Балалаечник
А он играл на балалайке.
Не с тем, чтоб слышалась хвала,
А ради водки, щей и сайки.
А слава все-таки пришла.
И, видно, не был он бездарен,
И трогал слушавших — до слез.
И про него проезжий барин
Сказал, как плюнул:
— Виртуоз!
И похвалу приняв как ругань,
Он был обижен через край.
Но шла к нему его округа,
Прося и требуя:
— Сыграй!..
И как-то странно хорошея
В преображающий момент,
Он брал, как лебедя за шею,
Свой немудрящий инструмент.
И полным беглого задора
Тем пальцам не было цены,
Так страстно жаждавшим простора.
А под руками—три струны.
То стонут тягостно и смутно,
То звук дробят, бросаясь в пляс.
Живут, меняясь поминутно,
Почти невидимы для глаз.
И вот отстукивают бойко
Под волчий вой, под звон и гик,
И балалайка — это тройка,
А балалаечник—ямщик.
И это спутанные гривы
В тугую нить заплетены.
Нет, три струны на тонком грифе
Как три неведомых страны.
Одна струна — страна печали,
В другой струне — души покой,
А третья — сроду не встречали
Нигде веселости такой!
Но ах как мало!
Слишком мало
Тех звонких струн для этих рук.
Ладонь их к деке прижимала —
И расшибалась тройка вдруг.
А есть рояли и органы,
Что от движения руки
И выдыхают ураганы,
И сотрясают потолки.
Они звучат на светлой сцене.
А у него дела—табак.
Но и его достойно ценят,
Ведут почтительно в кабак.
И он чего-нибудь да значит!
И чтимый, словно бы колдун,
Он долго водку пьет и плачет
О том, что слишком мало струн.
