В гамаке камышовом…
Светила луна. Она бесстыдно бросала мне свои лу-
чи на полуобнажённое тело и пьяно хохотала. Тысячи
звёзд высыпали на небо. Нигде их не бывает так много,
как на юге. Цикады, эти солисты южных ночей, пели на
все лады. Им подпевали, неведомые мне, птицы. Царс-
тво южной ночи окутало меня своим бархатом. Лира
вертелась где-то рядом, не показываясь, и подбрасыва-
ла мне рифмы. Поэтическое вдохновение, окутало ме-
ня плотным туманом и стихи полились сами собой,
88
словно кто-то сверху нашёптывал мне эти строчки:
Чёрным бархатом ночь опустилась,
Звёзды-жемчуги нежно зажгла,
Серебрянкой луна заструилась
И над морем, притихшим, взошла.
Зазвенели, запели цикады:
Нежен, строен, напевен их хор.
Соловьиные трели-рулады
Заплелись в музыкальный узор.
Тихо, плавно садилась прохлада,
Отступала дневная жара
И любовь в эту ночь нам награда!
Золотая, влюблённым, пора.
* * *
Единственный фонарь, с двумя лампочками, подве-
шенный у Камила над воротами дома, раскачивало даже
слабым дуновением ветерка. Он ни как не гармонировал
с красавицей луной и у меня родился стих:
Фонари качает ветер,
Пляшут блики от огней,
И при тусклом, скудном свете
Я стихи читаю Ей!
А Она в ответ смеётся,
Холодна, как лёд, бледна,
И куда-то всё несётся
И, по-прежнему, одна!
Я в любви раз пять признался!
Я Её боготворил!
Но не нужным оказался
И не люб я ей, не мил!
Ветер дунул посильнее,
Оборвал он провода...
Стало чуточку темнее,
Оказалось - не беда!
На любовное признанье
89
Получаю я, ответ-
Лучезарное сиянье,
Серебристый лунный свет!
Нежно мне Луна шептала:
- Вечно в сердце ты моём!
Мне, Луне же, не престало,
Знаться с глупым фонарём.
Я люблю тебя, мой милый!
Лунный свет тебе дарю!
Если ты, порой, унылый,
То слабее я горю...
Людям свет не посылаю,
От тебя признанья жду!
И на небе я страдаю,
И тоскую, как в бреду!
Коль ты ночью не приходишь?!
Я смотрю в твоё окно!
Если ты ко мне выходишь!?
Мы единое, одно!!!
Вдруг меня окутал властно
Драгоценный лунный свет,
Как же было сладострастно!?
Ничего милее нет!
Мы с Луною обнимались,
Целовались до зари...
Звёзды млечные смеялись
Да качались фонари.
* * *
-Ничего, - говорила Лира - пусть эти твои стихи
наивные, но они мне нравятся. Пиши! У тебя полу-
чается. И я писал:
Мы с Луной вчера встречались
Целовались с ней всю ночь,
Мы над звёздами смеялись,
Их прогнать хотели прочь.
90
Звёзды ж дерзкие - упрямы,
Не хотели уходить,
Дело не дошло до драмы,
Но комедии здесь быть.
Мы тогда с Луною быстро
Тучку малую нашли
И втроём рванули в «бистро»,
Заказали себе щи.
А под щи конечно водку,
Тучка - водочку не пьёт
И не ест она селёдку,
И, конечно же - не врёт.
Тучке взяли мы водичку,
Тучка ведь дитя воды,
Тучка нам - уже сестричка
Среди облачной среды.
Вдруг в окно ворвался Ветер,
Тучку сразу уволок,
За всех туч всегда в ответе,
От их слёз - давно промок.
Тучи ж без любви страдают
И дождями слёзы льют
И без страсти увядают,
И бегут, бегут, бегут.
А когда их слишком много,
То из Туч уж - хоровод,
Не прельщает их дорога,
Закрывают Небосвод
И тогда дожди беспечно,
Сверху падают ручьём,
Знают, падать им - не вечно,
Люди ж мокнут под дождём.
-----------------------------
Тучка с Ветром улетела,
Мы с Луною уж вдвоём,
91
Нам до них какое дело?
Мы вино любви всё пьём!
Звёзды нас уже не видят,
Целоваться - есть резон,
А увидят - ох, обидят,
Разнесут по Небу звон,
Что с Луной мы целовались,
Что с Луною мы пьяны,
Наплевать! Мы - обвенчались!
В этом нет большой вины.
А когда наступит утро,
Распрощаемся с Луной,
Украду часть перламутра,
Побреду к себе домой.
Буду снова отсыпаться,
И Луну-подружку ждать,
Чтобы с нею целоваться
И «любить» её опять.
* * *
Все звёзды потихоньку стали опрокидываться на ме-
ня и я постепенно провалился в глубокий крепкий
юношеский сон.
Каникулы пролетели, как один миг. Пришло время
собираться в дорогу. Хосон уехал неделю назад. Толик
устроился на работу. Резо пахал сутками. Мне стало
тоскливо одному, и я решил уехать в Енакиево пораньше,
за неделю до занятий.
Брату и его семье я привёз небольшие гостинцы –
фрукты, но самый главный гостинец письмо от родите-
лей.
Прожив пару дней у него, поехал к старикам у кото-
рых снимал жильё. Часть моих вещей оставалась у них
так, как они были не против моего проживания на сле-
дующий учебный год.
Занятия начались, как и везде первого сентября. Я
92
был принят на шахтное отделение, которое выпускало
мастеров-горнопроходчиков. Тем, кто учился без двоек
платили большую, по тем временам – стипендию. Если
в педагогическом и медицинском институтах студен-
там платили 26 рублей, то в горном институте плати-
ли в два раза больше 56 рублей, а в нашем горном тех-
никуме платили 40 рублей, плюс 3 рубля тем, кто жил
не в общежитии, а снимал жильё.
Для сравнения: самый дорогой обед в студенческой
столовой стоил 28-30 копеек, а самый дешёвый, состо-
ящий из трёх блюд – 18-20 копеек. То есть на рубль
можно было скромно пообедать пять раз, а очень хоро-
шо – три раза.
К учебе я относился серьёзно. Имевшим двойки -
стипендию не платили. Много времени уходило на
изучение иностранного языка. С первых дней занятий
одним из главных предметов был «Техника безопаснос-
ти при проведении шахтных и взрывных работ». За не
знание этого предмета – стипендии лишали сразу.
