На эхо надежды идущий...

— Здравствуй, Керри моя. Звёзды ярче весной — далеко

освещают равнину. Змеящийся длинно окоп

пьёт олу’ненность вод, окуная язык в озерко.

И о сером цветасто сейчас рассуждать нам легко,

если сумрак стекает надеждой в окрестный простор,

и стихает вдали пуль визгливый неспевшийся хор.

 

Так фальшивит, вещая, слащавый трибунистый вздор,

верой мажет посулов заржа’вевший старый затвор.

Нас ведь, Керри, в герои теперь за убийства зачли.

 

С ливнем алые тут по оврагам струятся ручьи.

Лучший друг, с кем спиною к спине — под увалом земли,

там, внизу — со свиданьицем? — черви целуют в ночи.

 

Ворон клёкотом хриплым примкнуть к соловьям норовит.

Зябким утром восход с горизонта изнанкой кровит —

ножевыми прожилками шрамов под травы пролит.

Встосковалось с рассветом. А помнишь ли —

утро… не брит?..

 

Здесь и эхо — не эхо, на голос осколок летит.

Керри, веришь? Гул страха теперь уж не так басовит.

Рядом череп белёсый, дождями до блеска отмыт —

поля сторож зловещий — разбужен, с молчанием зрит

в небо блёклое. Примулы — будто зрачки из глазниц —

наблюдают бесстрастно метания встрёпанных птиц.

 

Иней рани морозной коснулся мурав-плащаниц:

лица, плечи — иконами нерукотворных божниц.

 

Неземная усталость так манит в элизиум сна.

Слушай, Керри… не плачь и не жди, мне дорога одна:

мыс заветный — там кофе душистый в беседке, луна…

её трубочка-луч… бесконечность покоя сполна.

☆ ☆ ☆

— Рыжим лисом лукавым в наш город прокрался апрель.

Обнимать бы тюльпаны, от запахов утра дуреть,

под стаккато дождя босиком танцевать во дворе…

Боль не выдышать с дымом рассветных туманов, мой Блэр.

 

Словно въелись под кожу пустынные злые ветра.

Морок памяти резать узор по живому горазд.

Чай заснуть не поможет, а виски добила вчера.

В тихом омуте вымерли черти, истаял мираж,

где беспечные песни, полынные пряные сны.

 

Блэр, не надо… не стоит испытывать чувство вины,

ты всегда был таким — недомашним, взрывным, неручным,

да и мой неуживчивый нрав предпочёл остальным.

 

Я в порядке… почти. В трубку девочкам вру: «very good»,

только поняли — в гости давненько уже не зовут.

В небе тёмном жонглирует звёздами призрачный шут…

 

Знаешь, Блэр… я, пожалуй, в стихах это всё опишу,

если спрятанный страх, что прорваться наружу спешит,

не иссушит чернила, не вытупит карандаши.

Сочиню пенье птиц, ливня шум и сигналы машин —

в эту яркую блажь без утрат мы, смеясь, убежим.

 

А пока прорастает сквозь корку тоски новый день.

Помнишь, ласковый мой шалопай, солнца луч на воде?

Отдыхай... Ворожу, удержу на заре твою тень,

не пущу за черту, сберегу, не отдам пустоте.