Было ль то аль не было, не ведаю. За что купил, за то и продаю. Сказывают, случилось это в старопрежние времена, когда в Тридевятом царстве ещё Горох царём был.

 

Было у Гороха-царя три сына. Старший умный был. Больше всех его царь-батюшка любил. Да и матушка в нём души не чаяла. Нраву скромного, поперёк родительской воли слова никогда не скажет, к родителям с уважением да с почётом. Как кто из братьев напрокудничает, так старшой уж тут как тут. Разнимет, слёзы-сопли утрёт и бежит царю с царицей докладывать: так, мол, и так.

 

Средний брат уродился тютя-вятя, серединка на половинку. Сперва рос детина как детина. А как спьяну с поповичем подрался да оглоблей по голове получил, так у него придурь и началась. Тут, говорит, помню, а тут не помню. Шибко ему это дело жизнь упрощало. Придёт к нему, бывает, заимодавец долг требовать, а царевич ему и говорит: вот как бог свят, не помню, чтоб в долг брал. Расписку ему подсунут, а он всё своё: не помню и шабаш.

 

Меньшой брательник самый хилый был. Потому научился хитрить, ловчить да изворачиваться. Бывает, бранным словцом приложит кого, тот в драку. Где бы умному бежать, этот как вкопанный стоит. Отмутузят его, а он сразу к лекарю побои снимать. Ну и засудит обидчика так, что тот без порток останется да по миру пойдёт. Словом, дурак был меньшой, но польза казне от него агромадная выходила.

 

Вот состарился царь, видит, силы уж не те. Значит, надобно наследнику трон передавать, а самому на покой, лежать на печке да в потолок плевать. Вот призвал он троих сыновей к себе и говорит:

— Большие вы уже, крепко на земле стоите. Нечего вам за мамкиной юбкой да тятькиной мантией сидеть. Пора бы и своим-то умом пожить. Женить вас надобно.

 

Переглянулись братовья в недоумении, да и говорят:

— Что ж, батюшка, поделать? Ведь нет у нас невест. Женитьба-то дело такая, тут ответственно подойти надо.

А сами про себя думают: энто как же — жениться? Ещё не нагулялись, кажись, вволю. А как женишься, ни тебе девок портить, ни тебе в кабак заглянуть. Неохота парням в петлю голову совать.

 

А царь своё гнёт.

— Завтра поутру, — говорит, — возьмите каждый по луку да по стреле. Выйдете во чисто поле, пустите стрелы в разные стороны да и пойдёте их искать. На какой двор стрела упадёт, там себе невесту и ищите. Такой вам мой отцовский сказ.

 

Пригорюнились братья, да делать нечего. Встали до зари, вышли в чисто поле да и пустили стрелы в разные стороны. И пошли своей судьбы искать.

 

Старшого стрела на княжий двор угодила. Только князь бездетный был. Написал он для батюшки царя грамоту, что-де, прости, мил человек, да так уж вышло, Обрадовался старшой царевич да бегом домой родителям докладывать.

 

Среднего царевича стрела во купеческий двор прилетела да купчихе прямо в зад вонзилась. Как пришёл царевич к купцу, тот взбеленился и давай парня мутузить. Уж потом выспросил, как да почему такая дурь царевичу в голову взбрела. Тот поохал, покряхтел да и рассказал про отцову волю.

 

Говорит ему купец:

— Нету у меня дочек. Сын только. К делу не приспособлен, проку от него никакого. Да ещё на парней смазливых всё поглядывает. Хочешь, его в жёны бери. Только сраму не оберёшься. А на нет и суда нет. Не обессудь.

 

Накарябал неграмотно записку и отпустил царевича бока лечить да на судьбу сетовать.

 

А меньшого стрела в болото угодила. А день ненастный выдался, холодный. Взял царевич флягу с живой водой ячменной, сплёл из ивовых прутьев снегоступы-болотоходы и попёр грязь месить. Шёл он, шёл и забрёл в самую глушь, в место топкое да хлипкое.

 

Видит царевич: сидит на кочке жаба и во рту стрелу его держит. Спрашивает её царевич:

— Сказывай, где взяла енто? Не то как поддам сейчас.

А та в ответ ни гу-гу, вестимо. Ну, дурак, он дурак и есть. Кто в своём уме с жабой разговаривать станет?

 

Схватил дурак за стрелу, потянул, а стрела в крови. Смотрит дурак, а у жабы одной щеки ровно и не бывало вовсе. Дырка такая, что аж ветер свистит. Ну, дурак жалостливый был да отходчивый. Набрал в рот живой воды, чтобы рану спрыснуть, да проглотил ненароком. Затеплело у царевича внутри, голову закружило. Подобрел царевич ещё больше. Вдругорядь набирает в рот живой воды да как прыснет жабе на рану. Та с кочки вознялась да и давай на всю трясину вопить благим матом.