В группе было 28 студентов. Из них 3 девочки.
Через полгода их перевели на другие отделения, так
как вышел указ правительства «О недопущении к рабо-
те женщин - в шахтах».
Во втором семестре, где-то в марте у нас была экс-
курсия в шахту. Я до сих пор вспоминаю её с содрога-
нием.
Нас привезли на шахту. Выдали спецодежду, в кото-
рую в обязательном порядке входят каска с прикреплён-
ным фонарём, обувь и на клети, (так называется шахт-
ный лифт), опустили на горизонт - 600 метров, а самый
нижний горизонт находился на глубине 1200 метров.
Ещё только опускаясь в клети мы все стали чёрными,
похожими на негров. Себя я не видел, но у других блес-
тели глаза и при улыбке видны были белые зубы. Уго-
льная пыль сразу стала проникать во все поры. Стало
93
трудно дышать. Это, несмотря на то, что в шахте была
очень хорошая вентиляция.
Нас повели по широкому, двухметровому штреку -
(коридору-выработке), высотой тоже около двух мет-
ров. Потолок и стены были укреплены такими брёвнами,
(стойками), которые я перемещал на собственном горбу,
работая на лесной базе. Стояли скрип и скрежет. Казалось,
потолок сейчас рухнет и погребёт под собой всех нас.
Штрек привёл нас в широкую лаву (разрабатываемый
угольный пласт).
Не знаю как других, но меня сверлила одна мысль:
-Что если я выберусь отсюда живым и здоровым, то ме-
ня никая б…. не заставит больше залезть в эту мрачную
тёмную, скрипящую могилу.
Пробыли мы в шахте часа четыре. На поверхности
помылись в бане и разъехались по домам.
-Лучше сутками собирать чай под жарким кавказ-
ским солнцем, думал я – чем быть мастером в шахте.
Окончу техникум, а работать на шахту не пойду.
На моё счастье, год назад, когда я готовился посту-
пать на шахтное отделение, открылось новое отделение:
«Изготовление и монтаж сборных железобетонных кон-
струкций», для промышленно – гражданского строи-
тельства, сокращённо - ПГС.
Поговорив с братом, я перевёлся на новое отделе-
ние, но уже на четвёртый курс.
Летние каникулы, как и положено, отбыл дома, не
вылезая из моря. Это были мои предпоследние студен-
ческие каникулы. Время пролетело быстро и незаметно.
Резо работал. Даже стал передовиком производства.
С ним общался в основном вечером. Интересы посте-
пенно становились разными. В основном играли в шах-
маты или вспоминали детство. Взяв заранее билет,
в конце августа уехал вновь в Енакиево, чтобы к сентя-
брю снова вернутся на занятия в техникум.
94
ГЛАВА III.
ЛЮБОВЬ.
На занятия в новую группу я пришёл, как и положе-
но 1 го сентября. Ещё не все были в сборе. Некоторых
ребят и девчонок из группы я знал, с остальными стал
знакомиться.
Техникум был большой. В нём училось до тысячи
человек. Только актовый зал был рассчитан на 300 мест.
Основная направленность техникума – выпуск спе-
циалистов горной промышленности, то есть шахтёров,
но параллельно в нём готовили специалистов и других
направлений, поэтому кроме парней в техникуме обуча-
лось много девчонок.
3-го сентября наш, четвёртый курс отправили на ме-
сяц в колхоз на уборку кукурузы.
Приблизительно через неделю, я помню ясно тот
день, как будто это было вчера, когда я впервые увидел
её.
После работы в поле, в субботу, мы занимались каж-
дый своим делом: Коля Рыжик, староста нашей груп-
пы – брил рыжую щетину. Валера Гучко и Марат Тара-
севич – умывались, а я чистил ботинки, когда ввалился
95
Витя Камнев. Карманы его пиджака отдувались, а глаза
горели насмешливым огоньком.
-Ура! Ура! Будет пир, - прорычал он с порога.
Коля обернулся и застыл с бритвой в руке.
Марат выплеснул остаток воды Валере в лицо. Шут-
ки у него были дурацкие, да и сам он был самовлюблён-
ный индюк.
-Витя, я боюсь, что тебе придётся отвечать за Колину
шею, которую он, от радости, впопыхах отрежет вместе
с щетиной.
-А он пусть не торопиться! Так и быть мы его подож-
дём, сказал Витя, вытаскивая бутылки с портвейном «777»
из внутренних карманов пиджака.
-И напрасно! Это похоже на подхалимаж. Начальст-
во бреется, а подчиненные ждут.
-Валер, я уже буду чисто выбритым, пока ты умоешся.
-И стриженным, - добавляет Витя, доставая стаканы.
К нам забегает Лора со странной фамилией Пшеница.
-Мальчики, у кого-то из вас есть «Овод», дайте почи-
тать!
Марат выходит в коридор и через некоторое время
приносит переднее колесо без шины, от детского вело-
сипеда, сынишки хозяйки дома, в который нас поселили.
-На, Лорочка, только не поломай, а то он один на
всю группу.
-Что ты мне суёшь колесо?
-Это не колесо, а обод.
-Идиот, я же просила книжку Войнича «Овод».
-О, тогда ты ошиблась номером, поднимись этажом
выше.
-Каким этажом? Это ж одноэтажный дом!
-Лор, это он так зло шутит, Коля отдал ей книгу и
дипломатично стал выставлять за дверь.
96
Лора резко поворачивается, показывая свои красивые
ноги, открывает дверь и уходя говорит:
-А ваши бутылки с вином, я всё равно заметила.
Мы хохочем ей вслед
Витя разливает вино по стаканам, приглашает за стол.
Коля, как старший по званию, поднял свой стакан и с
умным видом обращается к Валере:
-Валера, чтобы ты отдал за её красивые ножки?
- Персональную «победу»9 председателя колхоза и
полтехникума впридачу.
-Считай, что её ножки – твои! За Лорины ножки!
Коля пьёт под наш хохот, потом берёт гитару и начи-
нает петь:
Если я вино пить не буду,
Буду я подлец…
Витя хватает ложки и начинает стучать ими по стаканам
и кастрюле, как на ударных инструментах.
Литру выпьешь,
Пьяным будешь,
Будешь молодец!
