И снова...

И снова...
Я знаю, что ты мое солнечное сплетение,
две трети моего неспокойного сердца и половина мозга…
Я верю, что не всё ещё потеряно, что никогда не поздно
развести в камине огонь и согреться,
положив голову на твои колени…
Бог создал
нас вместе, в общей счастливой рубахе,
в окоёме,
в пределах одной вселенной,
чтобы не было лиха и страха – ничего кроме
добровольно-взаимного плена.
Чтобы осенью ходить в четыре ноги по рыжим упругим листьям,
в самые темные дни, Боже убереги, в два голоса тихо молиться,
скулы сжимая от боли.
Играть в четыре руки все великие мелодии мира,
переставив местами ноты, ключи, бемоли,
бекары, диезы,
переписав партитуры, перевернув клавиры…
Чтобы не бояться упасть, когда будем идти по лезвию,
а потом к подошвам друг друга прикладывать подорожник
и радоваться, что час этот прожит.
А потом, как в сказке, в один и тот же сакральный день,
может, вечером, может утром,
может, в полдень, когда очередная странная тень
набредёт на чей-то витой плетень,
и наступит безвременный сумрак ¬
не важно… Главное, чтобы сочной была осока, а роса терпка,
чтобы где-то у горизонта парил сокол, пробивая дорогу сквозь облака,
уйти туда, куда уходят по сроку, а возвращаются через века…
И снова искать того, кому вручишь две трети своего неспокойного сердца,
о ком в окаянные дни будет ныть солнечное сплетение,
кто будет с тобой топтать выцветшую сухую траву
вечерами осенними,
А по утрам варить кофе с солью и каенским перцем.
И надеяться, вглядываясь в чужие черты,
что это ты…