 

Ну, к мату дурак приучён был сызмальства, его этим не удивить было. Другое смекнул: жаба-то говорящая! Хвать её за ногу и вспрашивает:

— Ты пошто, такая-сякая, мою стрелу поймала? Что я теперь батюшке с матушкой скажу?

— А ты пошто меня стрелил? — Жаба после живой воды тоже добродушной сделалась, не серчает уж.

 

Сказывает ей царевич, что отец учудил. Жаба только головой качает да передними лапами всплёскивает.

— Ишь, — говорит, — ирод! Ишь супостат! Кабы у меня дети были, так разе ж я стала бы над имя так куражиться! Ужо я бы нашла девку какую-никакую для каждого. Что ж, царевич! Одначе, делать неча, коли отцова воля такова. Придётся тебе меня в жёны брать.

 

— Ну да, — отвечает дурак, — держи карман шире, докторская колбаса влезет. На что мне така жена? Что я с тобой делать буду? В пруд посажу? Ты вона какая, бугорчатая да холодная. И детишек мне не народишь.

— Авось да нарожу, — молвит жаба. — А что неказиста с виду, так с лица воды не пить. Зато я дочь царя болотного. Где ты себе ещё царевну найдёшь?

 

А меньшой сын хоть и дурак, а грамоте обучен. Бывало, тайком от родителей стащит книгу взрослую и читает. Много разного вычитал да на ус намотал. Говорит он жабе:

— Дура-голова! Да как же ты мне родишь, когда мы друг с другом... это... как его... генетически несовместимы? Да и группа крови у нас всяко разная. В общем, не пара ты мне.

— Какая жабость! Ладно, раз подобру-поздорову не хочешь, я отца позову.

 

Как свистнет она дыркой в щеке! Вылез из трясины болотный царь. Сам как коряга ослизлая, ростом в три сажени, ручищи словно сучья корявые, а на голове кочка моховая.

— Кто таков? — И глазищами зелёными на царевича зыркает так, что аж мороз по коже.

Царевич ещё живой воды хлебнул для храбрости и сказывает сызнова: так и так, хошь как хошь, а вот пришлось волю отцову сполнять.

 

Расхохотался царь болотный — будто дерево гнилое скрипит. А потом и говорит:

— Как есть ты дурень. Ты мою дочь ещё в деле не видал, а уж морду воротишь. Знаешь, какая хозяйка! Второй такой в целом мире не сыщешь. Женись. А коли нет, так я с тебя ущерб взыщу. И за телесные повреждения, и за моральную травму.

 

Жаба вторит: женись, не пожалеешь. А сама подпрыгнула, башкой оземь ударилась и стала раскрасавица писаная. Набрала тины да грязи болотной, замесила тесто. В ладоши хлопнула раз — печь появилась. Другой хлопнула — в печи огонь заполыхал. Нарвала листьев, улиток наловила, в тесто закатала и посадила пирог в печь. Дух по болоту пошёл такой, что у царевича аж слюни побежали.

 

Испёкся пирог, подаёт царевна-жаба на стол. Ест царевич и остановиться не может, до того вкусно. А тем временем умелица-мастерица осоки собрала да других трав. Пряжу насучила, две ветки гладкие да острые нашла. Не успел царевич оглянуться, как уж свитер ему готов. Да так ладно связан, что сразу впору пришёлся.

— Что ж, — говорит дурак. — Видно, и впрямь от судьбы не убежишь. Придётся тебя в жёны брать. А что до наследников, так не больно-то они мне и нужны, если честно.

 

Привёз невесту домой, сказывает матушке с батюшкой, как дело вышло. Те подивились, погоревали да и смирились. Царёво слово, знамо дело. Сыграли свадебку, отдали молодым новый терем и стали дальше жить-поживать.

 

По указу царя собрали в стольном граде всех мужей учёных и велели им способ сыскать, как наследником царя осчастливить. Нашлись генетики. Год корпели, опыты делали да труды писали. Виданное ли дело — чтобы у человека от жабы дитё народилось. Однако царь казны не жалел, и вскоре удалось удачное скрещивание произвести. Правда, дитё лупоглазое вышло и с небольшим хвостиком. Зато в воде как рыба плавало и не тонуло. По-научному, значит, человек-амфибия вышел.

 

А на трон младший и сам не рвался, и среднего отговорил. Посадил Горох старшого сына на царствие да и отошёл на покой. Младший же сын с женой душа в душу жили. Любое дело у них спорилось, а сын хоть и неказист был, да зато башковитый. Учился хорошо, ума набирался., а как подрос, своё дело открыл. Рыбу без уды да без сетей ловит. И на стол накрыть, и на продажу. Самая лучшая рыба у него в лавке продавалась, так что от охочих отбою не было. И нажили они втрое больше супротив прежнего.

 

А всё почему? Да потому, что негоже по одёжке встречать. А кто за красотой да роскошью не погнался, тому и счастье в дом. Так-то!