Мы подпеваем под их аккомпанемент.
Вечером, изрядно подвыпившие, идём на площад-
ку под большим, раскидистым деревом, под которым со-
бирается большинство студентов, присланных на убор-
ку, из нашего и металлургического техникума, чтобы по-
танцевать, попеть, почитать стихи, или завести роман.
Женя Коренков, бывший мой однокурсник, растяги-
вает меха аккордеона, а незнакомый мне парень подыг-
рывает на гитаре. Часть студентов, образовав кружок –
поёт, часть – танцует, некоторые, разбившись на пароч-
ки, или отдельные группки – разговаривают.
Мы подходим к девочкам из нашей группы и пригла-
шаем их на танец. После танца вновь собираемся в кру-
жок. К нам подходят ещё и ещё.
И вот тут-то я впервые замечаю её, Людмилу.
97
Я вижу девушку в спортивном костюме, начинаю-
щим входить в моду, который ещё сильнее подчёр-
кивает её изумительную миниатюрную фигурку. Боль-
шие серые глаза с весёлым азартом устремлены на рас-
сказчика, а когда она начинает улыбаться, две ямочки
на щёчках делают её, такое юное личико, прелестным.
Мне не приходилось видеть таких больших серых глаз,
да и ямочки на щеках вдобавок. Не слишком ли щедро
природа наградила её?
-Коля, что это за девица? - спрашиваю я: Она, навер-
но не из нашей группы, потому что я её не видел до этого.
-А это Люда Грищенко, Алкина старшая сестра, сек-
ретаря комсомольской организации. А вон и она. Да ты и
не мог видеть Людку, она только сегодня приехала.
-Ну, ту, бойкую активистку я видел, когда ещё
не был в вашей группе. А они что родные сёстры? Непохо-
жи!
-А вторая ничего! Девица в порядке, следующий та-
нец я танцую с ней.
-Смотри, обожжёшься! Там ужу не один опалил кры-
лышки.
-Это он о ком? О Людмиле, что ли? – спрашивает у
Коли Витя.
-Не мылься, бриться не придётся.
-Неукротима, как дикий мустанг – подключается Марат.
Винные пары клокочут в голове, поднимают меня на
высоту геройства, юношеский задор выпячивается да-
льше рассудка и я, не задумываясь над словами, отве-
чаю Марату:
-Укрощу! Не таких укрощали.
Вдруг в голову приходит замызганная пословица и
я её озвучиваю.
-Какую крепость не брали большевики!?
98
-Слышь, большевик! – говорит Марат, но ты совсем
не похож на Донжуана! А такие крепости берут не боль-
шевики, а они.
Как глупо было говорить такие громкие напыщенные
слова, да ещё с гонором, но я тогда не соображал, что
только глупец до мозга костей мог высказать такое, да я
и был в те минуты глупцом…
Начался новый танец. Я пригласил Люду.
-Мне сказали у нас в группе новичок, с шахтного от-
деления, так это ты и есть? А что же сбежал оттуда? Ис-
пугался? - она сразу, первым выстрелом попала в очко и
точно угадала, что у меня действительно сыграло «очко».
-Я из Грузии! А там шахт нет! – гордо заявил я.
-Так ты станешь торговать мандаринами, как те грузи-
ны, что стоят у нас на рынке?
-Нет! Я буду там строить! Железобетон нужен везде!
Меня зовут Иваном, а тебя? – сделав вид, что не знаю её
имени, спросил я.
-А меня Люда. Значит, как в той песне:
По-грузински я Вано,
А по-русски Ваня…
Вано звучит красивее, чем Ваня. Можно я буду так тебя
называть?
-Можно и так, - промямлил я.
Не задумываясь, я сразу позволил ей дать себе, как со-
баке, кличку, которая впоследствии крепко приклеилась
ко мне.
Через некоторое время мы станцевали с ней ещё один
танец, обмениваясь незначащими фразами. Тогда попу-
лярными были: танго, вальс и фокстрот. Лишь позднее
стали входить в моду рок-н-ролл, твист и чарльстон.
-Обыкновенная девчонка! – решил я, - такая же, как
все, может только чуть красивее остальных и по нежнее.
Когда мы танцевали, я её слегка прижимал и мои
пальцы утопали в её теле, словно в мягкой податливой
губке.
99
В этот вечер я станцевал с ней ещё один раз навязы-
ваться в провожатые не стал, времени впереди ещё много-
куда торопиться?
Но на следующий день они с сестрой уехали. Им,
оказывается - нашли срочную работу в техникуме.
На следующий день я обо всём забыл. И, наверняка
выкинул бы всю вчерашнюю истории из головы. Но
мне о ней утром напомнил Марат.
-Привет, укротитель! – нагло улыбаясь, сказал он,
похлопывая меня по спине.
Я вначале опешил от слова «укротитель», а затем
вспомнил вчерашнюю свою выходку и покраснел. Ребя-
та не обратили на это внимания. Все торопились в сто-
ловую, в которой нас бесплатно кормили. Но мы и рабо-
тали бесплатно.
Обстановка как будто бы складывалась в мою пользу.
100
Во-первых: Я был пьян, и мне могли простить мои
слова, сказанные в не нормальном состоянии. Во-вто-
рых: всё это можно обернуть в шутку и самому посме-
яться над собой. А днём, когда кто-то на работе сказал,
что Люда уехала, мне подумалось:
-Некого будет укрощать и все скоро об этом забудут.
Прошёл месяц.
Мы вернулись в техникум. Начались занятия. Пошла
обычная студенческая жизнь. С первых дней все с голо-
вой окунулись в науку, так как преподаватели навёрсты-
вали упущенное, ведь учебную программу никто не сок-
ращал. Постоянной темой в разговорах была учёба и
всё, что связано с ней.
Так тянулось с неделю.
Я ушёл от стариков, где снимал жильё, в общежитие.
В комнате нас было шесть человек.Четверо из них: Боря
Катунин, Валера Коляда, Володя Бобрик и Женя Корен-
ков, которого через год, на практике в шахте, задавило
вагонеткой, были из прежней моей группы - шахтного
отделения, и мы с Витей Камневым - с ПГС.
В группе было 32 студента. 25 девчонок и 7 парней.
Из парней, кроме нас с Витей, все были местные, енаки-
евские.
