Я стану Ангелом

Одинокий, отверженный Ангел летал в поднебесье и света искал. Он плакал и больше не верил ни в чудо, ни сказку. Он к счастью стремился, и темные крылья его парили, касаясь почти преисподней. Он к свету стремился, но свет ослеплял его очи, и мощные крылья тянули не к звездам, а в бездну, глубокую бездну. Как страшно упасть и навечные веки оставить мечты, и стремления, и думы в глубинах бездушных, куда даже солнце, великое наше светило, не может добраться, и ветер, гуляка веселый, боится сойти на минуту в ту черную бездну, где царствует мрак. И холод, пронзая горящее сердце, вцепляется в горло и тащит в безликую бездну.
  В Женькиной жизни было очередное безрадостное утро . Сколько таких дней, вечеров уже было и не сосчитать. Она не знала, что такое радость, счастье, любовь и даже не подозревала об их существовании. Другое чувство было вечным спутником этого маленького существа. Оно всегда было рядом, оно составляло сущность  ее жизни. Страх. Девочка панически боялась матери. Если та была дома, то Женька старалась по возможности не попадаться ей на глаза: сидела где-нибудь в сенях, за печкой, на улице. Когда мать окликала, она стремглав бежала к ней и исполняла то, о чем ее просили. Не дай бог, было не услышать ее голос. Тогда... Поэтому находясь где-то, девочка чутко вслушивалась, боясь пропустить момент, когда ее окликнут. 
     Мир вокруг был мал и страшен. Взрослые не обращали на Тонькину девчонку внимание -дети смеялись и презирали. Да и как не презирать! Ведь родители запрещали им водиться  с Женькой. От такой дружбы добра не жди. И сверстники обходили ее стороной, а если их дороги случайно пересекались, то они обзывались, кидались камнями, толкались.
Восьмилетняя Женька, находясь среди людей, жила своей изолированной жизнью.
На  ней всегда были грязные мятые платья, и те мать не покупала. Ей кто-то отдавал их. Девочка не раз слышала, как вдогонку ей кричали:
-Побирушка!Эй, побирушка!
Ее темнорусые волосы редко были промыты. В них часто заводились вши. Мать, отлупив грязнулю-дочь, стригла ее налысо. И это давало еще больший повод для насмешек и издевательств: 
-Лысая башка, дай пирожка! Лысая башка,- повсюду слышала она. Из-под черных, как смоль, дугообразных бровей затравленно на мир смотрели серые глаза. Наверное, ее жизнь была бы совсем невыносима, но у  нее были сильные, слишком сильные  для ее возраста руки и очень быстрые ноги, которые не раз спасали ее от толпы . А руки? Пройдет два года, и опасно будет задеть этого волчонка один на один не только ровесникам, но и ребятам постарше на год-два-три. Это были железные руки. Руки - друзья. Руки - защитники.
       Девочка жила никому не нужной жизнью. Она не знала ласки, ее никто никогда не обнимал, не жалел, не покупал конфет. Нет, конфеты мать покупала с зарплаты, но ей доставалась одна-две: та сама очень любила сладкое. Да и не за что было давать дочери сладости. А кроме того, зубы надо ей беречь.
       Чего было много в Женькиной жизни - так это наказаний. Их просто множество: мать ставила ее в угол на колени, била тапкой, шнуром от кипятильники, сапогами, таскала за волосы, хлестала по лицу, стучала головой о стену, била ногами, если девочка падала, стегала прутьями, веревкой. А дочь, как она всем говорила, ничего не понимает и растет страшной озорницей.
       Вот вчера мать наказала ей прополоть картошку, а эта гадина всего шесть борозд прошла, велела полить огород, а она не полила и половины. Как еще объяснять? Мать брала шланг.
Мать велела, уходя на дойку, полить огород. Женька взяла ведро, кружку и помчалась к речке. Она была недалеко. Метрах в пятидесяти от огорода. Девочка легко их пробежала. Спуск к речушке очень крут. Бабы -соседки с трудом по нему поднимались. Но не беда. Ноги у Женьки сильные. Она ступила на мостик, нагнулась, лихо зачерпнула чуть больше полведра, но ведро не вытаскивалось. Более того оно тянуло ее за собой в речку, задевая за край мостика, оно упиралось и не поднималось. Наконец ей почти удалось выдернуть это проклятое ведро, но половину воды выплеснулось на сандалии. Теперь скользили еще и ноги. Два раза Женька чуть не свалилась в речку.
-Фу, слава богу! Промучившись не меньше  пяти минут, девочка одолела одно ведро. Дальше дело пошло хуже. Она старалась, очень старалась. Вытирая слезы, бежала к речке изо всех сил, она очень торопилась. Ей не хотелось злить мать. Но время было ее неумолимым врагом. Оно шло вперед. Женька выбилась из сил, но не полила и половины.
-Ах, ты сучка! Ты что же это капусту не полила, ах, ты тварина!Хоть убей паскуду! Удар пришелся прямо в лицо Женьке. Она упала, но не заплакала и не поднялась–она слишком устала. Ужасная боль пронзила ее бок. Она сжалась в комочек и лежала.
-Вставай, сучка, на колени! Проси прошения! Девочка покорно встала на колени:
-Мамка, прости меня, я буду слушаться, я буду тебе помогать!
        Надо сказать, что еще одно чувство жило в душе этого забитого, запуганного насмерть, но все еще улыбчивого человечка–это зависть. Она видела: другие девочки ходили в красивых платьях, сандалиях, с бантиками. А ей мать никогда и ничего не покупала. Игрушек  у нее не было никаких.  Но скучать-то совсем некогда: мать давала множество поручений. Она редко стирала, и заставляла часто эту работу делать свою ленивую дочь.
         Иногда Женьке помогал отчим, которого она называла папкой. Он был ее единственной защитой и надеждой. При нем мать редко ее избивала. Но Женька понимала, что и сам папка мог получить выволочку. Но отчим порой так странно на нее смотрел, что ей становилось не по себе. И тогда она пряталась и от него.
        Так жила Женька всегда. Ничего другого она не представляла. Она была совсем одинока. Ей не с кем было поговорить, некому пожаловаться, не с кем посмеяться. Наверное, поэтому она часто говорила с букашками, воробьями, березкой около дома. Это были ее единственные друзья.
-Здравствуй, березка, - обращалась она к дереву. О чем ты думаешь? Кто это сломал твою веточку. Наверное, ты тоже не помогала мамке. Это она тебя так? Она тихонько трогала веточку, потом тряпочкой  перевязывала и шептала:
-Ты не бойся, деревце. Все заживет. Ты только мамку слушайся. Березка шелестела что-то своими листочками в ответ.
-А меня мамка в школу не пускает, говорит, что я очень больна, сердечница. И мне нельзя учиться. А мне уже восемь лет. Мамка говорит, что я скоро умру, поэтому мне запрещена лишняя нагрузка.
-А ты знаешь, что такое умру? Наверное, это когда в горле больно-больно.
-Не знаешь? А еще когда умрешь, тебя в гроб положат и закопают. Мне в земле будет очень страшно. Я ведь боюсь темноты.
-А ты?– Листья березы трепетали. Что именно, никто не знал, понимала только Женька.
-А я очень хотела в школу. Так хотела.
Как страшно упасть, и навечные веки оставить мечты, и стремления, и думы в глубинах бездушных, куда даже солнце, великое наше светило, не может добраться, и ветер, гуляка веселый, боится сойти на минуту в опасную черную бездну, где царствует мрак. И холод, пронзая горящее сердце, вцепляется в горло и тащит в безликую бездну.