Вот он, сам себя нелепей, переваливается, дирижабль в свинцовом небе, оболочка из свинца. Допустите, так бывает, на момент поверьте мне, как охотник на привале, на Перова полотне, молодой который, справа, с самокруткой не у рта... «Нет, – выстукивает клава,– это не белиберда, далеко, конечно, где-то, на какой-то из планет, по закону Архимеда... почему бы таки нет?»

 

Мечет молнии зловеще тучка под... нет, тучка – над, из неё активно хлещет по нему свинцовый град... Задарма, как пули в заю. Не волнуйтесь, всё ажур: из чего там пули – знаю... и об этом не пишу. Рёв движка помножьте нА шесть, потому что там их шесть, и когда на сердце тяжесть, в них поскрипывает жесть. Но вообще летит он плавно, как фанера над Москвой, передатчик в рубке главной подаёт сигнал «я свой», хоть в две тысячи двадцатом, говорят, радары злы, но сигнал из-за свинца там ни хрена никто не слы...

 

Бьют литавры, реют флаги, прут солдаты на парад. И не видят, бедолаги, что над ними в аккурат боевой пузырь летучий, маскируясь и хитря, воедино слившись с тучей, проплывает втихаря! Каблуки вбивая в камень, чередой идут полки, машут барышни платками из танталовой фольги и, фотоны щедро тратя, мрачный день сводя на нет, в такт шагам мерцает радий генеральских эполет!

 

Шириной два метра точно, метр двадцать сверху вниз... Вот такой, хочу, ковёр чтоб над кроватью бы повис, хуже редьки корня злого надоевшего – взамен...

 

А не копия Перова – трафаретный гобелен!