Вечерами к нам часто заходили ребята из других ком-
нат, одни или с девчонками, если в техникуме не было
никаких увеселительных мероприятий, и тогда мы устра-
ивали настоящие концерты, так как Женя великолепно
играл на аккордеоне, а Боря на гитаре, но чаще мы соби-
рались вечерами в техникумовском скверике, напротив
учебного здания, благо общежитие располагалось через
дорогу, напротив техникума. Общежитие смотрелось в
виде буквы »П», где перекрытие из двух зданий было
мужским, одна сторона - женским, а вторая - преподава-
тельским корпусом.
В женском общежитие на первом этаже, была столо-
вая.
101
Сегодня шёл осенний, нудный моросящий дождь ко-
торый выматывает душу и портит настроение. Заходили
многие ребята и девчонки, но узнав, что, ни Жени, ни
Бори нет, спевки не будет, сразу отваливали. Пришли
и девочки с нашей группы, тоже решили уйти. Кто-то
из них сказал, что в комнате у Аллы с Людой, сидят
Марат с Вадимом и занимаются сопроматом.
Алла получала повышенную стипендию, а затем по-
лучила красный диплом. Вадим, Марат и Люда имели
четвёрки, поэтому им повышенная стипендия не полага-
лась, но они были лучшими студентами нашей группы.
Девчонки решили пойти к ним, позаниматься, заодно
сагитировав и нас с Витей. Сопромат у нас шёл туго. К
тому же завтра должна быть контрольная по нему.
Дождь лил, не переставая и настроение у всех было
кислое.
С деревьев падали жёлтые листья и на меня вдруг на-
шло нет, скорее налетело лирическое настроение, вне-
запно родилась строчка:
Ах, осень милая, привет
102
и тут же вторая:
Я по тебе скучал ночами.
Я остановился в ожидании, что прилетит и третья и чет-
вёртая… То, что я отстал никто не заметил. Спасаясь от
дождя, мои спутники юркнули в подъезд и растворили-
сь. Мне в ухо как будто бы кто-то стал шептать:
Ах, Осень милая - привет!
Я о тебе скучал ночами...
Люблю! Люблю я жёлтый цвет
И женщин с чёрными очами.
Они на солнце так горят!
Мне душу обжигают жаром,
Слова любви мне говорят
И сердце предлагают даром.
Но сердце женщины - алмаз!
Его вы лучше не касайтесь!
Измените - погибнет враз!
Вы - сохранить его старайтесь!
Сердца у женщин - не беру!
Телами их - вполне доволен!
И их меняю на бегу,
Я просто в этой жизни - волен.
А их тела... О! Так нежны!
И пахнут страстно ... ароматом,
Они мужчинам всем нужны:
И очень бедным и богатым.
* * *
Дождь хлестал и хлестал меня. А рифмы сыпались и
сыпались. Уйти – потеряется вдохновение. Остаться –
промокнешь насквозь. Мокрую одежду можно высуши-
ть, а улетевшие строчки – не вернёшь. И я сочинял:
Весна - пришла, всё - встрепенулось
И всё - в движение пришло!
Спала природа и проснулась,
И на неё, что-то нашло...
103
Она не бьёт в свои литавры,
Ей на литавры - наплевать!
Весна - не лечит свои травмы,
А травмы ей - не сосчитать:
Здесь и разлуки, расставанья,
Здесь и несчастная любовь,
Здесь радость встречи и свиданья,
Здесь шум в кустах и губы в кровь.
Здесь пенье птиц, пожар восходов,
Здесь - загоревшийся закат,
Посевы - слёз, жатва - разводов,
Весенний свадебный наряд...
* * *
Золотая пора красных клёнов,
Жёлтых листьев, поющих дождей...
Власть жары низвергается с тронов,
Люди вскоре забудут о ней.
Дни короче, а ночи длиннее,
Экономит природа свой свет,
Для меня - Осень Лета милее
И шепчу я ей снова:- Привет!
Ты пришла - облака притащила,
Тучи чёрные копишь в тиши,
В них дождей - непомерная сила,
Ими мочишь ты всё от души!
А она лишь в ответ мне хохочет,
И грибами швыряет в меня
И на Лето свой зуб уже точит
И убьёт в сентябре, заманя.
А мне пьяному Осенью сочной
Жёлтым кажется даже вино,
С ней стихами я связан так прочно
И люблю Осень тайно - давно!
* * *
Осень – прекрасное время года. Особенно – на Кавказе.
104
Но и здесь, на Украине она мне тоже нравилась.
Осенью всегда приходит вдохновение и работается лег-
ко. Я продолжал сочинять:
Золотая Осень - ты прекрасна!
Снимаешь платье, листьями шурша
И с ветерком целуешься так страстно,
Что я гляжу, почти что - не дыша.
Ты - в красно-жёлтом...
Как же ты красива!
И от тебя уж глаз - не оторвать!
Пока в одежде - мила, и не спесива,
Одежду сбросишь сразу - не узнать:
Ты растеряешь сразу свои краски,
Стоишь сырой и мокрой в неглиже,
И возвращаюсь снова я из сказки,
Но уж с тобою связан я уже... * * *
Я ходил по скверику под дождём минут сорок пока
не отшлифовал и не запомнил стихотворения. Промок-
ший почти насквозь, уже решил идти домой, но вспом-
нил, что мы хотели заниматься сопроматом и решил зай-
ти к девчонкам. Дверь открыла Неля.
Не успел я открыть дверь, как Марат заорал:
-А, укротитель пришёл. Заходи! Заходи! Он вёл себя
так, словно был хозяином комнаты. Кровь прилила к го-
лове и лицо стало гореть от стыда, мне хотелось прова-
литься сквозь землю. Я подумал, что сейчас все начнут
хохотать, однако, все вели себя спокойно, только ехид-
но улыбнулся Вадим.
-Витя, дай ключ от комнаты, ребята ещё не прищли,
а я свой забыл дома.
Он, молча, достал из кармана ключ и, улыбнувшись -
отдал мне. Конечно, он всё понял, так как был свидете-
лем моего хвастовства.
Я, попрощавшись - вышел. Настроение сразу улетучи-
105
лось. Последнее стихотворение вылетело из головы.
Ребят действительно не было. Это спасло меня ещё и
от объяснения с Виктором по поводу ключа.
Я некоторое время не мог успокоиться, пока не стал
вспоминать сочинённое стихотворение. Записав его, не-
ожидано вспомнил дом, школу, разные эпизоды из шко-
льной жизни, вспомнил поход в горы и родилось следу-
ющее стихотворение:
Бежит тропа меж скал змеёю,
То лезет вверх, то скачет вниз,
А мы по ней идём с тобою,
В лицо нам с моря дует бриз.
Мы рюкзаки несём на спинах,
В них и палатки, и еда.
Не спать нам месяц на перинах,
Но это вовсе не беда!
Роса холодная на травах
Чиста, прозрачна, как слеза...
Гитара плачет на привалах
И подпевает ей гроза.
Росой прозрачною умылись
И, бриз морской вдохнув в себя,
К вершине горной устремились,
Надежду на успех тая.
* * *
От мокрой одежды, висевшей на батарее – шёл пар.
Пришёл Виктор. Вначале он рассказал, как они здо-
рово позанимались сообща. Затем спросил:
-Насчёт ключа ты «заливал», чтобы смыться?
-Ах, да, пока не забыл, надо положить в карман.
Я достал из тумбочки ключ, который сразу положил
туда, открыв им дверь, залез в карман мокрых брюк,
достал ключ Виктора и отдал ему, а свой положил в
карман брюк. Всё получилось правдоподобно и без объ-
яснений. Не знаю, поверил он или нет, но немного по-
106
молчав, сказал:
-Да, парень, ты влип в дерьмо! Ты ещё не знаешь эту
гадину, Марата! Теперь он с тебя не слезет. Он сам под-
бивал к ней клинья, но у него ничего не получилось. Ты
или набей ему морду, или укрощай, как и обещал.
Виктор ни разу не назвал по имени ту, о которой го-
ворил, всё было понятно и так.
Говорят: «против правды не попрёшь». Мне нечего
было сказать. Я молчал.
Вскоре пришли ребята, ходившие на заработки, раз-
гружать вагоны и обстановка сразу разрядилась.
Дня через три, в двенадцатом часу, проводив девчо-
нок из сквера до дверей общежития, мы уминали горя-
чие пирожки с капустой, выпекавшиеся в студенческой
столовой почти до утра.
Нас было человек восемь.
-Слушай, дружок, порядочные люди всегда сдержи-
вают свои слова.
-Марат, бывают случаи, когда и непорядочные тоже
сдерживают. Эти слова относятся ко мне? Разве я когда
то не сдержал своего слова?
-Да, дорогой! Разве не ты болтал, что укротишь
Люду, эту строптивую девчонку или может эти слова
принадлежат кому-то другому?
-Марат, что ты докопался до парня? Ну, сказал и ска-
зал, Что здесь такого? Просто был разгорячён винными
парами. Витя давал мне подсказку и шанс легко выйти
из сложившейся ситуации.
Слова Марата пронзили меня, как нож и взвинтили
до предела. Идиот! Зачем я тогда болтал? Так мне и на-
до. Всё-таки надо было обратить всё это в шутку, сказать,
что я пошутил или сослаться на нетрезвое состояние или
просто сказать: «Ребята, ну, кто не ошибается в жизни»?
Но я не сделал ни того, ни другого и ни третьего. Какая-
то дьявольская сила придала мне уверенности и безра-
107
судности и я вновь, повторил уже большему количеству
парней:
-Да, укрощу! Вот увидите!
Витя покрутил пальцем у своего виска, давая понять,
что я – придурок. Коля с Валерой захихикали, осталь-
ные, не зная, о ком идёт речь, просто смотрели.
Марат, видимо, добивался цели - вынудить меня,
повторно прилюдно произнести эти слова и таким обра-
зом насолить Людмиле, за своё поражение. А я с этой
минуты сам себя, добровольно вписал в чёрный спи-
сок болтунов и фразёров и превратился в козла отпуще-
ния.
На другой день, на занятиях, я вертелся возле Люды,
решив пригласить в кино, но случая не представлялось,
чтобы в благоприятной обстановке непринуждённо и
небрежно бросить:
-Люд, махнём в кино! Есть билетики.
Приобретение билетов в кино всегда было большой
проблемой.
Не сказал я ей этих слов и через день, и через два.
Не выпадало случая несколько дней.
Господин случай, представился не там, где я его ло-
вил. Выйдя с тренировки по боксу из спортзала, нахо-
дившегося в главном здании техникума, я решил немно-
го посидеть в скверике, напротив. Закрыв глаза и рас-
слабив мышцы, чтобы отдыхали, я напряг извилины
мозга и стал ловить рифмы, нагло летающие передо-
мной. Стих не сразу, но появлялся, оформляясь в строки
и куплеты, шлифуясь и начиная играть своими разноц-
ветными гранями, как алмаз на солнечном свете.
Ты прошла с большими серыми глазами,
С пышной рыже-пшеничной копной
-Нет! Не так! «Большие серые глаза» - хорошо, но
длинно и не в рифму.
Ты прошла с голубыми глазами…
108
-Но у неё – серые?! А, пусть! Какая разница!
Ты прошла: с голубыми глазами,
С пышной рыже-пшеничной копной,
Как созревшая вишня, губами,
С неземною своей красотой!
Ты прошла и меня покорила,
От тебя шёл то холод, то жар...
Как от Бога - небесная сила!
Как от дьявола - страстный пожар!
Ты прошла, каблучки простучали,
Твои ножки - прекрасны они!
А мне, будто, всем миром кричали:
- Догони! Догони! Догони!
Я стоял и не мог шевельнуться,
Только вслед, как чумной, всё смотрел!
Мне б заплакать! Иль хоть улыбнуться,
Я ж стоял, будто ждал свой расстрел!
Ты прошла! С голубыми глазами,
Ты прошла, ты прошла, ты прошла!
Я не плакал, конечно, слезами...
Лишь заплакала, стерва, душа!
* * *
-Надо записать, а иначе лишняя трата времени для
восстановления.
Достав блокнот и карандаш, с которыми никогда
не расставался, я быстро записал стих. Уходить не хоте-
лось.
На центральной аллее сквера был фонтан, в центре
которого стоял бронзовый, грозный Самсон, разрываю-
щий пасть льву. С обеих сторон аллеи стояли скамейки.
Был конец октября, над головой висело безоблачное не-
бо. Листья ещё не все опали и казались золотыми в не-
жарких лучах тусклого донецкого солнца. Нить, тонкой
серебряной паутины, на клумбе с цветами протянулась
от красной до оранжевой астры, гревшихся под осеним
109
последним теплом Бабьего Лета. Строчки полились са-
ми собой.
Вот опять настало Бабье Лето -
Миг, как жизнь, и краток и прекрасен,
Что ж спасибо осени за это!
Клён огнём горит, сверкает ясень.
Белые берёзы пожелтели,
Золото, в ладони насыпая.
Журавли, курлыча, полетели
И за горизонтом уж их стая.
Паутин серебряные нити
Напоследок вновь паук развесил,
Зайчик серый уж набрался прыти,
По лужайкам скачет, бодр и весел.
Только мне немножечко взгрустнулось
Бабьим Летом сладостно - пахучим,
Лето возвращается, вернулось!
Только летом и теплей и лучше.
Расставаться с летом не под силу,
Лето негой будоражит, манит,
Бабье Лето осень подкосила
И нас оно, доверчивых, обманет.
* * *
Напротив меня сидела женщина, у её ног стояла дет-
ская коляска, а малыш, которому было годика полтора-
два, забрался в газон. Мать вытащила его оттуда и пос-
тавила рядом с собой, но он вновь убежал в газон. Так
повторялось несколько раз. Эта сцена настолько увлек-
ла меня, что я не обратил внимания, как кто-то садится
рядом.
-О чём ты задумался, Вано?
Я опешил вдвойне. От её присутствия и от имени Вано,
даже обернулся в другую сторону, не к другому ли она
обращается?
-Да вот увлёкся будущим настойчивым и настырным
110
поколением, добивающемся своего. Его бедная мама
замучилась с ним.
Она положила книгу между собой и мной, как бы
разделяя ею нас.
-«Милый друг». Ги де Мопассан – мельком прочи-
тал на обложке. -Эту книгу, я прочитал в седьмом клас-
се, а ты читаешь только сейчас! – пронеслось в голове.
-Да, мальчишки все бедовые. А ты тоже, наверное,
был таким? В детстве все вы, неугомонные.
-Нет, я был тихоня. Даже девчонок боялся.
-Зато сейчас, видимо - не боишься?
-Представь, и сейчас боюсь. Сегодня весь день ношу
пару билетов в кармане, а пригласить кого-либо никак
не решусь.
Конечно, никаких билетов у меня не было. Просто
всё получилось так неожиданно и выглядело так прав-
доподобно, что я и сам, кажется, поверил, что у меня
есть билеты. Снова очередное враньё.
-Девчонок много. Ты парень симпатичный. С тобой
пойти в кино любая девочка посчитает за честь. Да, а
кого бы ты хотел пригласить. Я её знаю?
-Ну, хотя бы тебя!
-Почему же меня? У нас в группе столько красавиц.
Да и вокруг ходят одни кинозвёзды. На Украине все де-
вушки красивые. А в Грузии тоже есть красавицы? У те-
бя, наверно дома грузинка? Или армянка?
- Да, нет у меня никого! Ни грузинки, ни армянки, ни
русской.
-А жаль! Такой хороший товар пропадает. Вот только
я, как назло, сегодня ещё не принималась ни за один
предмет, завтра: теплотехника, политэкономия, расчёт
железобетонных конструкций. Ты уже все подготовил?
-Нет, я только иду с тренировки.
-Вот видишь! А собираешься в кино. Лучше давай
позанимаемся. Это будет полезнее для учёбы. А в кино
111
ещё успеем сходить. И не раз.
Всё это было преподнесено настолько дипломатично,
что мне оставалось, молча поддакивать и соглашаться.
Поговорив со мной ещё пару минут на актуальную тему
об учёбе, она встала со скамейки.
-Кстати, хорошая книга. Мне принёс Вадим. Не чи-
тал Мопассана?
-Нет, не читал. О чём там?
-О жизни. О любви.
-Дашь почитать?
-Она не моя. Попроси у Вадима.
Она уходила, в белой кофте и синей юбке, не вуль-
гарно, как другие девушки, а плавно покачивая бёдрами и
была похожа на бриг под белыми парусами, летящий
над волнами.
-Что ж, - думал я, оставшись один – первая попытка
закончилась неудачно. Но первое поражение всегда
рождает новые силы для дальнейшей борьбы, а это да-
же и не назовёшь поражением, ведь она действительно
не успела подготовиться к завтрашним занятиям. У «от-
личников» на первом месте учёба, а она почти, отлич-
ница. Если бы она знала, что её на вечер пригласят в ки-
но, она, конечно, всё бы подготовила. К тому же она
сказала, что я симпатичный парень и со мной пойдёт
любая девушка. Всё впереди. Всё будет прекрасно.
И я вновь вспомнил её милую улыбку, ямочки на ще-
ках, большущие глазищи, лёгкую походку, плавное по-
качивание бёдер. Чёрт побери, она действительно мне
начинает нравиться по-настоящему.
Рифмы посыпались сами собой. Я только успевал за-
писывать их в блокнот:
Упало небо голубое
Звездой, в прибрежную волну,
И я не знаю, что со мною?
С самим собой веду войну.
112
Её я встретил на причале...
Ей юнга нежно так шептал!
Я равнодушен был вначале,
Всему значенья не придал!
Но, вдруг глаза её увидел
И чайкой белой закричал!
Глаза её, как дно морское,
Не знают меры, глубины,
Как небо сине-голубое,
Как две большущие волны.
Ресницы - два крыла кондора10
И взмах так необъятен их...
Размяк я весь от её взора!
Пред кошкой, словно, мышь притих.
Минута в жизни - всё решает!
Владеет случаем - любовь!
Тоску и радость враз смешает,
В водицу превратит всю кровь!
Упало небо голубое
В прибрежную волну звездой!
Теперь я знаю, что со мною!
Увлёкся, кажется тобой!
* * *
Стихи мне нравились. Смущало то, что пишу я о го-
лубых глазах, а у неё серые. Но с серыми глазами и
стих стал бы серый.
В этот осенний вечер Бабьего Лета, от меня ушла
Люда, но пришла Лира и стала поить меня нектаром
вдохновения, от которого кружилась голова и выраста-
ли крылья.
Я мысленно представил, что мы с Людой у нас, в Ко-
булети на море. Лежим на влажном песке под горячим
солнцем, плаваем и ныряем в глубину, а затем она плы-
вёт в глубь моря, а я любуюсь, как она плывёт, но она
плывёт всё дальше и дальше и уплывает, уплывает от
113
меня.
-Интересно умеет она плавать?
И тут мне вновь Лира подставляет чашу с нектаром
вдохновения. Я пью из неё и начинаю записывать новый
стих, уже не шлифуя в уме, сразу в блокнот:
Порыв души моей, не зная,
Ты летней ночью уплыла.
Я за волной следил, стоная,
Я за волной следил, стоная,
Седела тут же голова.
Нет! Я не трус! Но я боялся,
Погибнешь ты! Идёт волна!!!
И, злясь, на пляже я поклялся,
Воздам за всё тебе сполна:
За прыть твою, за гонор, властность,
За лихость, гордость и скандал,
За не стихающую страстность,
За не стихающую страстность
И за морской девятый вал.
Ты уплыла. Тебя не видно.
Светила сверху лишь луна...
О, как же было мне обидно!
О, как же было мне обидно!
О, как же было мне обидно!
Что не со мною ты!!! Одна.
* * *
Лира, кому-то нравится называть её Музой, продик-
товав мне эти строчки нежно прошептала:
-Если ты хочешь завоевать, завоевать, а не покори-
ть эту девушку, прочти ей, хотя бы парочку из этих сти-
хов. Поверь мне, женщины любят поэтов, даже не сто-
лько поэтов, сколько их стихи, которые они посвящают
им. Стихи это твой главный козырь, который у тебя
есть. Если ты не используешь его, она никогда не будет
твоей. А если она будет твоей, то Лира навсегда уйдёт
114
от тебя. Сытые и удовлетворённые всем не дружат с
Лирой. Так решил Бог Аполлон. Так решил Бог Зевс.
Громовержец. Бери блокнот и карандаш. Записывай!
И я начал писать:
О, море! Разбушевавшаяся страсть,
Песок прибрежный покорить стремишься!
И обнимаешься с ним всласть,
И наготы своей ты не стыдишься.
Ласкаешь берег пенистой волной,
Забрать с собою, будто бы, желаешь?
Но он уже пресытился тобой!
И вечно ты от этого страдаешь.
Но друг без друга вам не обойтись!
Вы, ненавидя, любите друг друга
И море шепчет: - Берег, покорись!
В ответ ей берег: - Нет, моя подруга!
Вот так же люди, мучаясь, порой,
Как берег с морем - близки и далёки!
А жизнь бежит, проходит стороной,
Уходит вдаль! Лишь остаются строки...
Лишь остаются строки…
Лишь остаются строки…
Лишь остаются строки…
* * *
Я, отдохнувший физически, но уставший душевно,
от перенапряжения скудных извилин, пообщавшихся с
поэтичной Лирой, пошёл в общежитие.
В комнате, как всегда, стоял густой дым. Сборище
коллег спорило о теории относительности Эйнштейна,
и ядерной физике, что моему мозгу было недоступно.
Но я с умным видом подключился и забыл о Людмиле.
Шли дни, а я больше не решался приглашать её куда-
либо, хотя иногда ловил на себе её взгляды. Страх, кото-
рый появился вдруг после её отказа, стал расти и я сам
старался оттянуть срок следующего разговора с ней. Од-
новременно меня тяготило и другое – обещание данное
115
Марату. На днях он спросил:
-Как дела, на твоём любовном фронте? Ирония не
то, что проглядывалась на его противной физиономии,
а выпирала из всего его организма.
-Нормально! – с улыбкой ответил я ему, отходя в сто-
рону, но внутри меня вспыхнула злость. Парадокс – злиться
и улыбаться одновременно, однако до этого я не замечал в
себе этой черты. Случай помог мне лучше узнать самого себя.
По понедельникам и пятницам у нас практические
занятия по железобетону.
Наша группа разбита на две подгруппы по 15 студентов.
Одна подгруппа работает в лаборатории, во время занятий,
другая после занятий, затем меняются. Мы с Людой в
одной подгруппе,которая сегодня работает после занятий.
Я пришёл в лабораторию,когда почти все были в сборе,
ждали преподавателя.
За последним столом никто не сидел, на нём стояли весы
для взвешивания песка, гравия, цемента и других материалов,
лежали колбы, мензурки, тряпки и ещё всякий хлам.
Я сдвинул всё это на один край, положил на освобо-
дившееся место кипу журналов, взятых только что в
библиотеке, где я был одним из постоянных посетите-
лей, и принялся рассматривать их.
-Кое-кто думает, что здесь библиотека – пропищала
своим контральто Нелли, старшая нашей подгруппы.
Я промолчал.
Подошёл Виктор и взял один журнал, затем ещё кто-то
и вскоре, лаборатория превратилась в читальный зал.
Когда вошёл преподаватель, все стали рассаживаться по
местам.
Я незаметно взял за руку Люду и показал на стул ря-
дом с собой, прочитав в её глазах удивление и любо-
пытство. Поколебавшись, она села.
116
Преподаватель делал перекличку, и в лаборатории
стоял шум. Пользуясь шумом и тем, что впереди нас, за
столом никого не было, я сразу же перешёл в атаку:
Взяв её под столом за руку, я с волненьем прошептал:
-Людочка, давай сегодня проведём вечер в молодёж-
ном кафе!
-Ты что, испытываешь на мне свою храбрость, также
шёпотом, заговорщически, проговорила она, словно, про-
должая прежний наш разговор в сквере и, не выдёргивая
своей руки из моей.
-Что ты! Что ты! Просто мне очень хочется побыть
вдвоём с тобой.
-Знаешь, Ваношка, ты прям таки меня ошарашил. А в
кафе я и сама давно собираюсь сходить. Я даже не знаю
что тебе ответить?!
-Ну, что ты смотришь на меня такими глазами, как
будто бы перед тобой сумасшедший?
-А действительно, не заболел ли ты? А, может ты
влюбился?
-Пока не совсем, но начинаю влюбляться. В такие гла-
за и такие чудесные ямочки на розовых щёчках разве не
влюбишься? А если ты не пойдёшь со мной в кафе – я
утоплюсь, брошусь под поезд, повешусь! - говоря ей эти
слова, я тихонько сжимал ей руку и почувствовал её
нежное ответное пожатие…
-Чтобы ты не пошёл топиться, придётся мне с тобой
идти в кафе.
-Капцов и Грищенко! Я вам отдельно объяснять не
буду! Будьте любезны, ведите себя скромнее.
Все взоры сразу были обращены на нас. Марат злоб-
но смотрел своими карими ядовитыми глазами, грему-
чей змеи.
-Я забыл удельный вес песка и обратился к Грищенко
за помощью! – ответил я преподавателю. Люда благо-
дарно кивнула.
117
-Грищенко, я перешёл на еле слышный шёпот, - я назна-
чаю вам рандеву сегодня вечером на 19.00 возле кафе
«Иоланта».
-Посмотрим, насколько вы точны, Капцов, - одними
движениями губ произнесла Люда, и мы погрузились в
дебри науки.
-А теперь проделаем всё это на практике, возьмём
компоненты и взвесим, затем перемешав, добавим опре-
делённую порцию воды, ещё раз тщательно перемеша-
ем и зальём в формы.
Работая, мы постоянно перемешивались, как песок с
водой, подходили то к одному, то к другому столу. Воз-
ле небольших пропарочных камер Марат оказался ря-
дом с Людой и, улыбаясь, начал тихо ей, что то говори-
ть. По ходу разговора лицо её менялось и из милого
прекрасного личика, становилось бледным и злым.
-Может он тоже приглашает её в кафе? – мелькнула
мыслишка! – Обойдётся! Сегодня и отныне – она моя.
Всё-таки я утёр нос этому гаду. Радость переполняла
меня
Люда подошла к преподавателю и громко сказала:
-Я закончила работу, могу я уйти?
-Да, да конечно. У вас всегда всё получается хорошо.
Она вылетела пулей из лаборатории, А Марат радо-
стно и ехидно улыбался.
-Наверное, пошла готовиться к завтрашним заняти-
ям, чтобы вечером со спокойной совестью пойти со
мной в кафе – думал я.
Оставшееся время до свидания я был как в бреду:
Постирал носки и повесил на батарею, погладил два ра-
за брюки, чтобы выделялась стрелка, тщательно выбрил
появляющийся пушок усов и бороды, чтобы казаться
мужчиной, сходил в душ в подвальном помещении об-
щежития. И всё время напевал «Бесаме мучо», недавно
услышанную по радио. И всё это время я не ходил, а ле-
118
тал. Я совсем забыл о своих, дурацких обещаниях кого-
то укротить. Я действительно, по-настоящему стал влю-
бляться в эту девочку. Или уже влюбился.
Пришёл я на пятнадцать минут раньше. О цветах по-
чему-то не подумал. Да, их и негде было купить, но нар-
вать астры на бесчисленных газонах, не составляло ни
какого труда. Зато купил шоколадку и чтобы она не рас-
таяла положил в журнал «Огонёк». Зачем? Не знаю!
Ведь шоколад можно было заказать и потом, в кафе.
Без пяти семь вечера. Семь. Десять минут восьмого.
Половина восьмого. Её – нет! Женщины всегда опазды-
вают на свидания. Я это знаю по многочисленным кино-
фильмам. Они делают это специально, чтобы их кавале-
ры ждали и нервничали, а затем радостно бросались в
объятия.
Боже мой! Какие мы в юности наивные дурочки? Это
уже в зрелом возрасте, познав немножечко жизнь, я,
принципиально, больше пятнадцати минут - не ждал.
Тогда мобильных телефонов не было и нельзя было
спросить: - Милая, ты идёшь? А то я устал тебя ждать!
Я прождал полтора часа, но, увы? Она так и не приш-
ла. Подходя к общежитию, в порыве злости, мне хотело-
сь зайти к ней и спросить, почему она не пришла. Если
бы она в комнате жила одна, может быть я так и сделал
бы. Но их там проживало четверо и всегда присутство-
вали посторонние.
Посмотрев в её окно, на втором этаже, и увидев её си-
луэт, чтобы не оказаться в дурацком положении перед
ребятами, которым я сказал, что иду в кафе с девушкой,
хорошо что, не сказав с кем, я уехал к брату.
Сегодня суббота. Последний день занятий. Я с бра-
том, на его персональной машине, доехал до его работы,
а затем Юра, его водитель, повёз меня в техникум. Не
доезжая до техникума, попросил остановиться и сошёл,
сказав, что прогуляюсь. Погода была отличной и подоз-
рений у водителя не вызвало.
119
На занятия не пошёл, чтобы не встречаться с ней.
Провидение сверху подсказывало мне избегать сего-
дня каких-либо встреч, а встреча с ней, тем более при-
людно, была бы для меня катастрофой.
Я много позднее узнал, что Марат, в игре со мной и
Людмилой бросил на кон свой последний, выигрышный
козырь, Видя нас в лаборатории довольными и улыба-
ющимися – сказал ей, в тот день, о том, что мною дано
обещание - её укротить. Чтобы «быть на коне», остать-
ся правым, или в отместку ей – пошёл на эту подлость.
Поэтому я, впоследствии долго не понимал, что же
всё-таки с ней произошло?
И чем больше она отвергала меня, тем сильнее меня
тянуло к ней. Чёрт, побери! Если бы она знала истину!
Не о каком укрощении у меня и не было мыслей. Я
просто по уши втюрился в это божественное существо,
которому, для меня, уже не было равных на всём белом свете.
Сегодня суббота. Учебная неделя закончилась. Обще-
житие приобрело, как всегда в субботу, грустный вид.
Все, кто живёт недалеко, разъезжаются по домам.
Люда, с сестрой Аллой, жившие в Горловке, в 25 км от
Енакиево тоже уехали. Мне стало тоскливо и одиноко.
Люда, Опять Люда. Я ловлю себя на мысли о том,
что постоянно думаю о ней. Почему же она не пришла?
А может, отговорила Алла? В последнее время, всё ча-
ще и чаще я думаю о ней. А сегодня она уехала. Её се-
годня не будет. Уже целые сутки я не видел её чарую-
щих глаз. Не будет её и завтра. И ещё более суток - не
увижу любимого человека.
Мне становится грустно. Включаю приёмник. Ловлю
плавную, мелодичную джазовую музыку. Ноги неволь-
но отстукивают в такт ударным. В голове каламбур.
Мысли перескакивают с одного на другое. Почему му-
зыка по-разному действует на человека? Одна заставля-
120
Продолжение 8 следует.